Кто хочет, поспорьте, что первая проверка капканов не задает сезону ритм.
Еще как задает. Представляю ощущения Валеры, когда первый полный обход капканов принес ему добычи втрое от всего прошлого сезона.
И какой родила энтузиазм простая арифметика. А именно, что 4 коротких путика о 200-ах капканах показали уловистость один соболь на 80 ловушко - суток.
Причин богатого улова могло быть несколько. Или сработали все сразу. (А) долгое время неопромышляемые угодья, (б) активная кочевка, (в) удачно расположенные путики, (г) совпадение начала лова с кочевкой.
Разберем причины подробнее. Соболь простак, а который капкана не видел - простак вдвое. Во время кочевки места соболю незнакомы, а конкуренция за пищу велика. Путик поперек пути кочевки дает всем соболям шанс познакомиться с приманкой. Если зверек ходит, он более нуждается в пище, чем местный, который не ходит и не тратит энергию. Что ему, местному – не поймает еду – так спать ляжет.
Хотя, промазать Валере с расположением путиков в относительно узком распадке, надо было постараться. Распадок и задавал направление кочевкам. Тут интуиция сыграла, наверное. Или знания.
Ну, мы теперь это твердо знаем, что в предгорьях всё очень просто. Соболь кочует ежегодно и предсказуемо. Сверху - вниз. Это на равнине – поди, угадай его намерения. Мудрецом надо быть охотнику на равнинах. Вынужденно бедным мудрецом.
После первого обхода Валера нанес все поимки и пересечения собольих следов на схему путиков.
Что отмечено им:
Единое направление миграции угадывалось. Соболь шел вдоль реки, вниз по ее течению в трех случаях из четырех. Что намекало на соотношение ходовых соболей к местным.
Могло это быть вертикальной кочевкой? Вполне. Из литературы Валера помнил, что такие кочевки случаются.
Дружным ходом зверек, скорее всего, намекал, что уходит. А учитывая относительное обилие мышá, наличие ореха, и то, что не критичных: морозов и уровня снега не было, не понятно почему.
Конечно, даже если найти все ответы, на все «почему», они на будущее освоение угодий, на устойчивость локального промысла, тем более, на какие-то производственные решения не способны повлиять. Так, прикладной интерес.
Почему не повлияют – потому что добытчик чаще ходит, где ему удобно, а не там, где не пройти. От повадок добытчика и сложился к тем временам баланс интересов соболя и охотника на него. Все-таки цена продукта уже не стоила избыточных усилий. И не заставляла охотника испытывать лишние трудности.
В случае с Валерой не было к чему эти избыточные усилия применить. Предгорный лес был редок, потому буреломом не обилен. Оттого и хорошим был ход. Да и горы не те. Низкие горы. Вершины вряд ли достигали 1500 м.н.у.м. хилая растительность на склонах вплотную приближалась к гольцам. А перевалы, если лесисты, были вдвое ниже. Все это было сдобрено останцами, курумами, обрывами и скалами. А в понижениях, буреломом. В этих развалах, завалах и расселинах и таилась любимая добыча соболя. Сообщая угодьям кормность, соболю скрытность, а охотнику раздолье.
И все-таки, почему соболь уходил? Этот вопрос пока остался без ответа.
Соболь вообще-то зверек малоподвижный, если сытый. Устраивает забеги лишь после морозов. Скорее от молодечества, нежели от голода. Поиск птицы в лунках для него - молодечество. Поскольку усилия не стоят полученных калорий. Может гурман он? Тоже вряд ли, чаще лентяй. От павшего оленя не отойдет.
Кроме того, к началу снегопадов местный соболь уже имеет разведанные и припрятанные объедки. И стресс от снежного покрова пережидает в укромных местах. Делая краткие переходы меж местами с едой. Далеко от кормных массивов, не удаляясь. Как, например, в кедровниках. Стресс не причина миграций, все-таки.
Это потом, мигранты, трогают местных, которым сообщают хаотичные перемещения, вытесняя из богатых на корм участков. Сами, отчего-то, редко надолго останавливаясь на них.
Ответа на вопрос отчего уходит соболь не было. Но наблюдения накапливались. И не для того, чтобы усовершенствовать процесс. Что там хитрого в процессе – ставь капканы всюду, авось что попадет.
А может быть и нет, интерес дает корм энтузиазму. А тот продлевает жизнь. Придумывая новые загадки. На которые, чтобы ответить, и ста лет мало.
….
На той же волне азарта, наконец-то ободрав, высушив и выправив крайнего соболя из пойманных, Валера сделал краткую вылазку от базовой избы вверх по реке. И добыл лося километрах в пяти от избы, почти на берегу.
Крупный бык был облаян собаками. Те лаяли не очень азартно. Не было интереса. Лес был темный, очень неровный, бугры перемежались с понижениями, были покрыты обильным подростом. Валера увидел лося издали, тот был спокоен, и, кажется, кормился. Добросовестно прицелился и сразу уронил.
Подбежал, кобели дергали тушу, уже не без фанатизма. Инстинктивно, как это делали их предки миллионы лет назад. Такая связь времен.
Лось был очень старый - зубы были стерты до основания. А как нас учили, старые звери говорят как об устойчивости группировки, так и о деградации ее. Не факт, конечно. Чувствовал ли себя Валера регулировщиком лосьего царства? Может быть.
Разобрал добычу, уложил компактно на снег. Взял с собой печень и вырезку. Назавтра вернулся на лыжах, с нарточками. Веревками привязал жерди меж двух стволов, и на них сложил уже подмороженное мясо. Что делать с рогатой головой не решил, оставил так.
Теперь надо строить склад. Недоступный птице, мышу и росомахе. И все же Валера пока был не уверен, будет ли по мясу план. Ии затраты сил на склад могут оказаться впустую.
……
К вечеру третьего дня случился Морозов, он пришел уже на лыжах:
- Вот, решил тряхнуть стариной.
- Напарники вытеснили?
- Да вроде бы нормальные оне, но, будто чужие.
- Как так?
- Вербованный он всегда в уме имеет место, где родился, и будет тут крушить, чтобы там устроиться.
- Да не всегда же.
- Да, всегда же, это какой то экспорт алчности, наперемежку с инфантилизмом получается, замучишься переучивать каждого. Да и учит только время. Хоть повезло, что умелые, а далее капканы обходить, сами справятся.
- Не до охоты жадность?
- Если бы - до меха. Учить меня вздумали, куда продать улов, чтобы с прибытком остаться, а зачем мне прибыток, если всего вдоволь, а если чего не вдоволь, то оно даром не надо. Так и не смогли мне объяснить. Им-то понятно – взял – толкнул – и улетел красиво жить. Перелетные…
- Тоже нормально – на курорте лето отнерестятся, чтобы зиму на нерест заработать.
Морозов хохотнул:
- Странный мир грядет. Будто эмигранты в своей стране, не ладно это.
- Ну, всякого не заставишь на свой лад жить, народ он везде разный.
- А годный быват, отчего-то, только там, где родился.
- Ну, не мы придумали свободу выбора, а деды наши сделали нашу страну, широкόй и родной.
- Но мы придумали деньги, которые могут сводить с ума.
- Отменять не будем, да и учить ни к чему, вырастут, сами поймут.
- Да некуда им расти. Это молодежь можно выучить – кого правильными словами, а то наоборот.
За ужином, под густой суп из грудинки и жареного рябчика на второе, Морозов ворчать перестал, и обсудили план. А план был прост. Пригнать снегоход, накатать дорогу, спустить бочки с топливом поближе к базовой избе. А там смотреть. Оптимизм Морозову придавало то, что по пути с перевала он насчитал два десятка разных следов лосей.
