Как-то раз я делала уборку в квартире. Муж сидел в кресле, уткнувшись в смартфон, и время от времени искоса поглядывал на меня. Протирая люстру, я решила заодно и перегоревшую лампочку сменить. Выкрутила, и вдруг она выскользнула из рук и разбилась о стремянку, на которой я стояла. Я стала собирать осколки.
Петр словно ждал какой-нибудь моей оплошности. Он тут же вскочил с кресла с криком:
– Растяпа! Откуда у тебя руки растут, а? – затем вышел, ругаясь себе под нос: – И зачем я только на тебе женился? Вокруг столько нормальных девушек было, а я, дурак, выбрал тебя, курицу!
У меня внезапно сильно закружилась голова. Неужели снова приступ? Медленно добралась до кресла. Села. Каждый раз после скандала с мужем меня мучили головные боли. Не хотелось ни есть, ни пить. Да и жить не хотелось. Надо было давно сходить к врачу, но Петр считал, что я внушаю себе эту болезнь, притворяюсь. Я пила таблетки, которые не помогали, а в поликлинику всё не шла. В общем, сама виновата...
Но в тот раз мне было особенно плохо. Пока я сидела, откинувшись на спинку кресла, вспоминала свою безрадостную семейную жизнь...
Нашему с Петром браку больше тридцати лет. Дети наши уже взрослые, живут отдельно, а мы вместо того, чтобы жить друг для друга, продолжаем нелепое существование в постоянной вражде.
А ведь замуж я выходила по любви. И Петя говорил, что любит меня, что хочет от меня детей. Через год родился Олег, еще через два года – дочь Аня. Так, как мы и хотели: мальчик и девочка.
Первое время жили со свекровью. Мать Петра была женщиной властной. Меня она почему-то сразу невзлюбила. Наверное, ревновала к сыну. Я старалась помогать, никогда не спорила, но отношение свекрови ко мне не менялось.
Когда у нас появилось свое жилье, я думала, что все будет по-другому. Но я ошибалась. Петр, оказывается, тоже был по природе деспотом. Я удивлялась: при матери он не повышал голоса, а когда оказался в своей квартире, резко изменился. Придирки свекрови показались мне просто детским лепетом. Если мужу что-то было не по нраву – он начинал орать и скандалить. Я терпела. Ведь детям нужен был отец.
Сына Петр пытался воспитывать сам:
– Пусть растет настоящим мужиком.
Брал Олега с собой в гараж, на рыбалку. Я не сразу поняла, что муж настраивает его против меня. В результате сын стал неуправляемым.
Пользуясь разногласиями между нами, Олег делал все, что хотел. В итоге стал плохо учиться, попал в дурную компанию. Единственной моей отрадой была дочка Аня, она меня понимала и помогала во всем.
...Я перебирала в памяти события жизни, а головная боль становилась все сильней. Позвала мужа, но он был на кухне и не слышал. Тогда я тихонько выбралась из гостиной. Петр уже успокоился и сидел за столом с чашкой чая.
Держась за стенку, я попросила:
– Вызови «скорую»... мне плохо.
– Да не нужна тебе никакая «скорая», ты сама себе внушаешь...
Но, взглянув на меня, муж все же нехотя вызвал неотложку. Врач осмотрел меня, сделал кардиограмму, измерил давление. Потом сказал:
– Необходима госпитализация.
Так я оказалась в больнице. После домашних скандалов тут было хорошо. Лежишь себе спокойно, отдыхаешь. Приступ мне сняли быстро, сделали полное обследование, поставили диагноз. Операцию делать не стали, назначили интенсивное лечение.
Часто меня навещала Аня, иногда вместе с Олегом. Дети очень волновалась за меня, особенно дочка. А вот Петр не навестил ни разу. Обидно мне не было, наоборот, я отчетливо поняла, что без него гораздо лучше.
Как-то вечером, дня через три после госпитализации, я впервые вышла в коридор прогуляться и там познакомилась с очень интересным человеком.
Александр, отставной военный, лежал в клинике на плановом обследовании. Мы разговорились. Он оказался вдовцом, на семь лет старше меня, но выглядел молодо и бодро. Рассказывал о своей службе, о местах, в которых побывал, о друзьях. Говорил, что довелось служить и в горячих точках. Я спросила, было ли ему страшно. Он ответил, что да, иногда было, но страх «догонял» уже после боя.
Я слушала его с восхищением и удивлением. Как будто попала в иной мир, где мне хорошо, и я сама кому-то интересна.
На второй день знакомства Саша принес мне букет тюльпанов:
– Это вам, Оля. Апрельский букет.
Я вдруг почувствовала, что краснею. Муж никогда не дарил мне цветов. На следующий день – опять цветы.
К Саше почти каждый день приходила дочь, и среди гостинцев обязательно был букет цветов, как потом выяснилось, принесенный по его просьбе специально для меня.
– С вами мне очень спокойно и тепло, – признался однажды Саша.
– И мне тоже хорошо с вами...
Вскоре Сашу выписали. Он зашел ко мне попрощаться:
– Мне кажется, что мы знаем друг друга очень давно. Теперь буду скучать без вас... без тебя буду скучать.
Он взял меня за руку:
– Оля, теперь у тебя есть друг. Если понадобится помощь или просто поговорить захочется, звони в любое время. Номер телефона ты знаешь, а адрес я записал на листке. Вдруг понадобится.
– Спасибо, я обязательно позвоню...
Через несколько дней меня выписали. Дочь отпросилась с работы, чтобы проводить меня до дома. А муж так и не пришел.
Я медленно шла по только что высохшему асфальту к такси и вдыхала свежий апрельский воздух. Щурилась от солнца и думала о том, что каждый год приходит весна, а я не успеваю ее почувствовать. Почему так? На мысленно заданный вопрос сам собой пришел ответ: я слишком погружена в свои заботы и думы о несостоявшемся счастье. А оно тут, вокруг, надо только повернуться к нему лицом.
Аня проводила меня до дома и ушла на работу. Когда я вошла в квартиру, Петр не выразил совершенно никакой радости, а только выдал:
– Явилась? Поесть мне приготовь, а то бутерброды надоели. И побыстрей...
Я огляделась: кругом мусор, пыль, в кухне гора невымытой посуды, в ванной куча грязной одежды. Муж продолжал бубнить, но его брань доносилась словно издалека и ко мне теперь не имела никакого отношения.
Раньше я жалела себя, а теперь мне стало жаль его. На что он тратит свою жизнь? Я молча перемыла всю посуду, вытерла пыль, разложила разбросанные вещи, включила стиральную машину. Потом приняла душ, и мне стало очень легко, потому что я приняла решение.
Позвонив Саше, я сложила в сумку самое необходимое. Уже у двери я обернулась к остолбеневшему Петру:
– Развесь свои чистые вещи сушиться. И чайник сними с плиты. Потом вышла и тихо закрыла дверь.