Мужчина шел не быстро, но достаточно уверенно, едва ли не чеканя каждый шаг. Как человек, который знает твердо куда и зачем ему нужно, но очень не хочет там оказаться. Звук его каблуков перескакивал от стены к стене и взмывал невидимой свечкой под темные высокие своды каменного коридора. Одет он был строго и в то же время немного странно. Черный костюм тройка, бордовый галстук, черные лакированные ботинки, которые и являлись причиной нервного эха, гулявшего между серых стен. На плечах у него была ослепительно-белая меховая накидка, скрепленная на груди золотым медальоном. На руках - кольчужные серебряные перчатки.
Он дошел до массивной железной двери, холодно посмотрел на стоявших по бокам стражников. Те вытянулись струной так, что их костюмы протестующе затрещали. У них не было накидок, а ладони лежали на рукоятях широких двуручных мечей, уткнувшихся остриями в пол.
- Как он? - спросил мужчина, встав напротив двери.
- Сегодня хорошо, тихо.
Сказал один.
- Танцует.
Добавил второй.
- Хорошо, - глухо повторил мужчина, взялся за потертую бронзовую ручку в виде головы дракона, потянул дверь на себя.
Его бледное скуластое лицо озарилось легким золотистым светом, идущим из-за двери. Он немного помедлил и сделал шаг внутрь.
Комната имела форму широкого вертикального цилиндра. В ней не было мебели, не было хоть каких-нибудь предметов интерьера. Потемневшие от времени голые стены уносились в чернеющую высь, где невообразимо далеко мерцал слабый голубоватый огонек. Посреди комнаты в метре от земли парила простая инвалидная коляска. В ней сидел сухой изможденный старик в белой льняной рубахе до колен. Его голова была запрокинута вверх, беззубый рот распахнут так широко, что, казалось, еще немного и тонкая пергаментная кожа на лице лопнет. Или, скорее, треснет.
И осыпется на пол беспомощной мертвой перхотью, обнажив пожелтевшие от времени кости черепа.
Старик не отрываясь смотрел на далекий огонек в вышине. Затуманенный взор блуждал где-то там. Раскинув в стороны руки, он делал ими легкие танцевальные па. Тонкие пальцы с выпирающими угловатыми костяшками нервно подрагивали, когда он перебирал невидимые струны, под одному ему слышимую музыку. И он весь светился. Тем самым светом, что озарил вошедшего.
Мужчина замер в дверном проеме, молча наблюдая за парящим в воздухе стариком. Вдруг судорожно вздохнул, лицо его исказила гримаса невыносимой боли. Он тряхнул головой, сжал тонкие бескровные губы и пошел вперед. Дойдя до коляски осторожно взял ее за поручни, опустил вниз. По серебряным перчаткам пробежали короткие извилистые молнии. Сидевший в коляске не обратил на это никакого внимания, все также продолжая перебирать пальцами. Мужчина повернул коляску к двери и повез ее к выходу.
Теплый летний вечер обнял их, как старых знакомых. Едва заметный ветер ласково, почти нежно, шевелил редкие седые пряди человека в коляске. Теперь голова его покоилась на груди. Мужчина неторопливо вез его через парк, по тропинке, посыпанной битым красным кирпичом. Туда, где в озере отражался тёмно-бордовый шар заходящего солнца. Нахальный маленький воробей звонко чирикнул и спланировал с ветки дерева на руку старика, покоящуюся на поручне коляски. Тот вздрогнул, открыл глаза. Увидел наглеца и улыбнулся. Мужчина в накидке хотел было согнать птицу, но его остановил тихий голос.
- Не надо. Пусть прокатится.
- Тебе сегодня лучше, - сказал мужчина, снова берясь за поручни.
- Да, я увидел музыку. Она меня заворожила.
Какое-то время они молчали. Через несколько минут мужчина снова заговорил.
- Это может быть ремиссией? Ты снова будешь прежним?
- Нет, мой старый друг, ты сам это знаешь. За чудеса надо платить.
- Но не такой ценой! - неожиданно воскликнул мужчина, спугнув криком воробья.
- А какой?, - в голосе старика послышалась усмешка, - Во сколько ты бы оценил свою, столь долгую жизнь?
- Если бы я знал, что мне придется наблюдать, как ты,.. - голос мужчины дрогнул, - становишься таким...
- Это твоя плата. Так устроен мир.
- Этот мир почти сожрал тебя! Я говорил, что ты слишком добр. Иногда нужно уметь отказывать.
- А ты бы смог отказаться дышать?
- Мое дыхание меня не убивает! Это не плата, а наказание за то, что ты посмел сойти с креста и не принял муки!
- Пусть так. Оставим пустой спор, - миролюбиво ответил старик, - Ты сам знаешь, мое время давно прошло, но боишься себе в этом признаться.
Они спустились по тропинке к озеру и мужчина вывез коляску на небольшой деревянный причал. Из домика вышел смотритель, однако увидев, кто его гости, поспешно скрылся обратно.
- А помнишь, как мы познакомились? - оживился старик, - Ты сидел, рыбачил и невероятно злился, потому что не мог поймать ни одной рыбешки. Крыл несчастный пруд на чем свет стоит.
- А ты спрыгнул на воду и начал доставать жирных окуней, - рассмеялся мужчина. - Вся деревня потом ходила за тобой по пятам, особенно мальчишки.
- А когда прокуратор издал указ о моей поимке, ты оказался единственным, кому хватило смелости укрывать меня от солдат. За что поплатился своей семьей.
- Да брось, - отмахнулся мужчина, - Ты всё равно их воскресил, когда сошел с креста.
С озера подул прохладный ветер. Мужчина снял меховую накидку и накрыл ей человека в коляске. Сам, скрестив ноги, сел рядом.
- Я сделал то, что считал правильным, - продолжил он, - И не ошибся, как показало время.
- Верен, что твой Иуда? - старик посмотрел на друга, - Кажется так с тех пор говорят.
- Так. И не только. Но...
- Тогда ты знаешь, что должен сделать на этот раз.
- Нет! - мужчина вскочил, - ты не можешь просить меня...
В этот момент старик вдруг засипел, худое тело выгнулось дугой. Меховая накидка полетела на землю. Тонкие пальцы сжались в кулаки и домик смотрителя с хрустом смяла невидимая чудовищная сила. Вода в озере закипела. В отчаянной попытке спастись, десятки рыб начали выпрыгивать на берег, и даже на высокий причал.
Иуда подхватил почти невесомое тело из коляски на руки, прижал к себе. Несколько деревьев в парке вспыхнули яркими факелами.
- Сейчас всё пройдет, сейчас, потерпи, - шептал он бьющемуся в конвульсиях Иешуа.
Все прекратилось также резко, как и началось. Только из-под обломков дома слышался стон и над парком протянулось сизое марево гари и дыма. Мужчина хотел посадить старика обратно, но замер, услышав его слова.
- Сделай то, что нужно. Или все мои чудеса станут напрасны, когда я уничтожу мир.
- Я что-нибудь придумаю, я смогу...
- Да, ты сможешь. Я верю, ты справишься. Отпусти меня.
Старик замолчал, прикрыв глаза. Иуда стоял и беззвучно плакал, прижимая к себе изможденного старика в белой льняной рубахе. Он сделал шаг к краю причала, вытянул тело на руках. Его друг благодарно улыбнулся и глубоко вздохнул.
Мгновение спустя, Иуда бросил тело Иешуа в воду.
Мелководье у причала неожиданно окрасилось в глубокий синий цвет, словно это была самая середина какого-нибудь океана. А Иуда смотрел на исчезающую кромку багрового солнца за горизонтом. И ему казалось, что оно никогда больше не взойдет.
По крайней мере - для него.