Аль выглянул в коридор, убедился, что тот пуст, взлетел по лестнице на верхний уровень башни. Огляделся, выдохнул обрадованно: никого.
Еще пару месяцев назад он и подумать не мог, что станет жаждать одиночества. Насиделся в покоях, ощущая себя то ли принцем в изгнании, то ли дворцовым призраком, а каждый выход наружу казался пыткой.
Когда был маленький, не понимал, почему его избегают. Став старше, избегать начал сам. Слуги его не замечали, придворные — тоже, а родственники… От них он и сам держался подальше.
«Птичник». Так их называла Юля, когда думала, что ее никто не слышит. Гнездом личров их считал сам Аль.
Личры опасаются нападать на взрослых, зато любят охотиться на детей. В раннем детстве Аль часто мечтал проснуться взрослым, чтобы «личры» и глянуть боялись в его сторону. Потом понял, что повзрослеть за ночь… Увы, такое только в сказках бывает.
Отбросил глупые мечты, усмехнулся горько. А ведь кто-то ему завидовал, мечтал о дворце. Но у него не было такого количества дядюшек и тетушек, считавших своим долгом напомнить ему о его слабости, о долге перед страной, да еще вложить в детскую голову толику своей мудрости.
Зато теперь все изменилось.
Аль сел на каменный пол башни, вытянул ноги, прикрыл глаза, отдаваясь раздумьям. Академия оказалась совсем не такой, какой он себе представлял. Здесь тоже были свои «личры», но, слава пламени, были и те, кто плевать хотел на его статус. Полтора месяца Аль в академии, а кажется — вечность. Сколько всего случилось, много к чему пришлось привыкать. Например, жить по четверо в комнате. Обходиться без слуг и без охраны безмолвных. Последнее было непривычнее всего — жить без надзора, но кто-то из ребят просветил, что безмолвные здесь все же есть: старшекурсники, выбравшие себе эту специализацию. Даже если это так, Аль сейчас ничего не нарушает. И ему до пламени нужно побыть одному.
Хотя дворец всегда был полон народа, Аль ощущал там себя скорее частью интерьера, чем высочеством и уж тем более сыном. Вот положено жить Шестому наследнику — он и живет, а сильно ли отличается от кресла или стола, никого не волнует. На приемах его старались не замечать, но когда случайно натыкались взглядом, морщили лица, отворачивались либо разражались длинными и нудными речами, которые сводились к многочисленным «не». Не достоин, не умен, не силен, не одарен и так далее… Позор пламени.
В академии все иначе. Здесь он всего лишь один из многих. И это равенство позволяет то, чего лишал дворец. «Высочество» можно было проверить на силу пламени. Причем без особых последствий. Драки между воспитанниками официально были запрещены, но поединки один на один, особенно у малышни, спускались без последствий. И ему нравилось это равенство. Даже то, что приходилось доказывать правду не только на словах… Зато все было по-настоящему, без притворства. Без укоризненного «Ваше высочество, как вы можете?!» с гадливостью на лице, точно со слизнем разговаривали. А еще здесь действовало отличное правило: прогорел один — отвечают все! Как оказалось, совместные наказания здорово сближают. Без отсылки на родовитость.
Аль улыбнулся, вспомнив, как Юля напевала смешную песенку «Драться надо — так дерись». Все-таки ассара сильно отличалась от привычных ему воспитателей, но при этом понимала его лучше остальных. Ассара — пламя его сердца.
Аль никому не рассказывал, зачем удрал в тот мир. Все решили: почуял появление ассары или наслушался сказок о чудесах немагического мира, вот и удрал погулять. Никто даже не догадывался, что ничего он не почуял и не просто погулять удрал, а решил остаться в том мире навсегда. Отказаться от пламени. Убить в себе то, что оказалось ненужным его семье. Только Юля что-то почуяла, когда пыталась уговорить вернуться.
Аль давно знал, что на малое совершеннолетие его удалят из дворца. Бывший наставник не скрывал этого. И готовил его скорее к жизни вне дворца, чем к учебе в академии. Но упрямство — наследная черта королевской семьи. Аль верил в изгнание и одновременно не желал его принимать. Занимался тайком от наставника. Брал без спроса книги в библиотеке, читая их ночами. Бегал вверх и вниз по крутой лестнице. Сначала без ничего, потом с ведрами, наполненными водой. Закалял характер, отказываясь от сладкого. И все равно этого было мало… Ничтожно мало для того, чтобы доказать, что он достоин стать Столпом. А ему так хотелось убедить отца, что мама не зря пожертвовала своей жизнью, что он сильный и сможет пройти ритуал. Но жизнь… увы, безжалостнее пламени.
Вот тогда он и выбрал тот мир, рассудив, что если там нет магии, то его дар, возможно, и не проснется. А еще его заворожили рассказы Кайлеса о различных механизмах, о качелях для детей, о холодном сладком молоке, об оживших детских сказках, о местных «принцах», которые могут сами распоряжаться своей жизнью... Он засыпал дядю вопросами, а в груди в это время росло убеждение: если изгнание, то только туда, где никто и не слышал о Шестом и королевстве Асмас.
Фактически Кайлес приходился ему двоюродным братом, как и всем остальным братьям, но из-за существенной разницы в возрасте Аль привык называть его дядей.
Побег готовился долго и тщательно, а потом Аль случайно заметил у дяди в лаборатории ключ к порталу и рванул, забыв все приготовления. Единственное, на что хватило ума, — вставить мыслевик да активировать плетения, наложенные Лайрой на родовой амулет.
Лайра была единственной во дворце, кто относился к нему по-доброму. Остальные слуги либо жалели, считая убогим, либо сторонились, точно он был проклят. И только Лайра тайком называла «младшим братом». Пела по вечерам тапунские песни, рассказывала легенды своего народа, прятала книги от проверок наставника, лечила синяки, смазывала ссадины. Она же подсказала про воду и ведра. И она была единственной, кого Аль посвятил в план побега.
Лайра же ему и указала на главное препятствие — родовой амулет, который он сам снять не мог. Лайра тоже не могла, зато могла сделать так, чтобы амулет стал невидимым, а вместе с ним невидимым для погони становился и Аль.
Чужой мир встретил неприветливо, но Аль бодрил себя тем, что обязательно привыкнет: к вонючему воздуху, к странным повозкам, к высоким зданиям и к местной еде, но главное — к жизни без магии, к отсутствию постоянного контроля. В общем, к свободе!
Лес ему не понравился: мокро и пусто, а молодая листва — надкусил — оказалась невкусной. На дорогу соваться не стал: боязно. До ближайших домов, неказистых, деревянных, что были видны, решил дойти пешком. И уже потом, подходя к ним, ощутил, что у него появилась цель. И стали неважными вонючий воздух, странные машины и собственный страх — все вытеснила потребность найти ассару. Он сам себе напоминал магический компас, настроенный на единственную цель — ассару.
Первым встретившимся ему людям, одетым в странную, местами грязную одежду, Аль сказал правду: «Я потерялся и ищу дорогу домой». Ведь его дом теперь был там, где была его ассара.
Люди почему-то приняли его за малыша. Он решил, что так даже лучше, ведь когда ты маленький, можно ничего не объяснять, а просто твердить «Надо! Ну очень надо! Пожалуйста!!!».
Люди долго охали и возмущались. Предлагали куда-то «звонить». И тогда он сделал то, чего давным-давно не делал, — заплакал. Во дворце слезы не работали. Никогда. А о том, что за них могут наказывать в два раза сильнее, он узнал довольно рано. «Стыдитесь, ваше высочество! Слезы — это вода, а вода — враг пламени. Как же вы можете предавать свою стихию?» Предавать огонь Аль не собирался, но что оставалось делать, если обида жжет сердце, а слезы сами текут из глаз?
Этот мир был другим, и слезы тут работали. Нашелся какой-то дядька, который вызвался доставить «мальца» до дома, пусть только покажет, куда ехать. Он даже был согласен посидеть в машине и убедиться, что ребенка забрали.
Так он встретил свою ассару. И все стало иначе. Словно за спиной встала невидимая защита, и можно было не бояться предательского удара. Пусть он все еще оставался слабаком для «птичника» и его могли выгнать из дворца, но с этой поддержкой Аль был согласен жить где угодно. Он заново учился видеть мир. Без злобы, без отчаяния, без тягостного ожидания отречения от титула. А еще он учился доверять окружающим и верить в себя.
И было так здорово ощущать чужие эмоции… Пусть слабо, часто едва ощутимо, но даже эти слабые отголоски прогоняли кислое чувство одиночества, и Аль больше не чувствовал себя частью дворцовой обстановки.
Первое время он часто просыпался в страхе, боясь, что ему все приснилось. Прислушивался к эмоциям ассары, и только убедившись, что все спокойно, засыпал. Даже когда Юля заблокировала связь и снимала блок на несколько часов в день, ему хватало и этого. Просто знать, что она рядом и никуда не исчезнет.
С ней было нестрашно гулять по дворцу, быть на приемах, встречаться с родственниками и придворными. Немного обижало то, что она не брала его с собой, когда срывалась в приключения, но он знал, что Юля его оберегает и боится навредить. Она часто твердила про репутацию, про то, что на него вся страна смотрит. Но при этом не забывала упомянуть, что в академии смотреть не станут ни на связи, ни на родство, а спросят по полной! И правило «едины все» можно отлично использовать себе на пользу.
Аль и использовал. Нет, он не делал послаблений в обучении, потому что твердо решил — у лучшей ассары должен быть лучший воспитанник, но позволил себе немного расслабиться и стать самим собой: чаще смеяться, не бояться заводить друзей и не переживать о «высочестве».
Утром Аль проснулся сам, а не по приказу наставника, встал, выглянул в окно и улыбнулся солнцу.
— С днем рождения, Совенок, — поздравил он себя.
Ему нравилось это прозвище: было в нем что-то уютное и домашнее, а еще оно почему-то напоминало о матери. Пусть он видел ее лишь на портретах, но ему очень хотелось верить, что будь она жива, то называла бы его таким же милым прозвищем. И братьям — он слышал сам — оно запало в душу. Даже наставник Ирлан, несмотря на свою строгость, пару раз назвал его так.
Сегодня во дворце устроили бы праздник — малое совершеннолетие Шестого наследника. Нарядили бы виновника торжества, как куклу. С фальшивыми улыбками дарили бы подарки. А потом, на утро, зачитали бы приказ отца об удалении из дворца. Скорее всего, его отправили бы на материк в чужую семью. Отец наверняка уже нашел подходящий вариант.
Так что именно здесь и сейчас Аль совершенно не жалел о том, что никакого праздника у него нет. Как и о том, что пришлось раньше приехать в академию. Лучше так, чем снова умирать от страха за Юлю. Тот день, когда ее похитили, он запомнит на всю жизнь, как и дикий страх при мысли, что она может умереть.
Первый курс академии имел весьма условные даты начала. Курсанты приезжали сюда в течение года, сразу после наступления малого совершеннолетия. Максимальный разрешенный срок задержки составлял один месяц. После этого у курсанта могли начаться первые проблески дара, и родовой дом рисковал сгореть в пожаре.
Но Аль в этом году ломал одну традицию за другой. Сбежал в другой мир, притащил с собой ассару, да к тому же еще и женщину, а потом заявился в академию за полтора месяца до собственного малого совершеннолетия и за два месяца до начала учебного года. Пусть на первом курсе занимались в основном повторением того, что проходили дома, но даже это повторение требовалось подготовить для внезапно нарисовавшегося курсанта.
В Асмасе традиции имели огромное значение, однако и почитание ассарства было не менее велико. Шестой, сам того не желая, заставил многие семьи задуматься о будущем своих детей. Высший свет поделился на тех, кто ставил на ассару, и тех, кто считал, что даже ассара не поможет Шестому стать Столпом. Но потом случилась победа на детских зимних играх, и число сторонников его высочества возросло. Пошли слухи, что ассара собирается заниматься с Шестым по особой программе и потому раньше времени уезжает в академию. Так, внезапно Аль превратился в объект для подражания. Долгое время его никто не воспринимал всерьез, но теперь весь высший свет не желал обнаружить, что его высочество обошел их детей по учебе.
— Вот ты где. — Над полом показалась коротко обстриженная голова Шиля.
Шильярд был сыном наместника Пятого тэората и двоюродным братом Аля, но все звали его просто Шиль, а он и не возражал. Трое старших братьев закалили его характер, а уж какой опыт они ему передали… Врожденная богатая фантазия вкупе с не менее богатым опытом доводили до того, что Шиль искрил идеями раз по сто на дню. За некоторые, правда, ему прилетало от своих же сокурсников…
— Стынешь? — спросил Шиль с сочувствием, вставая рядом.
Аль пожал плечами. Ему все еще было непросто общаться с товарищами. Они поначалу тоже дичились высочества, но тесная комната, ежедневные занятия, а уж тем более совместные наказания ломали любой лед.
— Ах да, сегодня твое малое совершеннолетие, — проговорил Шиль задумчиво и вдруг выпалил зло, высовываясь в окно: — Могли бы и отпустить во дворец по такому поводу! У-у-у, изверги, сволочи! — погрозил он невидимым наставникам. — Вздохнул: — Мое лишь через два с половиной месяца. Не знаю, какой личр укусил моего отца, раз он решил отправить меня сюда раньше, но я не жалею. Здесь веселее, чем дома.
— И веселее, чем во дворце, — согласился Аль.
— Да ну, — изумился Шиль, не поверив. — Рассказывай… У вас там один зверинец чего стоит. А плавающие острова?
— А зал скорби? — парировал Аль. Помрачнел. Вздохнул и признался: — Мне редко позволяли выходить из покоев. Только по праздникам.
Шиль недоверчиво покачал головой — не поверил. Потом отмахнулся от заморочек королевской семьи и требовательно спросил:
— Что делать будешь?
Аль вопросительно вскинул брови.
— У тебя же праздник! А ты поглядел на солнце — и все? — И Шиль принялся активно размахивать руками, помогая своему красноречию: — О нас подумал? Мы же твои будущие подданные. Никто не может знать наперед волю огня. Вдруг выберет тебя? Готовиться нужно. Ты думаешь, зачем тебя сюда послали? Огонь научиться контролировать? Во дворце башен полно — нашли бы, куда сослать. Нет, ты здесь, чтобы понять нас, твоих подданных, и научиться не только управлять нами, но и заботиться. Вот тебе первое задание. Подданные любят праздники, а уж день рождения короля надо отметить с… — Шиль с сомнением оглядел потрескавшиеся от времени каменные стены башни и закончил: — Хоть как-нибудь.
«Хоть как-нибудь!» — ворчал про себя Аль, идя по коридору к своей комнате. Как будто это так просто! Еще этот запрет на вечеринки, сборища после отбоя и ограниченный список того, что разрешалось держать в комнатах… И никакой еды или напитков в том списке не значилось. Как тут устроить праздник? Теперь он лучше понимал Пятого и сам был готов озвереть при мысли, что ему пятнадцать лет еще видеть эти стены.
После того, как две недели назад Аль «вспыхнул», к общим занятиям добавились медитации. И теперь по три-четыре часа в день он проводил в особом зале под присмотром наставников, пытаясь договориться с пламенем. Это было непросто. Пламя напоминало упрямством вальшгаса и покоряться не желало. Аль нервничал, злился, пламя злилось в ответ, и ему пришлось потратить вечер на оттирание закопченных стен. Уборка, как ни странно, помогла умерить гнев, но учеба все равно продвигалась медленно. И хоть наставники заверяли, что так и должно быть, он все равно злился и нервничал.
Аль уже и не помнил, когда бездельничал. Наставники словно сговорились выжать из него все силы. С утра общие лекции, потом медитация, тренировки и снова медитация. Очень много медитаций. Вечером хватало сил лишь на то, чтобы доползти до постели. А единственный выходной надо было тратить на самоподготовку. И медитации никто не отменял.
Поначалу он гордился тем, что вспыхнул первым. Ловил на себе уважительно-завистливые взгляды, слышал шепотки за спиной «А что вы хотели? У него же ассара!», но потом, когда остальные играли в мяч в парке, а он отсиживал нижнюю часть спины на занятиях, гордость ушла сама.
Вдобавок Аля сильно огорчало то, что Юли сейчас почти не было в академии. Водная стихия не хотела поддаваться ассаре, и Четвертый принял решение перенести занятия на берег моря. Аль подозревал, что дело не только в стихии, и был искренне рад за Юлю, но скучать от этого меньше не стал.
Вздохнул. До отбоя меньше часа. Все ребята наверняка уже в курсе, а у него ни единой идеи… Покрутился у закрытой столовой. Впечатлился охранной системой и решил не рисковать. Погрустил у корпуса, где жила ассара. Почти решился послать вопль отчаяния по связи, но потом представил размеры ее испуга — она точно подумает, что его убивают — и отказался от этой мысли. Не маленький. Должен сам учиться решать проблемы без помощи ассары. Так ничего и не придумав, уныло поплелся к себе.
— Эй, малек, отбой только для старших, что ли? — недовольно прошипела стена справа.
— Совсем страх потеряли новенькие. Жди их непонятно сколько, — не менее зло проворчали справа.
И слегка ошалевшего Аля безо всякого почтения схватили за шиворот и потащили по коридору на улицу. Отдать должное, брыкаться он не стал. Позволил себя вывести наружу и только потом саданул державшего под коленку, подпрыгнул, выкрутившись из захвата, и рванул было в сторону.
Пустота выругалась — удар вышел болезненным, — зато его товарищ оказался проворнее, и через мгновение спеленатый по рукам и ногам высочество был водружен на плечо и транспортирован в сторону загонов вальшгасов.
Аль растерялся. С одной стороны, он понимал, что старшие действуют по чьему-то приказу. С другой — это академия. Может, у них тренировка? Или тренировка у него? Кто знает, что там в голове у преподавателей. И что делать? Поднимать тревогу, активировать родовой амулет или подождать?
Висеть на плече завернутым в обездвиживающее заклинание, точно в ковер, было неудобно, но терпимо. И Аль решил подождать.
— Так, малек, не орать, не рыпаться, старших не бить, понял?
Поставленный на землю Аль задрал голову, глянул на злое лицо старшекурсника и понятливо кивнул. Этот точно отвесит затрещину и не посмотрит на то, что перед ним высочество.
— Тогда залезай и побыстрее. Транспортное средство подано.
Аль оглянулся, и на поляне, позади загонов, задрожал воздух, сгущаясь в черную тень с гребнем на спине и крыльями. Шестой задохнулся от радости, а в голове уже рокотал голос калкалоса:
— Так, сопля, лезть аккуратно, держаться крепко и не визжать.
Аль благоговейно кивнул, поклонился уважительно и, почти не дыша, полез на калкалоса. В голове билось восторженное «Неужели я сейчас полечу на калкалосе?!»
Драго сделал пару упругих шагов, оттолкнулся и неожиданно легко для такой туши взмыл в воздух. Плавно повернул к стене академии, и Аль едва сдержал восхищенный вскрик. С одной стороны проплывали огни башен и центрального здания, с другой угадывался силуэт горного хребта.
— Слышь, козявка, у тебя сегодня праздник? День рождения?
Драго был явно настроен поболтать. Он медленно планировал, повторяя извилистый ход каменной стены. Аль пригнулся: они как раз проплывали мимо ректорской башни, и Шестой с испугом ждал, что оттуда донесется разгневанный возглас: «Курсант Альгар, вы куда? Сейчас же вернитесь к себе!».
— А смысл вам, двуногим, отмечать то, к чему вы не причастны? То ли дело Первый полет или Первый выброс пламени.
Стена сделала резкий поворот, они тоже повернули, и Аль перевел дух: ректорская башня скрылась из вида.
— А как вы их отмечаете? — спросил Аль, стараясь быть максимально вежливым.
Калкалос не то чтобы пугал своим видом, но однозначно внушал уважение. Тем более что он был другом ассары. Да и послушать про их традиции было познавательно.
— Ха! — выдохнул Драго, и прямо по курсу перед его мордой запылали мелкие частички огня. — В день Первого полета ты поднимаешься к самому солнцу, пока чешуйки не начинают покрываться льдом, а воздуха почти не остается. Ну а Первый огонь… Слышал о закопченных скалах? Хотя куда тебе, мелкота, слышать о таком. Скалы на том острове белы, точно снег, и на них ничего не растет. Выбираешь одну-единственную, прилетаешь каждый год и дышишь огнем, пока она не станет черной от копоти. Красота…
Аль легко представил белоснежные скалы, с большим трудом покрытые черной копотью, и сильно засомневался, что второй вариант ему понравится больше, чем первый. Но было понятно: чем больше скалу закоптит калкалос, тем сильнее его пламя. И это было достойное испытание силы.
— А если однажды ему не удастся покрыть всю скалу копотью? — поинтересовался, уже видя внизу крышу с праздничными огнями и машущий руками силуэт.
— Это значит, козявка, что приходит время последнего вздоха в глубинах северного моря.
Они приземлились. Аль соскочил, бросился было к Юле, но замер, обернулся, склонился в вежливом поклоне:
— Премного благодарен, господин Драго, за ваш рассказ и доставку сюда. — И только потом рванул в Юлины объятия.
Обнял крепко-крепко, вжимаясь лицом в живот. И на душе стало тепло, а все проблемы померкли. Ассара рядом — значит, все будет хорошо.
— Растешь, — похвалил, подходя, Четвертый. Потянулся взъерошить волосы, но передумал, зато Юля затискала за двоих.
— Рассказывай, — потянула за собой на постеленное на крыше покрывало.
— А можно, — Аль неуверенно оглянулся на брата, — позвать сюда друзей? Троих. Я с ними в одной комнате живу.
Юля улыбнулась:
— Конечно можно.
Организовались быстро. Фильярг связался с кем-то из старших курсов, Драго не без ворчания слетал за «мелкотней», и скоро на крыше стало людно. Мальчишки, придавленные высоким положением взрослых, поначалу жутко стеснялись, но потом природная любознательность победила, и над крышей все чаще стал разноситься задорный смех.
Расположились на покрывале. Вместо стола использовали плоскую плетеную коробку, в которой Юля привезла еду.
— Нас не заметят? — с беспокойством поинтересовался Аль.
Крыша была ярко освещена плавающими в воздухе световиками. Еще трое разных по размеру были поставлены друг на друга, а на верхний, самый мелкий, зачем-то было надето ведро. Все трое явно изображали какую-то фигуру, которая периодически начинала расползаться, но под строгим взглядом ассары вновь выстраивалась в вертикальную линию.
— Не переживай, — Юля потрепала Совенка по голове, — кому нужно, те в курсе, а остальным знать необязательно. К тому же это заброшенная башня. Чужие здесь не ходят.
И Аль расслабился. Потянулся за тортом. На столе не было скучной и правильной еды, не было красивых тарелок — все ели из деревянных, зато были лепешки с насыпанной сверху начинкой (вариант пиццы), земные конфеты, разноцветные желе, местные пирожные, фрукты и много ягодного компота в кувшинах.
Как часто, сидя за богато накрытым столом в парадной столовой и слушая напыщенные поздравительные речи, ловя на себе ненавидящие взгляды, он мечтал о таком вот дне рождения! В горле встал ком, Аль сглотнул, запрокинул голову, вынуждая чуть не выступившие слезы закатиться обратно. Если брат заметит — до старости дразнить будет, что на малом совершеннолетии рыдал, как девчонка.
— За Шестого, — поднял стакан с компотом Фильярг. — За моего младшего братишку и его успехи. Пусть его огонь горит ярко до конца дней.
Все дружно присоединились, но не успели допить компот, как на крыше появились довольный Второй и чуть встрепанный, с побелкой на плечах Третий.
— Смотрю, младший уже обзавелся свитой. Молодец, так держать. — Ларс бросил в брата коробку с подарком. — С днем рождения, братишка. Отец обещал отправить свой. Так что готовься.
Аль вздрогнул. Подарки отца всегда были со смыслом. В прошлый раз он подарил сыну портал-ловушку, которая выкинула его в молочное озеро. Ох и перепугался Аль, рухнув с двух метров в теплую воду. А сколько успел нахлебаться, пока не понял, что воды ему в том озере по грудь. Только замысел отца не оправдал его надежд — Аль не смог преодолеть страх перед водой. Зато с Юлей он рискнул окунуться даже в Бездну. Впрочем, вслед за ассарой он, наверное, и в жерло вулкана отправился бы.
— Не пугай заранее, — проворчал Харт. Вздохнул. Стряхнул с плеч побелку. Укоризненно посмотрел на Второго, но тот сделал вид, что ничего не заметил.
— Не понимаю, — Юля разглядывала братьев, — как тебе удается проникать в академию сквозь барьер?
Мелкотня затихла, навострив уши. Ларс принял небрежную позу, укладываясь вдоль покрывала. Внимание ему явно льстило. Подхватил кусочек лепешки, надкусил, прожевал и ответил:
— Даже если расскажу, вам все равно не повторить. — И одобрительно кивнул, смакуя: — Вкусно. Просто и одновременно вкусно. Твоя придумка, сестренка?
— Не моя, — отреклась Юля. — Эту еду придумали давно и в другой стране. Чтобы не выкидывать остатки еды, ее клали на хлеб и подогревали в печи. Потом начали добавлять сыр, соусы.
Второй закашлялся, отодвинул от себя кусок лепешки, с подозрением оглядел и спросил:
— Это тоже объедки от чьего-то ужина?
— О нет, — засмеялась Юля, — не переживай. Со временем это блюдо стали готовить не из объедков, а просто из продуктов.
Ларс облегченно, но шумно выдохнул.
Глава 2
Было уже близко к полуночи, когда они разошлись. Аль с сожалением обнял ассару в последний раз. Стер рукавом выступившие слезы — не сдержал-таки. Товарищи деликатно отвернулись.
Это был такой замечательный вечер. Сначала играли в смешные земные игры. Старшие братья тоже не остались в стороне. Второй жутко ругался, когда Третий наступил ему на руку, пытаясь дотянуться до своего цветового круга. На что Четвертый заметил, что Ларс слишком стар для таких игр и сам виноват в пострадавшей конечности. В ответ Второй решил доказать, что он нисколько не стар, а заодно проверить, действительно ли Четвертый так хорош, как о нем говорят, и вызвал на поединок. Тут пришла очередь ассары ругаться, когда оба, увлекшись, чуть не свалились с крыши. Драго решил выступить миротворцем и окатил обоих высочеств пламенем. Маневр удался, спорщики успокоились.
— Смотри и учись, братишка. — Третий кивнул на дуэлянтов, осматривающих одежду на предмет прожженных пятен. — Даже в дружеской драке они не забыли поставить щиты. А почему?
— Потому что огонь требует уважения?
— Верно. Потому что огонь — самая сложная стихия, с которой всегда нужно быть на шаг впереди. Запомни это крепко-накрепко.
Потом они дружно учили ассару играть в «догони пламя». Задували огненных человечков, а те с руганью бегали по торту и не давались. Один заскочил на Третьего, нырнул за шиворот, и Харт порадовал всех диким танцем в попытках вытрясти огонек из одежды.
— Не грусти, — Юля обняла приунывшего было Аля за плечи, поцеловала в лоб, — я всегда рядом. Рано или поздно вода покорится мне, и я вернусь.
— Я тоже, — со значением проговорил Четвертый.
Аль вздрогнул. Выходит, не зря по академии ходили слухи, что брат собирается стать инструктором боевой подготовки. Вряд ли он обойдет своим вниманием первый курс. И тогда… пламя им всем в помощь.
— Мы, наверное, уже пойдем, — потянул за рукав Шиль.
— Конечно.
Юля с неохотой выпустила Совенка из объятий. Не отрываясь, смотрела, как они рассаживаются на Драго, и долго провожала взглядом крылатый силуэт, пока тот не растворился в сумраке ночи. Вроде ненадолго расстаются, а сердце все равно болит отпускать.
— Аль, выходит, это правда? Его высочество собирается нас тренировать? — Шиль удобнее перехватил коробку.
Подарков оказалось так много, что у Аля не хватало рук все унести самому. По большей части ему достались разные полезности для учебы — братья выбирали, следуя своему опыту, — и только Юля, как всегда, плевала на необходимость, подарив игрушки и головоломки.
— Похоже на то, — согласно кивнул Аль, и все приуныли.
Лучший боец академии вряд ли окажется мягким наставником, а уж для брата и вовсе ничего не пожалеет… До седьмого пота гонять станет.
— Так, мальки, хватит болтать, пламя в ноги — и быстро спать по кроваткам. — Темнота сгустилась двумя силуэтами — старшекурсники.
Их вежливо сопроводили в корпус первогодок, убедились, что они не попались на глаза патрулю или дежурному учителю, и оставили одних.
Письмо отца ждало, мягко сияя на тумбочке около кровати. Аль сначала убрал подарки в шкаф, сходил умылся и только потом трясущимися от нервного ожидания руками вскрыл конверт. На белой плотной бумаге под королевским вензелем было написано лишь несколько слов: «Я отменил указ. Учись и ничего не бойся».
Аль выдохнул, ощущая, как сердце проваливается вниз, как слабеют ноги и наваливается опустошенность, а с плеч точно по камню скатывается вниз. И становится легче дышать.
«Отменил».
В него поверили. Нет больше неугодного сына, которого надо выслать из дворца. Есть Шестое высочество, будущий Столп, и Аль сделает все, чтобы оправдать доверие отца.
Сжал кулаки, выпрямился, расправляя плечи и вздергивая подбородок.
Да, он станет лучшим.
Третий тэорат. Дворец
Харт насторожился, когда на пороге кабинета возник Первый, а за его спиной мялась прекрасно знакомая девица Софрана. Третий уже подзабыл об этой проблеме. Зря. И что связывает ее со старшим братом? Ему, конечно, докладывали о том, что Лиестр проводит опыты по стабилизирующему контуру, но вот имен не называли: брат был тем еще конспиратором. А тут… Догадка Харту не понравилась, но он заставил себя встать навстречу гостям и даже улыбнуться.
— Брат, как я рад тебя видеть. Госпожа Софрана, мое почтение.
Легкий румянец на девичьих щеках, нарочитое изучение стены за его спиной подсказали, что «проблема» решила поиграть в дипломатию. Нет, право, даже смешно. Уголек против костра. Но занятно. Нужно было все-таки отправить прыткую девицу домой, к батюшке. Однако закрутился с делами, пытаясь перебороть народное недовольство и доказать, что женщина в академии еще не конец всему. А девица сама о себе позаботилась. И, судя по довольной роже братца, вполне успешно.
Харт знал, что у ассары появятся последовательницы. Надеялся лишь, что не так скоро и не очень много. Не угадал. Все завертелось слишком быстро. И теперь ему придется разбираться с последствиями собственной недальновидности.
— Плохо выглядишь, — заявил Первый, устраиваясь в кресле.
Харт не ответил. Лиестр любил заходить издалека, а еще в его словах следовало искать второй и третий смыслы. Вот и сейчас невинный вопрос «Много работы, да?» имел под собой подоплеку в виде предложения:
— А я тебе помощника нашел.
— У меня уже есть секретарь, — буркнул Харт, в упор разглядывая «помощника».
Софрана не отрывала взгляд от колен, но румянец, ползущий по коже — вон уже до ушей добрался, — нервно вздымающуюся грудь и зардевшийся кончик носа было непросто скрыть. Отвратительно. Не помощник, а сборник красных пятен.
— Твой секретарь вечно в полях. Его никогда нет на месте, — фыркнул Первый.
Что правда, то правда. Харт не делал различий между секретарем и помощником. А его работа во многом требовала личного присутствия. Как говорится, лучше один раз зажечь пламя, чем бесконечно о нем говорить.
— Секретарь должен быть всегда под рукой, — поучал Лиестр на правах старшего.
Делами он должен быть занят, до которых у него, Харта, не доходят руки, а бумаги он и сам может просмотреть, чтобы не гадать потом, что упустил секретарь.
— Ты же погряз в бумагах. Бардак, а не рабочий стол, — повысил голос брат, и Харт не без удовольствия заметил, как вздрогнул навязываемый ему помощник.
Почему-то представилось, как он стоит, наклонившись, за спиной, вдыхая приятный аромат духов, и указывает краснеющей от досады помощнице на ошибки, а изящное плечико подрагивает совсем рядом с его рукой…
— Ни за что! — отрезал Третий.
Поднялся. Посмотрел с укором на Первого, но тот лишь огорченно поджал губы. Хорошо, гад, морду лица держит. «Помощник» уже настолько опустила голову, что еще немного — и упрется лбом в стол. И нужно ему вот это краснеющее чудо? Как-то раньше госпожа Софрана бойчее казалась.
— Оставь нас, — попросил вдруг Первый, и девушка со вздохом облегчения, так и не подняв головы, выскочила из кабинета.
— И в кого ты такой упрямец?! — спросил с раздражением Лиестр.
Харт лишь усмехнулся и достал из шкафа пару стаканов, плеснул на дно огневухи и поставил перед братом.
— Во всех нас, — ответил, салютнув стаканом, Харт.
Лиестр неодобрительно покрутил свой стакан — он всегда был поборником правил. Посмотрел за окно — до заката оставалось еще часов пять, — вздохнул и опрокинул в себя напиток. Прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям, и наконец признался:
— Боюсь я за девчонку. Прибить ведь могут сгоряча. А тут, под твоим крылышком, она вроде как в безопасности.
— Все-таки поставил, — резюмировал Харт. Плеснул еще. Подобная новость на сухую воспринималась плохо.
Лиестр развел руками:
— Сам знаешь, сколько мы к этому шли. А тут такой шанс.
— Не думал, что оно работает лишь на ассаре?
— Глупости, — отмахнулся брат. — У ассары две руки, две ноги. Голова, правда, думает иначе, но на магическую зональность это никак не влияет. Я практически уверен, что татуировка и камни удержат магию под контролем.
— Практически, — передразнил его Харт.
На деле ему подсовывают экспериментальный образец, который мало того, что краснеет беспрестанно, так еще может устроить магический всплеск и разнести крыло дворца. Вот спасибо, братец, удружил. Но и отсылать девчонку нельзя. Прибьют ведь или замуж насильно выдадут.
— Почему у себя не оставил? — поинтересовался с подозрением.
— Не могу. И так жена ворчит, что гарем собираю. Я сейчас только тем и занят, что девиц принимаю. Тесты, осмотры, обработка материала — и все под миллион вопросов: «А это не больно?», «Я рожать потом смогу?». Времени на нормальное завершение эксперимента нет. — И Лиестр ссутулился, с тоской посмотрел на стакан.
Харт понял позыв без слов. Плеснул.
— То есть, ты мне ее подсовываешь, чтобы я убедился, что девчонка нормально держит магию?
— Устрой ей парочку выездов, — оживился Лиестр, — возьми на какое-нибудь расследование. Желательно с трупом.
Харт с готовностью устроил бы труп прямо сейчас в кабинете, но отец не одобрит. Брат опять же. Пусть и сволочь, но родная.
— Максимум, что могу обещать, — принести ратса* из зверинца, — сухо проговорил Харт.
— Договорились, — просиял Первый. — Оставляю ее в твоих надежных руках.
Харт застыл, осознавая, что братец все-таки подловил… Жыргхвовая задница!
— И не забудь подробный отчет, — донеслось от порога.
Харт выругался на этот раз вслух. Встал, убрал огневку в шкаф. Постоял перед дверью в приемную. Была надежда, что девица уберется сама. Ну а вдруг.
— Что это? — просипел, оглядываясь.
И ведь времени у нее совсем мало было… Но всегда заваленный бумагами стол теперь сиял чистотой, красуясь лишь тонкой стопкой листов на краю. Подоконники лишились слоя пыли, шкафы вдруг стали закрываться, а не топорщиться, пережрав папок. А сегодняшняя почта, до которой Харт еще не успел добраться, оказалась в плену женских пальцев, которые ловко сортировали письма на три стопки.
— Не волнуйтесь, ваше высочество, — не поднимая головы, спокойно проговорила убийца рабочего «порядка», — я несколько лет помогала батюшке с делами, так что быстро войду в курс дела.
Харт и сам не понял, как смог сдержаться. Только в голове зазвенело, воздуха перестало хватать, да перед глазами помутилось.
— Вам плохо? — Ему поднесли стакан с водой — чистой, прозрачной.
У него в секретарской отродясь свежей воды не водилось. И в голове сверкнуло: «Сначала вода, а завтра цветочки появятся?!» Отпихнул руку. Сделав усилие, выдавил:
— Где? — Наткнулся на непонимающий взгляд. Рассвирепел: — Где бумаги? Вот тут лежали! На столе!
Девица вспыхнула. Развернулась на каблуках, хлестнув краем юбки по ногам, обдала волной злости. Распахнула ближний к столу шкаф.
— Вот! — ткнула пальцем в полки. — Все разложено по датам. Сегодняшние на столе.
Харт застонал. Потер переносицу. Обвел растерянным взглядом комнату. Девицу нужно срочно куда-то пристроить. Но куда? Любой угол уже не казался безопасным. За диван? Или лучше под диван?
— Стой здесь, — ткнул пальцем на подоконник, — и никуда с этого места не сходи! Поняла?
Харт отбил сообщение помощнику. Зашагал, меряя приемную. У него там куча дел. Наиважнейших. Государственных. А он тут девицу стережет… Уму непостижимо!
Девица между тем стояла у окна, нервно теребя платочек в руках. Временами ткань начинала жалобно трещать.
Вот засада! И выпустить из-под догляда нельзя. Прямо буйное пламя. Но и отправить домой… не вариант. К Седьмой… Не стоит. Отец голову открутит за угрозу беременной жене. Все же Первый засранец. Он заварил, а расхлебывать теперь Третьему.
Повернулся к новоявленному секретарю, давя желание ухватить девчонку за шею и выпроводить из кабинета. К мамке, к подружкам — куда угодно. Набрал воздуха, готовясь разродиться гневной отповедью о том, что чужой порядок требует уважения, даже если тот и прикидывается бардаком. И замер, наткнувшись на дрожавшие слезы в золотистых глазах. Мучительно вздохнул, уже понимая, что легкой жизни больше не будет. Посмотрел еще раз на нового секретаря, с трудом скрывая чувства. Софрана вздрогнула, моргнула, отвела взгляд и произнесла, глядя в окно:
— Я все верну на место. Не переживайте. У меня отличная память.
Она вернет бумаги, а спокойствие Третьему кто вернет? Когда у него в приемной разрывное заклинание отсроченного действия?
— Нет, ничего не трогайте! Стойте здесь! Стол вам скоро принесут.
Обвел взглядом приемную, вернулся к девичьей фигуре, на которую в этот момент упал солнечный луч из окна, и серые волосы заблестели, точно иней в ясный день.
— Вот сюда и поставим, — махнул рукой на дальний темный угол. — И потрудитесь, пожалуйста, больше ничего не трогать.
Удалился. Хотел хлопнуть дверью. Передумал. Оставил открытой. Сел в кресло. Придвинул к себе бумаги. Постарался сосредоточиться на докладе о наблюдении за послом Южного Королевства, но мысли все время ускользали за дверь. Беспокойство не унималось. Виделись выстроенные по стойке смирно папки, пустые мусорные корзины, из которых бесследно исчезли важные сведения, а еще в воздухе навязчиво летал запах женских духов.
Харт встал. Распахнул окно. Вдохнул морозный воздух. Нет, с этим срочно нужно что-то делать. Иначе братец начнет подбрасывать девиц, точно птица грас яйца в гнезда товарок. И будет у него дурдом, а не солидное учреждение.
Женщины у Харта работали, но мало и в основном на сборе информации. Большая часть этих помощниц трудилась в домах телесных утех. Так что сплавить туда леди не получится…
Харт поискал в стопке чистый лист. Не нашел. Выдвинул ящик стола. Полюбовался на парочку амулетов, кинжал, засохший кусок хлеба, плесневелый сыр. Это для государства он оплот порядка и организованности, а о его пунктуальности уже легенды ходят. Здесь же… запрещено убираться. Лишь помощник раз в месяц наводит порядок, когда руки доходят. Но в их работе главное — порядок в голове, а не на столе. И с этим леди Софране придется смириться.
Однако бумага нужна. Харт проверил остальные ящики. Задумчиво прошелся по кабинету. Вышел все-таки в приемную. Удивленно вскинул брови.
— Вы все еще здесь? — спросил раздраженно.
Девица вспыхнула. Прикусила губу, явно сдерживаясь, чтобы не нагрубить.
— Вы сами приказали не сходить с места.
Голос дрогнул в конце, но Харт не поддался жалости.
— Глупость какая — слушать подобные приказы, — проворчал.
В конце концов, у него не армия, и даже не погранвойска, как у Четвертого. Его люди в первую очередь думают, во вторую — тоже, а только потом действуют.
— Никакого толка от вашего стояния там нет. Вы с таким же успехом можете занять любой стул.
— Нет, есть! — вскинулась девчонка, и он наконец уловил знакомый огонек упрямства в ее глазах. — Если я нарушу ваше распоряжение, то дам повод себя выгнать, а мне очень, — голос сделался едва различимым, — нужна эта работа.
Харт почувствовал себя пожирателем юных дев. Таким кровожадным чудовищем. И ворот рубашки внезапно сделался тесным. А аромат женских духов — удушающим.
— Я не сержусь, — произнес как можно мягче. — Понимаю, вы хотели как лучше, но только добавили работы. Выгонять вас никто не станет. Одно условие. — Он сделал паузу, и девушка подалась вперед, явно горя желанием совершить парочку трудовых подвигов. — Стать незаметной. Никаких слез, истерик. Никаких просьб. Научитесь вести себя так, чтобы никому не доставлять хлопот. А потом, — скользнул взглядом по побелевшему лицу, — посмотрим, на что вы годитесь.
И Харт поспешно вернулся к себе, потому как сердце внезапно неодобрительно сжалось, а мысль о собственной чудовищности сделалась особенно яркой.
Только за столом он вспомнил, что так и не поискал бумагу у помощника. Пришлось набивать еще одно послание.
— Вы не переживайте, леди Софрана. Третий только на вид такой грозный, а на деле добрейшей души человек, мягкий и заботливый, — рассказывал обескураженной девушке первый помощник.
Секретарь его высочества был среднего роста, внешность имел самую заурядную и невыразительную, точно не из благородных, а из этих… которые последнее время повадились приезжать с материка. Зато голос у него был… ровным, приятным, успокаивающим. Заслушаться можно. И движения — плавными, размеренными. Словно не бумаги перебирал, а букет составлял.
Софрана и засмотрелась, забыв о чашке чая, которой ее первым делом снабдил секретарь со словами «Сначала чай, разговоры потом». Возражать она не стала. Глупо ссориться с тем, с кем ей придется, как она надеялась, работать в паре.
— Ну а что вспылит порой — так королевской породы. Они все такие… Вспыхивают, точно сухая деревяшка в жару.
Горящее дерево Софрана видела много раз, но гнев его высочества был другим — вымораживающим, точно лед, хладным, словно дохлая рыба. От него мурашки бежали по коже и хотелось спрятаться под одеяло.
— Зато как придет в себя, готов выслушать возражения. Может, и решение свое поменять, если сочтет доводы разумными.
В слова господина Литрака верилось с трудом. Нет, его высочество не такой. Он… И Софрана задумалась над тем, какой он, Третий. Умный — безусловно. Серьезный. Ответственный. Всегда с заботой о других. Живет делами государства. Вот недавно смог удержать лордов от бунта, когда госпожа ассара в академии оказалась. Для такого твердая рука нужна, холодное сердце и светлая голова. А еще он добрый. Взял ее к себе, хотя мог отказать. И помочь такому… ее святая обязанность.
— Так что вы пока ему на глаза не попадайтесь. Пусть привыкнет к, эм… новому секретарю, — очень мягко закончил господин Литрак.
— Я работать хочу, — горячо вскинулась девушка. — И могу. Я батюшке с делами помогала. Всю переписку вела и счета.
— Милая леди, — секретарь сел напротив, потер переносицу, — у нас не поместье, а немного другое ведомство. И дела мы ведем другие.
— Я знаю, — покраснела девушка. — Вы отвечаете за безопасность короны и государства.
— Все верно. Наше ведомство отслеживает не только дурные настроения лордов и собирает сплетни, но ведает состоянием вулканов, потому как это тоже безопасность нашей страны. Еще мы помогаем службе порядка с раскрытием преступлений. Проверяем, не связаны ли они с чем-то более серьезным, чем просто пьяная драка. Выезжаем на место. Вы труп когда-нибудь видели? — внезапно спросил Литрак.
Софрана побледнела, нервно сглотнула, ощутив приступ тошноты.
— Ну-ну, — мужчина отечески похлопал ее по руке, — вы от одного вопроса готовы в обморок упасть, а ведь его высочество порой лично осматривает место преступления. И его нужно будет сопровождать… Подумайте, может, лучше видимость работы? — спросил с надеждой. — Я вам шитье принесу. Если рисуете, бумагу дам.
Софрана почувствовала себя маленьким ребенком, которого взрослые пытаются занять, лишь бы не мешал.
— Нет, — упрямо мотнула головой, — я не стану сидеть здесь и заниматься вышивкой. — Прикусила губу, набираясь храбрости. — Если вы меня всему научите, я готова, — выдохнула с отчаянием, — и на осмотр трупа сопровождать.
На нее посмотрели с нескрываемым сочувствием.
Ратс* — мелкий грызун, напоминающий крысу.