#время_историй
Мрачной Похьолы служанка,
белокурая малютка
с солнышком уговорилась
просыпаться утром вместе,
а сама вставала раньше,
просыпалась до рассвета,
поднималась до восхода.
Убрала столы сначала,
подмела полы большие
веником из голых плетьев,
густолиственной метлою.
Собрала весь мусор с пола,
в ступу медную сложила,
вынесла во двор из дома,
со двора уносит в поле.
Встав на мусорную кучу,
вдруг прислушалась, притихнув,
слышит плач, летящий с моря,
из-за речки стон донесся.
Вот она спешит обратно,
в дом, не мешкая, вбегает,
дверь открыла и с порога
обращается к хозяйке:
"Чей-то плач донесся с моря,
стон послышался за речкой".
Лоухи, Похьолы хозяйка,
редкозубая старуха,
тотчас выскочив из дома,
очутилась у калитки.
Напрягает слух колдунья
и слова такие молвит:
"Слышу я не плач ребенка
и не женское стенанье,
этот голос - голос мужа,
бородатого пришельца".
Лодку сталкивает в воду,
ставит, легкую, на волны,
направляет прямо к Вяйнё,
к мужу, плачущему горько.
Мрачной Похьолы хозяйка
тут над ним запричитала:
"Ой ты, старец злополучный!
Угодил ты на чужбину?"
Мудрый, старый Вяйнямёйнен
голову слегка приподнял
и сказал слова такие:
"Я и сам про это знаю -
угодил я на чужбину,
в незнакомую сторонку:
я на родине был знатен,
у себя я был известен".
Лоухи, Похьолы хозяйка,
снова с ним заговорила:
"Ты дозволь мне слово молвить,
дай мне выведать, пришелец,
из какого края будешь,
рода, звания какого?"
Мудрый, старый Вяйнямёйнен
говорит слова такие:
"Обо мне молва ходила,
был по общему согласью
я душой вечерних игрищ
и певцом любого дола
на моей родной сторонке,
в милом крае Калевалы.
А теперь я, горемыка,
сам себя узнать не мог бы".
Лоухи, Похьолы хозяйка,
подняла его, страдальца,
и до лодки проводила,
на корме его устроив,
а сама взялась за весла,
на скамью гребца уселась.
К мрачной Похьоле причалив,
проводила в избу гостя.
Накормила до отвала
и одежду просушила:
Растирала его долго,
как умела, ублажала.
Вскоре выходила старца,
силы хворому вернула
и вступила с ним в беседу:
"Что ты плакал, Вяйнямёйнен,
там, на берегу угрюмом,
возле пасмурного моря?"
Мудрый, старый Вяйнямёйнен
так старухе отвечает:
"Оттого всю жизнь до смерти
мне печалиться и плакать,
что я бросил край родимый
и пошел в другие земли,
к воротам чужого дома,
к незнакомому порогу.
Здесь деревья больно жалят,
колются все иглы хвои,
все березы отгоняют,
ольхи здесь наотмашь хлещут.
Лишь одна отрада - ветер
да знакомое светило,
здесь, среди немилых пашен,
у дверей чужого дома".
Лоухи, Похьолы хозяйка,
говорит слова такие:
"Не горюй ты, Вяйнямёйнен,
не тоскуй, Увантолайнен!
Заживешь ты здесь на славу
и в довольстве и в веселье:
хочешь - лосося отведай,
хочешь - лакомься свининой".
Но на это Вяйнямёйнен
отвечает так старухе:
"Дома выпьешь из следа,
вкусной кажется вода,
горек мед земли чужой
даже в чаше золотой".
Лоухи, Похьолы хозяйка,
тут у гостя и спросила:
"Ты скажи, что дашь мне, Вяйнё,
коль домой тебя отправлю -
на межу родимой пашни,
на порог знакомой бани?"
Молвил старый Вяйнямёйнен:
"Что потребуешь в награду,
коль меня и впрямь доставишь
на межу родимой пашни,
где я слышал зов кукушки?"
Лоухи, Похьолы хозяйка,
разговор такой заводит:
"Коль сковать сумеешь Сампо
от конца пера лебедки,
молока нетельной телки,
ячменя зерно прибавив
и ягнячьей шерсти летней,
дочь тебе отдам я в жены,
отплачу тебе девицей
и домой тебя отправлю,
на межу родимой пашни,
где поют родные птицы".
Мудрый, старый Вяйнямёйнен
так на это отвечает:
"Я сковать не в силах Сампо,
крышку пеструю украсить,
но в моем далеком крае
есть кователь Илмаринен -
вот кто выковал бы Сампо,
крышку пеструю построил,
он бы с дочерью поладил,
деву юную утешил.
Он кузнец, каких немного,
он кователь преискусный,
выковал он крышку неба,
там воздушный полог сделал, -
не найти следов кувалды,
вмятин от клещей железных".
Лоухи, Похьолы хозяйка,
напоследок порешила:
"За того красу-девицу,
за того я дочку выдам,
кто сковать сумеет Сампо,
крышку пеструю украсит".
Вот она впрягает в сани
огненного жеребенка,
в них усаживает гостя,
Вяйнямёйнена седого,
и слова такие молвит:
"Головы поднять не вздумай
ты до той поры, покуда
твой скакун не притомится
или вечер не наступит:
если на небо посмотришь,
то тебя беда настигнет
и плохие дни наступят".
Мудрый, старый Вяйнямёйнен
волоки взял, и конь рванулся
и затряс льняною гривой.
Едет путник, поспешает
он из Похьолы угрюмой,
из туманной Сариолы.
