Я страшно-ужасно возмурщена! У меня от лапов дым от возмурщения, я даже слова двуноговые забываю! Это же надо было додуматься! Это как она вообще так посмела! Урррычу и укушу за лапу её. Может быть. Кошмар ужасновый кошковозмуртительный!
Но я знаю, вам сначала надо говорить, а то вы не поймёте. Я сейчас немного вкусным подышу, и расскажу. А то когти чешутся по этой… редакотирующей пройтись. А без неё я к вам не выйду! Ужасново обидно, между мррпрочим!
Она в это Сенье проснулась как в своё работание, ещё только-только свет у нас в домике поселился. Мы все тоже спали, и думали, что хорошо у нас всё. Двуногая убрала висящие съемные их шкурки, которые весело скидывать, чтобы они мяукали и лапами махали недовольново. Сказала, они больше не мокровые, а видеть какому-то рру-мёру их не надо.
А потом пришла такая двуногая, вы таких никогда не видели! Шерсть чёрная, пахнет странно, и много подозрительных штук у неё. И сама сразу к нам лапы тянет. Спросила, с кого начинать. Наша Двуногая принесла Бозю. Я насторожилась. Зачем это им Бозя? Это Теринар? Но это хуже, чем Теринара!
Потом они сделали так, чтоб мы с Туной туда войти не могли, а Бозя — выйти. И Двуногая наша оставила Бозю с этой странной. Я подошла туда, поближе к месту для мокрения, где они все засели. И давай слушать ушами. А там вжух, и шерсть летит, и что-то шурхает!
А потом Бозя мяукать громко начала, возмурщенно так, она почти никогда так не ругалась:
— Ах ты большая страховидла! Пусти меня сейчас же! Я требую меня отпустить! Убери своё чесало, не надо меня чесать!
— Ну хороший мой, потерпи ещё немного, тут колтунов много, ты же добрая кошка, — вот ей что странновая двуногая отвечала.
И всякие ласковости говорила. Но нас, кошек, вашими двуноговскими словами не проведёшь! Я же слышу, что достала она Бозю, она же не ругается обычно.
— Пусти говорю. Мне не нравится! Это мои колтуны, сама выкушу! Да поняла я, что надо лизать шерсть, поняла! Пусти уже!
Ну и так они сидели, а потом Бозю к нам выпустили. Я даже подумать не успела, и понюхать её не успела, ничекошеньки не успела. Только убежать. Потому что меня Двуногая поймала! Одну лапу убежала, а Двуногая опять давай ловить. И ещё одну лапу убежала, получилось две лапы, два раза вы говорите.
И третью лапу тоже получилось, но меня опять поймали, а Двуногая сказала:
— Вань, закрой за нами дверь, а то опять удерёт.
И он закрыл! Предатель Грозный, не прощу. И эту тоже не прощу, Двуногая называется. Это не Двуногая, это какой-то гавкальник в её шкуре! Только гавкает как-то очень уж знакомо и возмуртительно. Потому что она меня держала за лапы передние, и вертеть во все стороны помогала.
А эта пришлая взяла свои страшные чесалки, и давай меня со всей своей силищи чесать. Двуногая так сильно никогда не чесала.
Я и говорю:
— Мне больно, ты что, не видишь что ли, глупое ты двуноговское?! Пусти, не хочу!
А эта пришлая отвечает:
— Ну не ври, не больно тебе, я не люблю, когда врут.
Ну может и не было ещё больно, но неприятно, чего это я вру-то вообще. Возмуртительно! Я их обеих двух покусать хотела, но они на мне какой-то вор-ротник зацепили на голове, он кусаться мешал. Только поэтому и не покусала, так и знайте!
Двуногая, даже не думай это дописывать, а то я тебя точно укушу. (Прим. Двуногой: Когда воротник расстегнулся, нас тоже никто не покусал, только порычали. Но рычали очень грозно, дочесывать Урсулин было прям страшно, конечно же).
Возмуртительно. Она мне не верит, что я её укушу. Как так-то? Собственной кошке не доверяет в кусательном вопросе… но потом меня, наконец, отпустили. И я даже скажу, что без той шерсти стало лучше, и шуба легче моя мохнатая. Это же шуба у вас зовётся, да? А то я слышала, у вас и рыба какая-то под шубой, но рыбы же не пушистые…
Но всё равно. Подхвостье моё трогали, хвост чесали, живот залапали, и отовсюду той шерсти надёргали. Ужасновое совсем, я возмурщена. И Двуногая говорила, что нас могли мокрить! Но не стали, неудобновый у нас домик для мокрения. Хорошо, что он такой, пускай таким и будет.
А ещё та пришлая двуногая мне чем-то шерсть посыпала противным. Пахнет чихательно-противново, она сказала, это чтобы шерсть лучше чесалась. Ну хорошо, а зачем его такое пахнущее двуногие творят? Пусть сделают, чтобы оно было не пахнущее, а то лапой нос зажать хочется, вот.
Пока меня не было, Бозя Туне сказала, я хоть и ругалась на этих двух, а слышала:
— Там те Две Лапы чешут шерсть. Мне надо, я знаю, но это больно. А тебе не надо, рычи на них и пошипи погромче, они испугаются и тебя не тронут. И беги лучше туда, откуда не достанут! Под лежанку, например.
— А точно будут меня тоже чесать? — спросила Туна удивлённо.
— Конечно. Наша Саша говорила, что нас всех надо к грумёрному. Вот эта Двуногая он и есть, этот грумёрный. Чешет шерсть, откусывает шерсть и кончики когтей, ещё чего-то делает, но я не знаю чего, мокрит что ли? Но тебе оно не надо, это они глупые, а твоя шерсть хорошая. Беги от них!
Туна ответила:
— Не хочу, как Сула. Убегу.
И когда Двуногая вышла и меня отпустила, Туна спряталась от рру-мёра. Но она сначала неправильно спряталась, её нашла Двуногая и взяла в лапы. Туна зарычала, тогда Двуногая решила её погладить на большой лежанке, чтобы та спокойновая стала. Но мы же уже знали! Что рру-мёр страшный.
Поэтому Туна сбежала, куда Бозя с самого начала говорила. И там осталась сидеть. А рру-мёр опять Бозю захотела, сказала, не дочесала ей хвост и колтуны, вот. Но в эту лапу не очень долго обижала, только сначала там Двуногая тоже стояла, а потом они поняли, что Бозя пытается разжалобить нашу Двуногую.
Зря. Я точно знаю, она у нас безжалостновая! Совсем своих кошек жалеть не умеет. А Туну испугалась, потому что Туна точно покусала бы кого-нибудь. Ей так Бозя советовала тоже. Эх, а мне не успела ничего посоветовать, а то я бы тоже убежала.
С одной лапы, завидую Туне. А с другой — без лишней шерсти тоже хорошо, она невкусная. И потом пытается из меня убежать, когда много съешь. Не хочу так.
Но рру-мёр мне всё равно не нравится! Вот вы же не носите своих котов к страшным рру-мёрам? Правда же?
Но даже если носите, всё равно ходите в телеграмовые, там вас надо будет поругать: