…нет, не перевода. Хотя, и перевода тоже. Но это – частный случай, а меня интересуют общие закономерности.
Так, например, некоторые полагают, что “визит на Восток” должен был наполнить сердца “патриотов” обидой и горечью.
Но почему?
Я бы скорее думал, что их сердца заполнены “87-ю процентами” и ничем иным. Все остальные понятия, в т.ч., доносящиеся из телевизора и зовущие с плакатов – это первая производная от “всенародной любви”. А раз так, то “предмет обожания” может выступать в любом качестве, разговаривать любыми интонациями, изрекать любую… э-э-э… “истину”, демонстрировать любые жесты, издавать любые указы, ведущие к любым – в т.ч. военным преступлениям и геноциду, – последствиям и показываться в любом ракурсе – это не имеет никакого значения. Есть фетиш и есть реальность. Как вы думаете, где поведенческий импринтинг проявится сильнее?
В наполненный сосуд нельзя добавить ничего нового, это известно из школьного курса физики. Чтобы поместилась “обида и горечь”, нужно высвободить хотя бы часть объёма.
Без этого всё будет выливаться через край.
М-м-м… ладно, не будем углубляться в свойства жидкостей. Примем, что состав “87-и процентов” является наиболее вязким и плотным из всех, до сих пор известных науке: его ничего не может вытеснить из “патриотических” сердец. Он также не может быть ничем разбавлен, в нём ничего не может быть растворено и – особенно после “24 февраля”, – он способен только к расширению и никогда – к уменьшению своего “величия”.
Но, кроме физики, существует ещё и биология. Так, я узнал, что есть растение топинамбур. Как оказалось – это корнеплод.
Извиняюсь. Будем точны:
…вид многолетних травянистых клубненосных растений рода Подсолнечник семейства Астровые (Asteraceae).
(из “Вики”).
Впрочем, мне простительно: я никогда не был силён в растениеводстве и огородничестве. Я знаю, что есть клубника и помидоры с огурцами. Ещё я отличаю деревья от кустарников. Особенно, если это – яблони в цвету. Таких знаний мне до сих пор хватало.
Так что польза от поездки, несомненно, есть. Пусть даже и для меня одного.
Продолжаем с трудностями
Иногда высказывается мнение, что если бы в стране были “свободные СМИ и „настоящие“ выборы”, то никаких “87-и процентов” в марте никогда бы не было.
И эти утверждения наполняют моё сердце печалью.
1. Дело в том, что это – из того же разряда веры в “вернём всё обратно как было”, носители которой не понимают и не видят противоречия: “так” уже было и “оно” не смогло предотвратить того, что стало. А значит – возврат к ним не даёт гарантий, что “так” не случится опять.
Они не понимают, что после “24 февраля” тихо вернуться назад и сделать вид, что ничего не произошло уже не получится. А значит, “как было” уже не будет – ни для “вождя” со “скрепами”, ни для “оппозиции” с “прекрасной Россией”: условия изменились и старые правила больше не работают.
Почему я всегда так категоричен в моём отношении к “оппозиции”?
Потому что это люди, которые по своему положению должны предлагать стратегию и пути развития. Можно вести публицистическую деятельность, создавать фильмы и выступать в блогах, но если ты оппозиционер, твоя обязанность перед обществом не ограничивается твоей гражданской позицией; она описана чуть выше. Иначе это ничем не отличается от власти с её фиксацией на консервацию и закукливание в “скрепном” прошлом.
И проведение одного или двух кандидатов в местное самоуправление не является такой стратегией. Потому что это никак не может изменить состояние дел в государстве.
Мне скажут про “тысячу мелких шагов”.
На что я попрошу ещё раз посмотреть на абзац под цифрой (1).
Возвращаемся к трудностям
(Про решение КС.) Мне не понятно, почему не видна следующая разница: Вы трактуете, что нельзя размещать. А “они” трактуют, что нельзя иметь. А когда и кто разместил – для “них” не важно. Знали вы про это или нет – тоже. Допустим, сегодня разрешён, скажем, вопросительный знак. А завтра его запретят. И это теперь – ваша головная боль – проверить все тексты на содержание оного. Мой сборник публицистики времён до- 2022-го г. сняли с продаж. Основание: было выявлено наличие “нескрепных” аббревиатур. Огорчаться ли мне? Нет, радоваться: хорошо, что сняли, могли “пришить дело”.
Стал я в нём что-либо менять?
Нет, не стал. Повторю: хорошо, что сняли: зачем давать аргументы в некомпетентности для того, что когда-нибудь может быть квалифицировано в терминах военных преступлений?
– Так что делать?
С этим – ничего. Потому что это – только следствие проблемы.
– А корень?
Как растениевод, скажу: корень там, где ему и положено быть – в земле. Поэтому всё, что выходит из этого “корня”, лечится только одним способом… впрочем, я про это неоднократно писал.
Добрались до переводов
Мне не понятно: откуда взялось стойкое убеждение, что “американцы запрещают применять [свою помощь] вглубь территории агрессора”?
Два года назад было понятно: они соответственным образом высказывались.
Но уже много месяцев я читаю с их стороны выражения “мы не поддерживаем (support)” и “мы не одобряем (approve)”.
И тому, и другому можно дать целый ряд интерпретаций – от “мы не подписываем (разрешительных или директивных) документов”, до “мы не предоставляем материальную поддержку (скажем, разведданные и целеуказание)”.
Например: “Мы не выбираем и не приоритезируем цели, не говорим – куда и как бить и не участвуем в планировании операций”.
Но единственное, как это нельзя перевести, это – “мы запрещаем это делать”.
Как, кстати, и фраза “we do not encourage” не означает запрет на удары по НПЗ.
Вы хотите, чтобы вам напрямую публично сказали: “да, давайте, вот вам наша разрешающая подпись”?
Этого не будет. По крайней мере – пока. То, что сказал Блинкен, это самое большое, что можно ожидать. Надеюсь, этого наконец-то окажется достаточно.
И такие “трудности с пониманием” – опять же, – наполняют моё сердце унынием. Ведь эти люди взяли на себя функцию думать и анализировать. А это отличается от “повторять что-то, сказанное кем-то”.
*****
Когда станет “можно”, в изобилии появятся разного сорта сборники, дневники, спрятанные “в столах” и прочие рассказы. И почему-то мне кажется, что среди них не много будет историй, написанных старушками-врачами, брошенными за решётку по облыжному голословному доносу – безо всяких доказательств, а лишь по распоряжению большезвёздного генерала.
…или юношами, исколотых в психушках “препаратами”.
Студенты, пенсионеры, просто граждане своей страны – слишком неизвестные и слишком малочисленные, чтобы власть их “услышала”. Хотя, мы знаем, что для власти нет и “верхнего предела”.
Но тем не менее, эти люди для себя решили, что “молчание является соучастием” – так было сказано в ответе на моё обращение к американскому президенту, когда тот приостановил помощь Израилю (в контексте того, что он “не молчит”).
Мрачная, свинцовая бездушная машина, зацикленная на своём “величии”… Да, я знаю, я так уже писал.
Ещё во множестве выйдут мемуары журналистов и журналисток, а также блогеров и состарившихся деятелей партий перестроечных времён. Можно ожидать, что там будут бесхитростные объяснения: почему в том или ином случае их авторы призывали к тому, а не к другому. И – следовательно, – почему – как они считают, – слово из нашумевшего фильма к ним не относится. Как и другие слова, обозначающие конформизм и соглашательство.
Но опять не откроют архивы и опять будут оправдываться выполнением приказов и “патриотизмом”. А кто-то будет жалеть, что не получились “три дня” и призывать “повторить”, не понимая, что “три дня” не получились по независящим от них обстоятельствам: потому что те, кто – по их мнению, – должны были “встречать их с цветами”, не стали этого делать.
И поэтому – пока не выкорчеван глубинно залегающий “корень” “традиций”, – ничего не поменяется, а только пойдёт по новому кругу.
*****
Почему – после декларации того, кто впоследствии выбрал себе преемника, что со “старым” покончено навсегда, – опять стал возможным “скрепной” феномен “87-и процентов”?
Потому что в момент, когда этот “преемник” “уйдёт”, многие останутся с осознанием того, что вся их жизнь – все двадцать пять или тридцать лет превратится в пустышку. И для кого-то это будет запоздалым знакомством с международным понятием “военные преступления”, а кто-то, возможно, поймёт полное значение слов “великодержавный шовинизм” и “имперскость”.
И это верно для всех вершин “треугольника”: “вертикали”, “оппозиции” и “87-и процентов”.
Когда – среди других немногих, – я выступил с целью “разрушить последнюю надежду” (как мне написали) и показать, что “единственный антивоенный кандидат” на самом деле не является ни единственным и не антивоенным и что он ничего не будет (и не собирается) менять, мне стало понятно, что феномен “87-и процентов” находится гораздо глубже, чем это выглядело до того. Он не ограничен рамками “всенародной любви”. Он гнездится и в умах тех, кто – возможно, искренне, – полагал, что они-то как раз “против”. Но оказалось, что “проценты” никуда не исчезли и не испарились (продолжая аналогию из физики), они просто “поменяли своё состояние”.
– Так что же, выхода нет?
Вспоминается когда-то прочитанный диалог с представителем “глубинного народа” (речь шла о Немцове; “представитель” хвалил его – какой тот молодой, энергичный и вообще умница)...
– Так голосуйте за него!
– Когда он станет президентом, тогда и будем голосовать.
В этом – вся суть “традиционных ценностей”. Мысль о том, что от них зависит – станет ли тот президентом, в голову “представителю” не пришла.
– Ты не народник!
Нет, не народник.
(“Народничество” – движение идеалистической части революционно настроенной молодёжи XIX-го в., считающей, что достаточно дать народу образование, “открыть глаза” и тогда-то… Справедливо критиковавшееся Лениным, указывающим, что только партия нового типа с разработанной теоретической программой может изменить “систему”.)
– Так недавно вроде как раз новую партию регистрировали!
*Нового типа*. С программой, отличающейся от “давайте чтобы всё было хорошо” и “пусть будет как было”.
*****
Но, всё-таки… хотелось бы попробовать этот… как его? Топинамбур. Или уже всё продали и увезли?
Да и ладно… мало ли, чего я в жизни не попробую?
В конце концов, из всего перечисленного, это – не самая большая “трудность”.