Январь в этом году выдался тёплым и снежным. Снег падал обычно по ночам, а утром люди, выходя из дома, видели занесённые дорожки во дворах, сугробы возле детских площадок и снежные шапки на деревьях. Хуже всего приходилось автомобилистам. Трудности начинались уже при выезде из гаража и продолжались на плохо почищенных дорогах.
Профессор Алексей Алексеевич Щеглов сидел в кафе на набережной в том самом, где когда-то Светка встречалась с Галиной Михайловной, матерью Серёги Ряпихова. Как всегда, днём здесь было не многолюдно, посетители собирались обычно в конце недели по вечерам. Многие приходили послушать седого подслеповатого скрипача Марка Ефремовича. Он мог сыграть виртуозно любую мелодию от классики до «Мурки», но особенно ему удавались импровизации на темы Паганини и Сарасате. В тёплое время года за окном радовала глаз река, и вызывали особое чувство чайки, с некоторых пор облюбовавшие речные берега и близлежащие дворы. Их крик отзывался в душах посетителей памятью о поездках на море всей семьёй или в одиночку. Сейчас же река была скована льдом, засыпана снегом и напоминала «белое безмолвие», как в рассказах Джека Лондона.
Алексей Алексеевич то смотрел в окно, то начинал нервно барабанить пальцами по столу, то крутил в руках маленькую ложечку. Чёрный кофе в чашке почти совсем остыл, он даже не притронулся к нему. Щеглов ждал Александра Васильевича Гусева, с которым договорился о встрече ещё вчера, во время большой перемены. Их факультеты располагались в одном корпусе, исторический на втором этаже, а математический на третьем. Они не были ни друзьями, ни даже просто товарищами, сказывалась разница в возрасте, Гусев был старше на десять лет, различие в интересах и о областях исследований, да и вообще, всегда одетому с иголочки, подтянутому, пахнущему дорогими духами, Александру Васильевичу совершенно не подходил Щеглов с его лохматой шевелюрой и вечно мятыми свитерами и водолазками. И, тем не менее, было обстоятельство, объединявшее их, несмотря ни на что. Отец Алексея Алексеевича во время войны тоже был танкистом и даже служил с Гусевым в одной роте. Они частенько виделись и позднее, любили вместе съездить за грибами или просто выпить пол-литра на двоих. Отец умер, когда молодой учёный Щеглов был на стажировке во Франции и успел приехать только к самому погребению, а всеми похоронами занимался тогда Александр Васильевич. После смерти отца Гусев стал для Щеглова кем-то вроде морального авторитета. Когда случались серьёзные проблемы или нужно было делать выбор, именно к нему он обращался за советом. Сейчас был такой случай.
Несколько дней назад, сразу после Новогодних праздников, Щеглова вызвал ректор. Высокий, широкоплечий, кудрявый, с лёгкой проседью, говорящий слегка на «о», несмотря на знание двух иностранных языков, он производил впечатление настоящего русского мужика. Среди преподавателей и студентов ректор пользовался непререкаемым авторитетом, причём, не из-за должности, а именно как человек. Особо ценились его способности, как талантливого учёного-физика. Говорил ректор всегда по делу, без всяких вступлений. Подробно расспросив Алексея Алексеевича о делах и планах, ещё раз посочувствовав его семейному горю, он перешёл к главному: «Тебе, Алексей Алексеевич, не кажется, что ты и твои люди слишком забежали вперёд? Конечно, компьютеры, информационные системы – это всё хорошо и правильно, но это завтрашний, если не послезавтрашний день, и потом, мы – университет, учебное заведение, наша главная задача кадры готовить», - голос у ректора стал менее твёрдым, появилась неуверенность, словно он продолжал мысленно с кем-то спорить: «Ты пойми, я не против всего, что ты делаешь, даже «за» двумя руками, но, может быть, передать твою тему со всеми наработками в систему академии наук? К Карналю, например. Вместе с тобой разумеется».
Перспектива переезда в Москву, отнюдь, не прельщала Щеглова – столичный шум, гам, суета, бесконечные интриги – были не для него. Каждый раз, вступая на московскую землю, он чувствовал себя не в своей тарелке. Ректор встал из-за стола, подошёл к окну, посмотрел во двор, потом вернулся и сел напротив Щеглова: «Госбезопасность вами всерьёз заинтересовалась, сам генерал Гарнизов мне два раза звонил. А ещё, обком против вас, почему-то, второй секретарь Мишин. Он считает, что вы – лженаука, западу подражаете и всё такое».
Алексей Алексеевич усмехнулся: «Всё это было, Вам ли не знать, все эти «генетика – продажная девка империализма». Никому мы не подражаем, некому подражать. Наша группа далеко вперёд ушла, ещё немного и встанет вопрос об искусственном интеллекте».
«Эк, куда загнул!» – ректор расправил плечи, он так делал всегда, когда был в чём-то неуверен и искал внутри себя поддержки: «Ладно, Алексей Алексеевич, будем считать разговор пока оконченным. Как говорят дипломаты – «состоялся обмен мнениями». Ректор протянул было руку для прощания, но в последний момент отдёрнул её: «Чуть не забыл, Разговоры идут нехорошие, будто ты девке какой-то проходу не даёшь, первокурснице. Не ожидал».
Это ректорское «не ожидал» до сих пор стояло у Алексея Алексеевича в ушах. В тот день он места себе не находил. Даже рассказ ректора о недовольстве секретаря обкома Мишина и предложение переехать в Москву к Карналю, не произвели на Щеглова такого впечатления, как это ректорское «не ожидал» под конец разговора.
Безусловно, речь шла о его студентке Светлане Кравцовой, очень одарённой девчонке, с большим будущим в науке. Сейчас она писала у него курсовую, потом, видимо, будет защищать диплом, а там и до диссертации не далеко. У девчонки несомненный талант, она, как губка, впитывает всё, что он говорит ей, все его мысли, подходы, методы.
Но это только часть правды, вторую часть Щеглов не доверял никому, хранил про себя, как самое дорогое, прятал от людских глаз, берёг, как маленькую красивую розу в морозный день. Всё дело в том, что Алексей Алексеевич Щеглов, профессор, доктор наук, гениальный учёный, примерный семьянин, совсем недавно отпраздновавший пятидесятилетний юбилей, влюбился, просто влюбился, по-настоящему, сильно, первый раз в жизни.
Света произвела на него впечатление ещё год назад на областной олимпиаде по математике. Тогда он и предложил ей поступить после школы к ним на факультет. Света улыбнулась и сказала, что и сама давно об этом мечтает. Всё время до вступительных экзаменов эта девчонка с длинными тёмными волосами, собранными в два хвостика, с большими серо-зелёными глазами с озорным огоньком, не выходила у него из головы. Он понимал, что выглядит глупо, что у них тридцать с лишним лет разница в возрасте, что совсем он не создан для ухаживаний, тем более сейчас, после нелепой и трагичной гибели единственного сына. Но сделать с собой ничего не мог. Это новое чувство, словно вдохнуло в него силы, заставило верить в будущее. Жена, с которой они прожили вместе четверть века, и которую Щеглов уважал и ценил, не вызывала в нём и десятой доли тех чувств и эмоций, которые вызывала Света. Жена после гибели сына она ударилась в пьянство, и как он говорил «улетала иногда в страну Гамаюн». В последнее время из этой страны она почти совсем не возвращалась.
Оптимизма ему добавлял и пример счастливой женитьбы профессора Гусева, который был старше своей жены на сорок лет. Свои чувства к Свете он скрывал. Ему казалось, что и не знает о них никто и даже не догадываются, и вдруг, это ректорское «не ожидал».
По поводу разговора с ректором он и решил посоветоваться с Александром Васильевичем, а там, кто знает, если разговор сложится, то и открыть ему душу до конца.
В этом кафе на набережной Щеглов был первый раз, впрочем, и в другие кафе и рестораны он не ходил давно, как и в театры, да и вообще, куда-либо. Он слышал от кого-то из сослуживцев, что здесь по вечерам играет удивительный скрипач, а на столы ставят, по желанию клиентов, зажженные свечи. У него давно родилась идея пригласить в это кафе Свету и под звуки скрипки и горение свечи рассказать о своих чувствах, о том, что мечтает весь остаток жизни пройти вместе с ней, тем более, что и делают они общее дело, настолько серьёзное, что оно может перевернуть весь мир. Этот разговор откладывать было нельзя, так как Света, ни с того, ни с сего, собралась замуж за какого-то, прости Господи, дворника, а ещё, этот свалившийся, как снег на голову, переводчик из Москвы с дурацкой фамилией Вьюгин, так и вьётся около неё, совсем не даёт прохода. Всё стишки собственного сочинения читает и в театр зовёт в Москву на выходные.
Конечно ни во Вьюгине, ни тем более в дворнике, Щеглов не видел серьёзных конкурентов. Как и все гении, он был уверен, что весь мир вертится вокруг него. Ожидая сейчас опаздывающего Гусева, Алексей Алексеевич в очередной раз прокручивал в голове весь разговор с ректором. С учётом планов в отношении Светы, идея с переездом в Москву уже не казалась ему такой абсурдной. В конце концов, а почему бы и нет? Карналь – это величина, говорят, не сегодня-завтра станет вице-президентом академии наук, его идеи разделяет, планы одобряет, как человека и учёного ценит. Наверняка дадут хорошую квартиру в районе Крылатского, а может быть и дачу. Светлану вполне можно перевести в МГУ. Он поймал себя на мысли, что впервые задумался о хлебе насущном. Раньше все бытовые проблемы были для Алексея Алексеевича чем-то третьестепенным. Наука и только наука. Сейчас же он как бы взглянул на себя со стороны. Как он одет, как вообще выглядит? С ума можно сойти, и это при его зарплате в пятьсот рублей?! Почему-то перед глазами мысленно предстал всё тот же Вьюгин в модных джинсах, пахнущий чем-то заграничным, в свитере из натуральной шерсти, про который он говорит, что в похожем ходил Хаменгуэй. Откуда у него всё это при зарплате старшего лаборанта? Может фарцует в свободное время? Недавно с факультета иностранных языков выгнали двух студентов за это. Нет, а в самом деле, где Вьюгин достаёт такую туалетную воду? Алексей Алексеевич вдруг вспомнил, как на новогоднем вечере в девятом классе ни одна девчонка не пошла с ним танцевать. Он никак не мог понять почему, а потом случайно услышал разговор двух одноклассниц, что от этого очкарика-математика очень плохо пахнет. Даже сейчас, десятилетия спустя, Щеглов не мог забыть того ужаса, который испытал тогда.
Он посмотрел на часы, вероятно что-то случилось и Гусев не придёт, а может быть это и к лучшему. В конце концов, что он ему может посоветовать? Как там учили в годы комсомольской юности? Каждый человек – кузнец своего счастья. Уж сколько всего говорили про того же Александра Васильевича? Даже слово придумали плохо произносимое – «неприродосообразно». А он наплевал на всё и живёт с Юлькой дружно и счастливо, ребёнок скоро должен родиться. Что же всё-таки случилось? Просто так он не мог не прийти, человек очень пунктуальный. Видимо, ждать уже не имеет смысла. Щеглов допил остывший кофе, посмотрел в окно. На улице начало темнеть, один за другим на набережной зажглись фонари и снова пошёл снег. Снежинки, словно в танце, кружились в воздухе и медленно опускались на землю.
Щеглов подозвал официанта, чтобы расплатиться, но в последний момент передумал. Идти домой не хотелось, в пустой неуютной двушке на пятом этаже ждала его жена, только-только прилетевшая из «страны Гамаюн».
«Скажи, дружок, а во сколько у вас здесь скрипач начинает играть?» - спросил он подошедшего официанта.
«Марк Ефремович сегодня с семи, значит через час сорок будет», - произнёс официант.
«Отлично, - уверенно сказал Щеглов. – Давай графинчик водки, грамм триста, нарезочки мясной и сочку какого-нибудь. Гулять, так гулять. Кофе в тот же счёт включи».
Когда официант ушёл, Алексей Алексеевич несколько минут сидел молча, а потом случилось чудо… Он не верил своим глазам, в ушах зазвучала музыка, похолодели руки. В зал быстрой походкой влетела Света в расстёгнутом полушубке, вся раскрасневшаяся. Она обвела взглядом зал, увидев Щеглова, уверенной походкой подошла к его столику и произнесла, пытаясь восстановить нормальное дыхание: «Ой, Алексей Алексеевич, как хорошо, что я Вас застала. Меня Александр Васильевич послал извиниться перед Вами, не сможет он придти. Юлю увезли в больницу, преждевременные роды, и он с ней уехал».
«А ведь это судьба», – подумал Щеглов. Он встал, начал помогать Свете снять полушубок: «Очень хорошо. Свет, присядь, нужно очень серьёзно поговорить».
Автор: Владимир Ветров
Подписываясь на канал и ставя отметку «Нравится», Вы помогаете авторам.