Упомянула как-то в каментах, что мол, словила мощную эйфорию на похоронах незабвенной систер, так два аж человека прямо попросили, мол, расскажите, Нина, как так, эйфория в морге, интересно же. Настроение у меня сегодня невеселое, что-то работа тяжело идет, о, вот и тема для статьи, смерть, страдание - всегда вызывает любопытство, наверное, будет много дочитываний.
А напишу, решила я.
Для тех, кто меня совсем не знает и вообще набрел на эту заметку случайно, поясню: незабвенная систер - это моя близняшка, Верка. У близнецов совершенно особенная связь, это признанный наукой факт, например, я недавно читала, что в Британии наградили одну девушку медалью за храбрость. Она голыми руками отбила от крокодила свою близняшку, когда тот на нее напал где-то в Южной Америке. Сестрам был 31 год, они решили искупаться в диких джунглях Амазонки, на их веселый шум приплыл крокодил и попытался одну из сестер утащить на обед. Так вот, вторая крокодила не отпустила, пока он не бросил сестрицу, и, побитый, не уплыл. И я очень хорошо его понимаю. Потому что за Верку я бы убила десять крокодилов, доведись. Это же моя Верка. Родней человека у меня никогда не было, нет, и не будет.
Но Верка умерла от рака, и это такой крокодил, которого голыми руками не возьмешь. Рак у нее, когда был обнаружен, хоть и был уже в четвертой стадии, но вполне себе лечебельный, неагрессивный, он только немножко поел печень метастазами, и, в общем, все было не очень хорошо, но совсем не безнадежно. Верку мы перетащили в Москву вместе с ее кошкой, устроили в крутую больницу, ее взяли в бесплатную программу, потому что она по состоянию подпадала под какой-то новейший метод лечения, и прогноз был хороший, метод давал большой процент если не полного выздоровления, то хорошей такой ремиссии, на годы. У Верки были все шансы.
Но это же Верка. Это же была наша Верка. После первого же вмешательства она выдала в больнице шоковый приступ, ее вытащили, выписали в удовлетворительном состоянии, потому что по протоколу не могли держать с стационаре дольше, но к вечеру ей стало хуже (уже дома) Верка мучилась болью, вызвали скорую, скорая уколола обезболькой и уехала, спать я положила ее с собой как в детстве, и мы то говорили пару фраз, то проваливались в сон, я просыпалась, слушала, дышит ли она, один раз она попросила ее уколоть, я уколола, и она уснула, наутро я вызвала скорую, скорая опять приехала, уколола и уехала, я связалась с лечащим, он велел приезжать на УЗИ, Верку записали на завтра, потому что на сегодня УЗИ уже не было, а до завтра она не дожила. Утром еще была бодренькая, а к вечеру ослабела, плавала в полубессознательном состоянии, после обеда скорая опять приезжала, тоже ставила обезбольку, разводила руками и уезжала. К ночи ей совсем заплохело, она пожаловалась, что "уши закладывает" и легла, свернувшись калачиком, я отошла на три минутки вызвать скорую, а когда я вернулась - Верка уже не дышала. Я заорала, кинулась ее реанимировать, как показывали в британском ролике, колотилась над ее бедной мертвой тушкой минут десять под Макарену, которая громыхала у меня в голове, потом приехали врачи, Бурцев меня с трудом оттащил от Верки, увел в кошкину комнату, и держал меня, пока я рыдала, врачи там чего-то с Веркой делали тихонько, но я уже знала, что она умерла, умерла, и ее не спасти.
Врачи констатировали смерть, показали мне кардиограмму с прямой линией, я на них наорала, чтобы не смели мне показывать эдакую пакость, где они это вообще взяли, один врач сказал другому "С мужчиной разговаривай" и они стали говорить с Бурцевым, потом кто-то приходил-уходил, приехала Дашка с работы, потому что я ей позвонила, мне надо было кому-то позвонить и пожаловаться, что случилось, я сначала набрала Веркин номер, чертыхнулась и набрала Дашкин, Дашка приехала, приехал участковый, приехали санитары, приехал похоронный агент, все это глубокой ночью уже, наконец Верку завернули в простынку и унесли, а мы стали готовиться к похоронам.
Я выбрала веселенький сиреневый гроб в легкомысленную рюшечку, заказала гримера, чтобы Верку причесал и раскрасил, нашла и передала с агентом Веркино концертное платье, в котором она пела свой последний концерт в Гиперионе, и легкий палантин на голову в тон к платью, который Верка привезла мне из городу Парижу, с узором из силуэтов Эйфелевой башни и букв Paris. Забегая вперед, скажу - гример не подкачал, Верка красивая в гробу лежала, ух. И челочка, и стрелочки на глазках, и бровки, и интересная бледность, не страшная. И гроб в рюшечках, смешной.
Ночь накануне похорон я смотрела Пуаро Агаты Кристи и пыталась заснуть, Бурцев уютно похрапывал рядом, он тоже наплакался и намаялся, я не хотела его будить, перед глазами стояло мертвое Веркино лицо, я сквозь него пырилась в экран и не понимала ни слова, что там происходит. Сон не шел. Тогда я бросила смотреть Пуаро и спросила Боженьку: ты здесь? -Конечно, - прошелестел он в ответ. Я помолчала и сказала ему: "Сам видишь, что случилось." -Да, - прошелестел он. "Помоги мне, - попросила я его. - Завтра тяжелый день, надо его пережить. Без тебя никак. Дай мне сил, где ж их взять. Дай мне сил пережить все это панихидство завтра, это же так трудно". -Хорошо, - прошелестел он. - Будут тебе силы, спи... И меня выключило.
Наутро к нам приехала Дашка, причесала и накрасила меня, мы купили цветов и поехали в морг за телом, чтобы отвезти его в крематорий и там сжечь. Морг был криминальный, от Бюро экспертизы, потому что Верка умерла дома, и ее увезли в криминальный морг, чтобы там установить, не убили ли ее часом безутешные родственнички, мы этот морг еле нашли он был огромный. Серый и бетонный, со стеклянной пирамидой наверху. В центре был огромный и высокий, метров 15, зал ожидания, а по бокам были двери в прощальные залы, кажется штук шесть, три с одной стороны, и три с другой, а наверху был стеклянный потолок и та самая пирамида из стекла, как перед Лувром, и из нее вниз лился дневной свет, тоже серый и неяркий по случаю сплошной облачности. И толпа народа. Толпа. Похороны шли косяком, стоял гул разговоров, шелест шагов, кто-то тихо смеялся, кто-то плакал. "Вокзал" - подумала я. Только диктора не хватает: "До отправления покойного такого-то остается пять минут. Провожающим просьба покинуть усопшего " Я посмотрела вверх, в белую от облаков пирамиду, всю перечеркнутую черными симметричными балками, это было так красиво, такая гармония, симметрия, покой и потусторонний свет, как в храме, и не уличный, и не жилищный, вокзальный свет и вокзальная толпа, и там, где-то над толпой, над пирамидой, над облаками, Боженька мне улыбнулся, и я задохнулась от счастья, и от красоты, и совершенства его любви. "Бурцев, - сказала я - смотри..." и махнула рукой вверх, и Бурцев тоже уставился своими ореховыми очами куда-то выше облаков и сразу меня понял, и тоже заулыбался мне. "Вокзал,"- сказала я ему, Бурцев просиял и ответил; "Точно!" и его попустило точно так же, как и меня, и Бурцев стал мне рассказывать, что архитектор прямо вот молодец, по-человечески сделал этот проект, очень умно и красиво, и это вот такой стиль, и смотри, как сделано, и мы шептались в морге про архитектуру, и радовались как дети открывшейся нам абсолютной красоте и истине...
Да и хватит, наверное, рассказывать про это. Той эйфории мне хватило, чтобы с легкостью выдержать и этот день, и еще несколько недель, я счастлива была, как никогда, наверное, не была в жизни своей, пришлось даже в дурку сдаваться, лекарств просить, чтобы прикрутить эйфорийку-то, а то для сердца тяжело. Попробуй-ка столько радости по жилам прокачать, оно ж не железное.
