Героически погибшему в Чечне Зайцеву Валерию Игоревичу посвящается.
Родился в Серпухове 21 февраля 1970 года. Простой парень Валера, простые родители, папа рабочий на заводе, мама медсестра, простая сестрёнка младше на пять лет. Детство, школа, всё как у всех.
Военный комиссариат в 200 метрах от дома на той же самой улице героического маршала Ворошилова. На полдороге от дома до военкомата – аэроклуб. Так что определённая судьбы предрешённость имела место.
Стать военным – было распространено в наше с вами время.
В наше, не в ваше.
Однако, как в песне поётся «подтянувши шорты, начитавшись книжек», Валера первый раз встаёт в позу и отказывается поступать в военное училище. В военное училище города Серпухов. Есть в его родном городе такое – готовит ракетчиков. Основание: «Не хочу служить рядом с домом, и видеть мамку с пирожками на КПП мне совсем не можно». Взрослый ход для 17 летнего мальчишки…
Господи, сколько же людей поступило и окончило училища (или институты) только потому, что это всего лишь ближайший к дому ВУЗ…
В этом – первая гримаса судьбы.
Серпуховское училище готовило спецов для РВСН. Ракетные войска стратегического назначения. А они в локальных конфликтах не участвуют, по минным полям не бродят, в непосредственной близости от противника не работают, гибнут в основном по дури и очень не массово. Им уготовано уж если и погибнуть – так всем сразу. Да ещё вместе со всей страной, а то и со всем континентом. И неизвестно, сколько было бы у Валеры детей-внуков, и какого размера звезды на погонах, поступи он стандартно. Поступи он в ближайшее, а не желанное ему, военное училище.
В 1988 году призван в ряды Советской армии. ВДВ, учебка Гайжюнай. Тогда это ещё была одна страна. 1989-й – поступление в почти ближайшее военное училище к своему родному Серпухову – в Тбилиси. Там он и начал путь к своим офицерским погонам.
Тогда части сдуревшего в полном составе Союза решили, что пределом мечтаний и источником несомненного счастья является независимость. И что счастье и благоденствие зацветут сразу, и обязательно буйным цветом. Как только «перестанут кормить русских».
Одному Богу известно, сколько людей заплатило за эту «прекрасную» иллюзию жестокую цену. Сколько людей закопали за «доказательство от противного» не сосчитает никто. Плакали громко, но забывали быстро, хоронили часто – оттого буднично.
Грузии военное училище, готовящее специалистов для неожиданно образовавшейся России, было ни к чему, и заканчивал учёбу Валера значительно ближе к Серпухову, чем начинал. Славное Коломенское ВАКУ приняло Валеру в свои стены.
Вторая гримаса судьбы – у Валеры не было парадки.
Вернее, она была, но наискось простреленная. Собирая вещи в Тбилиси, он достал парадку, и повесил ее на окно... а когда наклонился за ботинками – в окно каптерки дали очередь наискось. Особо вольный и уже совершенно независимый житель суверенной республики увидел силуэт в окне… Автомат каждой половозрелой особи мужескАГО пола выдавался вместе с суверенитетом…
Но! Парадка висела на окне, а не на Валере, и улыбчивый рыжий парень поехал дальше получать свои погоны. Доучивался он скучно и обыденно, как и все: самоволки, пьянки, крики взводных, наряды-караулы, нервяк на сессиях – ничего интересного. И уж точно – ничего особенного. Чтобы стать тем, про кого скажут в песне: «…в горные ущелья загоняли маршем, чтобы повстречались с теми кто смуглее, чуть побородатей и слегка постарше…».
Военная карьера Валерия Игоревича развивалась стремительно и очень перспективно. Через год – майорская должность и старший лейтенант досрочно. Квартира, и прочие ништяки… Жена говорит, что любит, командиры говорят: «Молодец, старлей!». Бойцы: «Есть! Так точно! Никак нет!», и «Ура!» - что еще они могут говорить бравому коломенцу?.. Служи, да радуйся.
Но страна наша воевать любит и умеет. На хрена договариваться с особо вольными и очень независимыми горцами, когда полная армия Зайцевых да Романовых. Паша «Мерседес» Грачёв прогнал полупьяному гаранту конституции, что Грозный и его окрестности порвут одним десантным полком. И главная проблема лишь вовремя остановиться и не порвать чего-нибудь лишнего: какой-нибудь Пакистан заодно. Или там Новую Зеландию. А на пьяное мычание (чтоб ему вечно гореть в аду) Бори-Президента: «Так уж и порвем? Так уж и полком?», скурвившийся на лакейской должности Герой Советского Союза (заслуженный когда-то Герой) сказал: «Не сомневайтесь, господин Президент. Сам Валера Зайцев едет!». «Ну, готовьте приказ!» – выдохнул Главнокомандующий, запив стаканОм остаток разума. И остатки чьих-то жизней.
Залпом… И у Президента, и у всех поименованных в приказе, залпов потом было предостаточно…
Приказ подготовили быстро. Неумно – но быстро, и по всем гарнизонам засобирались Зайцевы, Романовы, Козловские, Юры Прищепные… Отменили отпуска, сели на сборы, получили новое обмундирование, патронов немеряно и гранат несчитано… Не сумел Валера приехать к сестричке младшей на свадьбу в ноябре 1994-го. Не пустили... Да и не поехал бы – служба.
И тут третья судьбы ухмылка – сестра его была на его выпуске.
И хотел Валера познакомить ее со своим однокурсником (да, Виталик?) с далеко идущими планами))) Не успел в хлопотах. А так, глядишь, судьба двух семей могла лечь по иному…
В декабре 1994-го в самый первый, в самый безумный заход попал Валера в Чечню. В той мясорубке, при сорокапроцентных потерях в бригаде остаться живым три месяца – почти чудо. Не потерять ни бойца – подвиг.
3-го марта его бригада уходила под замену.
А 1-го марта водитель грузовика ошибся и вылетел на минное поле…
Чья это была мина, наша ли, чеченов... Спросить не у кого, да и не знал никто. Да в общем-то и незачем… Для Валеры она была просто – железной. Громкой, горячей. И – смертельной. В госпитале он прожил ещё три дня…
Я не знаю, сменяли ли бригады медиков друг друга у его операционного стола, отчаянно борясь за молодую жизнь, и выковыривая из тела лишнее железо… Или он тихо доходил в уголке под серой простынкой… Время было шумное, хлопотное. И так, и так бывало по госпиталям. Забот в округе хватало – народ завоевать оказалось не так просто и увлекательно, как Павлушка Грачев обещался Борьке Ельцину.
На этом 4 марта 1995 года стремительная военная карьера старшего лейтенанта В. И. Зайцева стремительно прервалась. Вместе с жизнью…
А дальше все остановилось. Всё! Для родных и близких. Страна потери бойца не заметила. Борис Николаевич рассказывал о скором наведении конституционного порядка во всей вселенной. Государственная Дума ночей не спала, и заботилась о стране, не жалея мандатов и мигалок. Я поступал в академию и ругался с первой женой.
А в Серпухове, на улице Ворошилова, сидел папа и смотрел на фотографии сына. Разложенные на полу. Молча. Долго. Неотрывно. Садик, школа, присяга, лейтенант, старший лейтенант… Долго. Молча. Страшно. Инфаркт был неизбежен. Он и случился. А долгая больница надолго избавила его от рвущих душу изображений сына, которого уже не дождаться. Не обнять по приезду. Не спросить: «Как ты, сын?». Не выпить сто грамм за встречу. И он уже не придёт никогда. Теперь можно только придти к нему. Что Игорь Владимирович и сделал в 1999-м, не прожив и пяти лет. Так и не научившись снова улыбаться.
Рассказал ли он Валере, что его жена, его любимая, его Иннушка приехала на похороны беременной? С декабря беременной.
Не от него…
По-разному, получается они относились к долгу – офицерскому, супружескому, человеческому. И декабрь супруги Зайцевы очень по-разному провели: кто в Чечню, а кто и в… Да…
Там, в его раю, наверное, это не важно. Промолчал батя, скорее всего. А здесь, где это считается важным, а такой поступок – жестоким и страшным предательством, Валера об этом не узнал…
Повезло ведь мужику, правда?
Рассказал ли папа сыну о том, что что Боря, (чтоб ему по-прежнему гореть в заслуженном им полностью и безоговорочно аду), Ельцин оценил жизнь его молодую и перспективную, в цельный орден Мужества? Не рассказал… И это точно. Не потому, что другие награды там в чести. Ну не перед Господом же Богом орденом щеголять, на самом деле…
А не знал папа просто. Может и рад бы – но не знал.
Орден… Если посмертно – его же семье передают. Есть такая традиция в армии: или из коробочки – и на грудь.
Или в коробочку – и в сервант. Под сдавленные всхлипывания одетых в чёрное и с такими же лицами родных. А любимая его Иннушка замуж вышла-то только в августе. Через целых полгода.
А в марте она была вполне себе Зайцева.
То есть: семья. Так получается...
Так и осталась: с орденом от НЕГО. И ребенком не от него.
Сказать близким (тем, что «не семья») как-то не сложилось, все не до этого, более дела важные. Надо же наследство поделить несчитанное и немерянное (а заодно и посчитать, и померить). Всего два дня прошло, как Валеру похоронили… Нашли в госпитале, организовали самолёт. От Чкаловского аэродрома до Серпухова пешком не очень походишь, да ещё и с цинком. А армия любимая и заботливая людей-машину не дала. Это пока ты жив, да ещё приказы всякие выполняешь, типа «стереть чего-то и кого-то с лица земли»… Тут тебе – хочешь танк, хочешь самолёт, и людей сколь хочешь под такие заходы дадим. Людями Россия-матушка богата, не скоро ещё переведутся. Ну а если помер ненароком – не обессудь. Ты уж сам как-нибудь…
И вот сами, да как-нибудь, сильно заполночь (а если быть точнее в 3-и часа ночи) вернулся, наконец, Валера домой… К сестре родной в ноябре не смог на свадьбу приехать, в дорожку готовился, а сейчас вот с дорожки той и вернулся. И весь двор стоял и ждал его ночью. Первым он погиб в Серпухове, не свыклись ещё, не очерствели… Отплакали-отпели, всё как полагается.
Но дела семейные важны и промедления не терпят. Ещё не всю кутью поминальную доели, а у цветов на могиле лишь чуть лепестки привяли. А тёщи-жены уже за наследством несметным пожаловали… Хлебнула в итоге семья… Послушала нового, интересного, СВОЕВРЕМЕННОГО про нормы материального права и наследственную массу…
Тесть Валерин, правда, прощения просил на коленях у сестры и матери, все руки норовил поцеловать. Промахивался, правда, с непривычки. Да и наследница сильно покаялась. Но это потом, через 5 лет.
А их ещё нужно было прожить…
Я в армии служил, и жизню пожил немножЕчко. Повидал многое, и послушал всякое. Слово «справедливость» слышал, смысл понимаю смутно – встречается нечасто… Однако ж, чего только не бывает. Пять лет всего и прожила Инна, уже Незнаюкакеёноваяфамилия, но НЕ-Зайцева точно… Приболела быстро, лечилась тяжело и безрезультатно… На том же кладбище и похоронили.
И вот ведь судьба неугомонная – ну не устаёт на гримасы…
Мама Валерина о смерти её не знала, как-то не заладилось дальнейшее общение почему-то. Может характерами не сошлись, может ещё чего, у женщин такое случается. И пришла мама сына с мужем навестить. А заодно и невестку бывшую встретила. Хоронили рядышком. Так вот и узнала.
Через недолго пришёл кто-то не очень равнодушный с передачей. Передал слова её последние: «Простите меня, ради Бога. Это всё потому, что Валера меня не простил…»
И ещё пакет передал. Судя по виду провалялся пакет в гараже все это время. Грязный, замасленный, вонючий…
Что в пакете? Ничего особенного: дембельский альбом. Фотографии с училища. Письма. Свидетельство о смерти…
И орден Мужества. Так и узнали те, что родные.
А не те, что «семья».
Я вот все думаю – а если бы не заметили пакетик в гараже? Уборка там, или продали бы гараж вместе со всем «мусором». Или человек поравнодушнее бы оказался, посовременнее? Мол, ехать далеко, «на другой конец города», да дел много – люди современные заняты ужасно ведь.
И ещё думаю (прямо дурная привычка появилась): когда говорят «справедливость» – может все-таки она существует? Ну вдруг?
Ну так хочется верить… Пусть не как система, как гримаса судьбы хотя бы…
Что сейчас? Да всё хорошо. На Валериной школе мемориальная доска. Он там симпатичный и очень достойно так выглядит. Памятник военкомат оплатил, это не отнять. Чёрный, и тоже достойно так выглядит.
С мемориалами братвы Серпухова, конечно, не сравнить, да и не нужно. По учёту ему казённый букет раз в год полагается, согласно схеме захоронения. Сестрёнка говорит, что букеты тоже достойно так выглядят. Не жиденько.
Маме же – 50 % от оплаты коммунальных услуг…
Судьба, устав гримасничать, стала уже просто скалиться.
Так ведь и мечтали у Валеркиной колыбельки, наверное, молодые мама с папой – чтобы за квартиру платить поменьше, да на орден в серванте любоваться…
Такая вот история…
ЗАЙЦЕВ ВАЛЕРИЙ ИГОРЕВИЧ.
17.02.1970 – 04.03.1995
25 лет. И 15 дней. Вся жизнь…
Покойся с миром, воин.
Хочешь, я поставлю тебе песню? Это про тебя в том числе. И про всех, кто стал табличками улиц и мемориальными досками на домах и школах. Игорь Растеряев, мой земляк и прекрасный автор всех вас помянул:
Песня про Юру Прищепного.
Лето на исходе, солнце жаром пышет,
Только вот жарою нас пугать не надо –
Мы температуры видели повыше,
Мы ведь ребятишки из-под Волгограда.
Лихо разгоняюсь с горки по привычке,
В хуторок Субботин я въезжаю снова,
Вижу на заборе синюю табличку:
«Улица Героя Юры Прищепного».
Юрка – мой ровесник, мы из тех мальчишек,
Что в садиках советских. после запеканки,
Подтянувши шорты, начитавшись книжек,
Шариковой ручкой рисовали танки.
Было всё прекрасно: все о мире пели,
Олимпийский мишка полетел куда-то,
И никто не ведал, что на самом деле
В этот год рождались новые солдаты.
В этот год рождались те, кого позднее
В горные ущелья загоняли маршем.
Чтобы повстречались с теми, кто смуглее,
Чуть побородатей, и слегка постарше.
Те, кто расплатился за чужую подлость,
Уходил под пули прямо, не сутулясь.
Превращаясь в слёзы, превращаясь в гордость,
В синие таблички деревенских улиц...
Время боль не лечит, а смиряет с нею.
Будет постоянно мысль меня тревожить:
«Вот проходят годы, а не я взрослею:
Это просто Юрка с каждым днём моложе».
Но пора настанет, верю без оглядки,
И в огромной книге летоисчисления
В год восьмидесятый лягут, как закладки,
Синие таблички – символ поколения.
Прокричат таблички нам открытым текстом:
«Надо жить достойно! Надо жить НЕ ПОШЛО!»
…
Всё, что было Юркой, всё, что было детством,
С этого момента сразу стало прошлым...