Юлька — наше справочное бюро, «жилетка», всегда доступная для наших слез— заболела неожиданно и невовремя: в новогоднюю ночь.
Юльку увезла скорая. А через пару дней объявили диагноз – онкология, причем в последней стадии. Известие передавали из уст в уста, подробности множились, и среди них часто всплывало словосочетание «трепанация черепа», от которого наползал страх и непонимание происходящего, потому что где Юлька и где эта чертова трепанация?! Да еще и с жуткими прогнозами?!
«Только не Юлька!» — бормотала я как заведенная, но не верила сама себе и в результате оказалась в капкане собственного воображения. Ночами было особенно тяжело: новый сон − новый сценарий. Вот хирург подносит скальпель к Юлькиной голове. Делает надрез. И голова лопается с характерным глухим звуком «чпок». Словно в спелый арбуз воткнули нож, образовалась трещинка и внутри показалась красная сочная мякоть с черными семечками. Проснувшись, я судорожно глотала воду и таращилась в потолок, отгоняя сон и думая при этом: «А может, семечки – это Юлькины мысли?»
Мне разрешили навестить ее спустя неделю. Я боялась: о чем говорить? О чем говорить с близкой подругой, если знаешь: осталось два месяца. «Не больше!» − заявляли врачи.
Блуждание в больничных коридорах показалось мне бесконечным, особенно нервировали блестящие оранжевые полы. Зачем такой цвет? Может, оранжевый должен внушать больным и их родственникам надежду? Я представила себе бледную Юльку, ее лицо в тон белых больничных простыней и поняла, что не смогу войти в палату, что не готова к встрече, что, может быть, потом… «Потом» − это когда? На все про все — только два месяца. Не больше!
— Уже сообщили? — Юлька увидела меня первой и, пока над ней колдовала медсестра, терпеливо ждала ответа, не сводя с меня глаз.
Голова моей подруги напоминала гнездо: рыжие волосы, сбившиеся в колтуны с запеченной кровью, торчали во все стороны; вместо яиц, прямо посередине, виднелась полоска белого пластыря.
— Если страшно — отвернись, — с пониманием предложила мне Юлька и дождалась, пока медсестра отлепит пластырь. — Чего у меня там?
— Шов у тебя там. Обыкновенный шов, — невозмутимо, как мне показалось, ответила я, рассматривая кожу, стянутую грубыми стежками. По краям шва торчали зеленые ниточки, как ушки крохотных зайчиков. Я отвела взгляд, чтобы Юлька не заметила набежавшие слезы.
— Ну-ка, не реви! — скомандовала Юлька и без всякого принуждения, абсолютно естественно улыбнулась. — Не реви, сказала.
Она вдруг стала строгой, но взгляд ее по-прежнему был ясным, с искорками.
— Лучше сфоткай мой шов, — показала рукой на голову.
И мне отчаянно захотелось, как и раньше, пожаловаться ей на нее саму, на то, как она меня напугала, поныть, потому что не сплю ночами... Из-за нее… Я посмотрела на Юльку, наклонившую свою развороченную голову так, чтобы медсестре было удобно обрабатывать шов, и поняла: подруга намного сильнее меня, она не сломалась; это мне, а не ей, требуется утешение; Юлька справится.
А через два года я рассказала ей о моих снах и тревогах.
Как опубликоваться на нашем канале?
Очень просто! Отправляйте к нам в бот свой рассказ (до 6000 знаков с пробелами). Сразу предупреждаем: истории мы читаем и отбираем, попадут не все. Но у каждого есть шанс!