Так сказала милая девушка, которая отвечала за хозяйственную часть хирургического отделения, перед сдачей смены. И её не волновало, что через несколько часов меня могли выписать.
Узнав, что всю ночь я просыпалась мокрой (антибиотики в меня сутки вливали капельницами, так что всё закономерно), она принесла мне новую рубашку и частично сменила постель.
Рубашка, правда, оказалась короткой, но меня это не смутило. Зато вызвало удивлённый возглас у более пожилой медсестры, на которую я наткнулась в коридоре, когда шла в туалет.
- А халата у Вас нет? – спросила она меня.
- Есть какой-то, но он тёплый, с капюшоном. Меня в нём на операцию возили. Тяжело его носить. И жарко.
- Вас же не сегодня выписывают?
- Скорее всего, сегодня.
- Ну, всё равно. Не можете же Вы в таком виде ходить! Сейчас тут профессора пойдут. Спросят: «А чего это у Вас пациенты полуголые по коридорам бегают?».
Так у меня появился ещё и халат. Конечно, он был, кстати, так как в коридоре и особенно вечно проветриваемом туалете, было прохладно, но в палате, куда заглядывало солнце, я в нём тут же начинала таять как Снегурочка, что приводило к тому, что мои ноги в любом случае лицезрели все, вне зависимости от своей должности.
Разбудили меня, конечно же, опять рано – в районе шести, чтобы проставить все капельницы и уколы (и если от чирикающих с пяти утра воробьёв я научилась защищаться, заползая с головой под одеяло), то с медсёстрами, настойчиво желающими мне доброго утра, этот номер уже не прокатывал.
На завтраке доктор, которая меня оперировала, принесла мне выписку для семейного врача, сказала, что ждёт меня 24 мая на снятие швов (и с 8-9 утра в соседнем корпусе, если мне что-то будет не нравиться) и попросила дождаться счёта. Лечили меня по NVD (аналог российского ОМС, но с оплатой 10% от реальной стоимости лечения; сразу скажу, что деньги потом можно вернуть из налогов), и в счёте на 51 евро (20 евро за два дня нахождения в стационаре + 31 за операцию и лекарства) я не обнаружила ни копейки ни за вызов «Неотложной медицинской помощи», ни за анализы, УЗИ, кардиограмму, рентген лёгких и консультацию врача (может потом дошлют, но весьма сомнительно, так как в латвийских больницах вроде всё отдают сразу), которые предшествовали моему попаданию в хирургическое отделение.
Следом за счётом у меня возник вопрос: «А что делать с катетером?». Вот тут мне пришлось ловить в коридоре ближайшую женщину в синей униформе, которая относительно быстро прислала ко мне медсестру, сказавшую, что мне ещё полагаются лекарства «на дорожку», и только потом я могу быть свободна. Не скажу, что меня это радовало, так как чувствовала я себя довольно сумрачно, но, рассудив, что «дома и стены помогают», я довольно бодро выпорхнула из стен «C5» на залитую солнцем улицу, где меня ждал муж с машиной.
В Риге было жарко. С меня опять сошло сто потов. Особенно, когда мы рулили по брусчатке. Стояли в пробках (куда в этом городе все едут после десяти – не понимаю?!). Пристёгивали меня к креслу (а что делать, если ремни есть и на задних сидениях?).
Вопреки заверениям милой женщины, провожавшей меня ночью на операцию, что я отдохну в больнице (от домашних дел), дома я себя почувствовала гораздо более свободной, поскольку меня никто не дёргал – с капельницами, уколами, градусниками, едой и прочим, в результате чего мне удалось, наконец-то, выдохнуть, прислушаться к своим ощущениям и понять, что у меня ужасно болит горло после трубки (а может после слёз перед операцией, а может меня просто продуло в туалете, а может-может-может), в результате чего я предложила мужу прогуляться до почты и аптеки (меня ещё накануне выпихивали гулять в больнице, но я не согласилась) – за присланными китайцами босоножками (вот почему не в пакомат-то, а?) и перевязочным материалом, которым я потом успешно воспользовалась после разрешённого мне врачом душа.
К тому моменту в Риге стало ещё жарче. Летел тополиный пух! И в лёгком летнем платье с меня опять сошло сто потов.
Когда я вернулась домой, узнала, что нашего чёрного кота… усыпили. Он у нас был уже старенький. Много болел в последнее время. Ситуация обострилась, когда я попала в больницу. Решение нужно было принимать быстро. Меня не хотели беспокоить, так как я только приходила в себя после операции. Но дома эту новость скрыть уже было невозможно, так что…я просто молча поплакала внутри себя ещё раз, почему-то решив, что наш котёныш (все его звали по-разному, а откликался он, похоже, скорее, на мой голос, чем на одну из кличек) впитал в себя всю мою боль и унёс её туда, откуда нет возврата.