24 июня 1983 года у берегов Камчатки затонула атомная подводная лодка Тихоокеанского флота «К-429», командовал которой капитан первого ранга Суворов. Старшим на борту был начальник штаба дивизии, Герой Советского Союза, капитан первого ранга Гусев. На лодке находились 120 человек, в результате катастрофы погибли 16 членов экипажа.
Николай Михайлович Суворов был осужден Военным трибуналом Тихоокеанского флота к десяти годам лишения свободы. Три года провел в колонии поселения в Новгородской области. Освобожден по амнистии в сентябре 1987 года.
Умер 26 сентября 1998 г. в Санкт-Петербурге.
Сегодня мы публикуем историю трагического рейса «К-429» и рассказ о судьбе Николая Суворова по документам, предоставленным редакции его вдовой — Зинаидой Васильевной Суворовой.
Из объяснительной записки Суворова Н. М.:
«24 июня 1983 года в 23 часа 27 минут местного (Камчатского) времени при погружении для дифферентовки ПЛ легла на грунт на глубине 42 метра с затопленным четвертым отсеком через захлопки вдувной и вытяжной вентиляции… Этому трагическому происшествию предшествовали следующие события…»
Из пояснительной записки старпома Чехова И. В.:
«…экипаж готовился к отпуску, который был спланирован на июнь 1983 года. Однако за неделю до катастрофы командир дивизии Алкаев Н. Н. вызвал командира Суворова Н. М. и поставил задачу, в корне отличающуюся от годового плана, а именно: выйти в море на одни сутки для выполнения боевого упражнения с тем, чтобы закрыть план боевой подготовки экипажа и дивизии в целом.
Суворов крайне отрицательно отнесся к задаче, поставленной командиром дивизии. Мы приняли решение поочередно попытаться его убедить не изменять годовой план. Первым пошел я, разговор происходил в резкой форме со стороны командира дивизии, и он просто выгнал меня из кабинета. После этого к командиру дивизии пошли капитан 1 ранга Суворов Н. М. и капитан 2 ранга Пузик В. Т., результат разговора также был отрицательным».
Из записок Суворова Н. М.:
«Я доложил, что не могу выполнять данное задание. Приказами командования экипаж был разукомплектован – недокомплект составил 50%. Мне был отдан приказ выйти в море, иначе через 30 минут я буду исключен из рядов КПСС и отдан под суд Военного Трибунала. Я получил приказание: отпуск отменяется, экипажу готовиться в ближайшее время к выполнению торпедных стрельб».
Из письма Героя Советского Союза капитана 1-го ранга Гусева А. А. (в 1983 году был начальником штаба):
«Я находился в госпитале, но был оттуда отозван для исполнения своих обязанностей. В это же время командир соседней дивизии готовился уехать в отпуск, но у него оказалась задолженность по боевой подготовке – не выполнил обязательную торпедную атаку по ПЛ в дуэльной ситуации. Для этого нужна была мнимая ПЛ противника. Штаб флотилии назначил и включил в план боевой подготовки АПЛ «К-429». Эта лодка находилась под командованием капитана 2 ранга Белоцерковского и проходила доковый ремонт, ее экипаж потерял линейность и выйти в море не мог. Командир дивизии Алкаев принял решение передать ПЛ экипажу Суворова Н. М.
…Я заявил о своем несогласии с выходом в море «К-429» с экипажем Н. М. Суворова. Однако вечером того же дня узнал, что план подписан, то есть утвержден начальником штаба флотилии контр-адмиралом О. Е. Ерофеевым.
Я прибыл к Ерофееву и попробовал его убедить отменить решение, но получил ответ: «Ты что же, Герой, струсил?»
После этого я написал официальный рапорт на имя начальника флотилии о неготовности ПЛ к выходу в море и поставил гриф «Секретно». Один экземпляр отправил в штаб флотилии, второй закрыл в сейфе в своем кабинете… Я оказался среди спасенных членов экипажа «К-429» и когда после трехсуточной оксигенобаротерапии в барокамере спасательного судна я был доставлен в дивизию, встретил меня капитан 1 ранга Алкаев. Первым делом я ворвался в свой кабинет и обнаружил взломанный сейф. Он был пуст».
Так принималось решение о выходе лодки в море. А вот документальные свидетельства того, как формировался экипаж
«К-429».
Из объяснительной записки Суворова Н. М.
«…на ПЛ при отходе от пирса я увидел молодого матроса, которого не знал лично и спросил, откуда он. Тот ответил, что он дублер, прибыл из казармы за 15 минут до выхода в море. Я спросил старшего помощника Рычкова, как мог оказаться здесь этот матрос. Он ответил, что по приказанию капитана 2 ранга Белоцерковского из казармы были приведены 12 молодых матросов для «учебы в море» незадолго до выхода.
На мой вопрос, почему мне не доложили, сказал, что доложил капитану 2 ранга Белоцерковскому. Я подошел к капитану 2 ранга Белоцерковскому и задал те же вопросы. На них он ответил: «Я не хочу попасть на парткомиссию. Если я оставлю людей в казарме, они могут что-нибудь натворить». Я отдал приказание помощнику командира расписать личный состав дублеров».
Заместитель командира Пузик В. Т. (из пояснительной записки):
«…В экипаж собирались прикомандированные специалисты, которых с большим нежеланием отпускали командиры других лодок. Старшину команды трюмных мы не дождались. Параллельно нагрянули представители из штаба Флотилии, для выполнения своего плана. Все делалось в напряженной, нервной обстановке, каждый гнал свой план».
Из пояснительной записки старпома Чехова И. В.:
«После приема ПЛ «К-429», которая перед этим вернулась с длительной боевой службы, мы начали готовить ее к выходу в море в соответствии с действующими на то время приказами и директивами. А так как на борту ПЛ было загружено спец. оружие, за содержание и повседневную эксплуатацию которого отвечал капитан 2 ранга Белоцерковский, на момент начала приготовления корабля к выходу в море, его экипаж был обязан идти в море тоже.
После проворачивания оружия и технических средств вручную, которое проходило в моем присутствии, мне по телефону лично командиром дивизии, капитаном 1 ранга Алкаевым Н. Н., было приказано: дела и обязанности передать прибывшему на борт ПЛ старшему помощнику с другого экипажа капитану 3 ранга Рычкову В., который не был допущен к самостоятельному управлению кораблем».
Лиховозов В. Е. – командир БЧ-5 (из показаний на следствии):
«О том, что нет специалиста — старшины команды трюмных я Гусеву и Суворову не докладывал перед выходом в море».
Рычков В. — старпом (из показаний на следствии):
«Перед выходом в море я не знал, что Антипов (старшина команды трюмных) не прибыл. Лиховозов перед выходом мне
доложил, что лиц, незаконно отсутствующих, нет. Я доложил Суворову, что экипаж укомплектован полностью».
Из записок Н.М. Суворова:
«Командование дивизии скомплектовало экипаж для выхода на торпедные стрельбы из личного состава пяти экипажей. Приказ ВРИО командира дивизии Гусева об укомплектовании и прикомандировании недостающего личного состава был подписан всего за один час до выхода подводной лодки на стрельбы. Этим приказом было прикомандировано 58 специалистов.
Я и мои подчиненные были поставлены в условия, при которых за 12 часов был собран экипаж. Нужно было проверить подготовку людей, ознакомиться с материальной частью ПЛ, выгрузить боевые и погрузить практические торпеды, принять корабль и подготовить его к выходу в море. Эти мероприятия выполнить не смог бы никто, что и было подтверждено экспертами во время следствия».
Прервем документальное повествование, чтобы подвести главные итоги вышеизложенного. К моменту выхода ПЛ «К-429» в море на борту оказались два командира экипажей Суворов и Белоцерковский, два командира БЧ-5, старпом Рычков, не допущенный к самостоятельному управлению, отсутствует старшина команды трюмных.
Из дополнений и замечаний на протокол судебного заседания. Суворов Н. М.:
«Об отсутствии старшины команды трюмных не доложили. Нарушений в такой спешке не могло не быть. Последние три прикомандированных прибыли за 15 минут до отхода от пирса.
Я не поставил свою подпись в месте готовности на выход в журнале, так как не было всех подписей флагманских специалистов, обязанных проверить ПЛ перед выходом в море и сделать роспись. Эту подпись я сделал после выхода из затонувшей ПЛ, когда капитан 1 ранга Алкаев попросил меня это сделать с глазу на глаз. То, что не было моей подписи на момент выхода, может подтвердить адмирал Флота Сорокин. Он видел этот журнал».
Почему в такой ситуации нельзя было задержать выход? Потому что для выполнения торпедных стрельб другие корабли уже вышли в заданный район. Суворов всех задерживал.
Из дополнений Суворова Н.М. к протоколу судебного заседания:
«По прибытии на ПЛ из штаба, где мы были на инструктаже по мерам безопасности при выходе из базы, Рычков доложил мне в присутствии свидетелей Гусева и боцмана Астафьева за 7 минут до выхода, что ПЛ готова, личный состав в наличии, средства защиты в наличии и исправны, турбина готова. На основании доклада Рычкова я доложил Гусеву — старшему на борту, что ПЛ к походу готова, он дал разрешение на отход от пирса.
…За 35 — 40 минут до расчетного времени занятия района дифферентовки я решил проверить ПЛ на герметичность перед погружением».
Из приговора Военного трибунала Тихоокеанского флота от 02.11. 1984 года:
«Суворов знал, что ПЛ к бою и походу была подготовлена не полностью, принял решение осуществить проверку прочного корпуса ПЛ на герметичность… на переходе к месту выполнения задания. Выполняя это решение на переходе в район дифферентовки, при проверке прочного корпуса на герметичность Лиховозов, видя, что личный состав 4 отсека в течение получаса не мог подготовить систему судовой вентиляции,не разобрался в причинах задержки, практической помощи не оказал».
4-й отсек был затоплен через захлопки системы вентиляции. Напомним, что старшины команды трюмных на ПЛ не было.
Из записок Суворова:
«В ходе предварительного следствия и на судебном заседании показаниями свидетелей было доказано, что система управления захлопками была не исправна, что за месяц до этого, в последнем походе на корабле были случаи их несанкционированного открытия».
Из письма Героя Советского Союза капитана 1-го ранга Гусева А.А.:
«Подводная лодка имела серьезную неисправность — негерметичность захлопок с двух бортов системы вентиляции 4-го отсека… Об этой неисправности ни командиру, ни мне никто не доложил: личному составу сдающий экипаж порекомендовал при погружении приоткрывать захлопки на мгновение и быстро их закрывать, тогда в дальнейшем течи воды не будет. Вот почему при приготовлении ПЛ к бою и походу эти захлопки в 4 отсеке не поставили на стопора и замки, хотя перевели систему вентиляции по замкнутому циклу. Впоследствии, именно через эти захлопки и был мгновенно затоплен 4 отсек и погибли 14 подводников. Они приоткрыли захлопки, а быстро закрыть не удалось.
«К-429» взяла курс в точку дифферентовки. Командир дал команду: «Приготовиться к погружению». Получив доклад командира БЧ-5 о готовности ПЛ к погружению, мы задраили верхний рубочный люк и спустились в центральный пост. Командир начал давать необходимые команды на погружение под перископ… В перископ ничего не видно — ночь, туман, а лодка фактически пошла на погружение. В 4 отсеке выполнили «рекомендованный» прием с захлопками и в отсек пошла вода. Аварийного сигнала из отсека не дали, так как надеялись захлопки закрыть. Закрыть не удалось, напор воды оказался сильнее давления гидравлики в магистрали».
Из объяснительной записки Суворова:
«Громко объявил в центральном посту: «Задраить верхний рубочный люк». Лично убедился по сигнализации, что рубочный люк закрыт и что все забортные отверстия по сигнализации «Ключ» закрыты. Запросил разрешение Гусева погружаться.
Командир БЧ-5 отрепетовал мою команду и начал заполнять среднюю группу порциями. В это время поступил доклад с 1-го отсека: «Аварийная тревога, поступление воды в 1-й отсек!» Я посмотрел вниз, в шахту перископа, увидел мичмана Лящука, старшего электрика 4-го отсека, который, вглядываясь вверх, кричал: «Аварийная тревога, поступление воды через вентиляцию в четвертый отсек!», и вернулся в 4-й отсек. В это время поступил доклад от старпома: «Аварийная тревога». Почти одновременно с Гусевым прокричал: «Продуть балласт. Всплывать». Услышал шум воздуха, поступавшего в ЦГБ, через 30 секунд шум прекратился, я услышал, что ПЛ «вздрогнула», посчитал, что началось всплытие, бросился в рубку отдраивать люк. Повернув ручку, не услышал шума воздуха. Пытался поднять крышку, она не открылась. Я задраил ее, спустился вниз. Личный состав готовил и надевал средства индивидуальной защиты. В центральный пост поступала вода. Пропало освещение, обесточились «Ключ» и «Шпат». Поступили доклады о наличии воды в трюмах 1, 2, 3 отсеков. С трюма и средней палубы поступил доклад о хлопках и искрах в районах щитов. По докладу с 1, 2 и 7 отсеков — глубина 35 метров и не меняется, решили, что ПЛ легла на грунт.
После оценки обстановки сообщили в отсеки, что находимся на грунте, нас должны скоро найти, так как оперативный дежурный не получил доклада от ПЛ об освобождении района, вышло время донесения следующего района.
Принял решение отдать буй
2-го отсека. Поступил доклад: сломался шток привода отдачи носового буя, отдать невозможно. Решили отдать кормовой буй воздухом, не отдался».
Из копии акта досмотра аварийно-спасательных средств, составленного после поднятия ПЛ с грунта.:
«…После съемки крышки и осмотра носового буя обнаружено:
— отсутствие в носовом буе радиопередающего устройства аварийного сигнала, на приводах ржавчина годовалой давности;
— кормовой аварийно-спасательный буй — крышка отдана с помощью кувалды, привод крышки закис, заржавел;
— после осмотра кормового аварийно-спасательного буя — трос-кабель обрезан;
— устройство коммутации сигнализации, связи с аварийно-спасательной службой отсутствуют;
— всплывающее устройство — привод отдачи крышки из отсека не сработал из-за того, что трос удлинителя в трех местах был порван и закреплен в направляющих с помощью узлов, болтов и проволоки. Отдать крышки при таких условиях невозможно».
Из приговора Военного трибунала:
«Эксперты в заключении узнали, что подводная лодка перед выходом в море была технически исправна».
Из рапорта Суворова (напомним — авария произошла в 23 часа 30 минут 24 июня 1983 года):
«В 4 часа 30 минут (25 июня) раздался взрыв на средней палубе. «Хлопнула» аккумуляторная батарея. Отсек задымлен. Дал команду: «Включиться в средства индивидуальной защиты». Личный состав выполнил, доложили со средней палубы — взрыв водорода аккумуляторных батарей. Сорвало крышки люка АБ. Пожара в АБ нет».
Из письма Гусева А.А.:
«Обстановка быстро ухудшалась».
Из рапорта Суворова (июль 1983 года):
«Решили, что разведчиков необходимо выпустить с рассветом. Оперативная служба, зная о занятии района и отсутствии донесения об освобождении, будет запрашивать ПЛ, должен последовать запрос, при отсутствии донесения от ПЛ, поэтому разведчикам была поставлена задача — обозначить место ПЛ буем, передать данные. В период с 7 до 8 часов утра были выпущены два разведчика (мичман Мерзликин и мичман Лесник). Выпустив разведчиков, ждали донесения и связи с аварийно-спасательной службой».
Но наверху подводников никто не ждал, они плыли около 4 часов. Их подобрал пограничный корабль. Подводникам удалось передать сообщение о месте нахождения ПЛ. Спасатели прибыли.
Из письма Гусева А.А.:
«Мы с Николаем Михайловичем Суворовым перебрали все известные случаи из мировой практики спасения подводников. Получалось так, что никогда не удавалось спасти весь экипаж из затонувшей ПЛ. Мы решили пойти на самый надежный, но предельно рискованный шаг — метод свободного всплытия через торпедные аппараты».
Из 106 человек, оставшихся в живых после затопления отсека, им удалось спасти 104 жизни.
Из письма Гусева А.А.:
«Я не буду обстоятельно рассказывать о том, в каких условиях все происходило, укажу лишь один эпизод:
В кормовом отсеке собрался личный состав 6-го и 7-го отсеков. Среди них был мичман Баев. До прихода на флот он работал водолазом на реке. Его мы и назначили старшим по выходу людей через шахту кормового люка. Когда начали открывать нижний люк шахты, то сломали кремальерную ручку. Люди оказались в стальной ловушке и Баев понял это первым. Надо было что-то делать, так как все они были включены в аппараты и азотно-гелевая смесь в аппаратах была на исходе. В этой ситуации Суворов предложил снять ручку с переборочной двери между 6 и 7 отсеками и поставить ее на место сломанной. Ждали долго, с надеждой и вдруг крик Баева в трубку аварийного телефона? «Ура, подошла, начинаем выход!»
И они вышли.
Николай Михайлович Суворов вышел из ПЛ 28 июня 1983 года. Через 4 часа он докладывал об обстоятельствах аварии командующему ВМФ Горшкову. 23 года он служил Родине и ходил в море, сначала на ПЛ Северного Флота, затем Тихоокеанского. После катастрофы началось хождение по мукам. Заранее на партактиве в то время, когда ПЛ «К-429» еще не была поднята с грунта, Суворова объявили преступником, хотя истинные причины аварии не были выяснены. Еще до суда он был исключен из партии.
Полтора года длилось следствие. И надо рассказать, как это было…
В гарнизон прибыл следователь Бородовицин В. В., начались допросы. Суворов не признавал обвинений и приводил серьезные опровергающие доказательства. Члены экипажа приходили с жалобами: следователь кричит, запугивает, грозит следственным изолятором.
Из заявления Суворова Н. М. Военному прокурору ТОФ от 17 мая 1984 года:
«После подъема корабля с грунта не был составлен акт материально-технической экспертизы… Техническое состояние и исходное положение глубиномера... захлопок и положения манипуляторов системы вентиляции в аварийном положении и т. д. Невозможно было уже проверить в связи с ремонтными работами, произведенными на корабле… В акте экспертной комиссии указано, что аварийно-спасательные устройства исправны, что не соответствует действительности, так как я лично предъявил следователю акт ревизии аварийно-спасательных средств, которая проводилась в присутствии начальника технического управления ТОФ… Я пришел к убеждению, что следователем была дана экспертам неполная информация и по другим вопросам… Мною лично с аварийного корабля был вынесен дифферентовочный журнал… и предъявлен членам государственной комиссии. Но к началу следствия журнал оказался утерянным.
Я был ознакомлен с актом экспертной комиссии, по результатам которой следователь Бородовицин намерен мне предъявить обвинение. Акт составлен в Моск-ве, в отрыве от места событий и времени аварии, без ознакомления в существе дела на месте,
по неполным односторонним
и необъективным данным, предъявленным следователем членам комиссии».
Из постановления об отказе в удовлетворении ходатайства адвоката Н. М. Суворова от 02.07.84 года:
«В своих доводах адвокат указывает на то, что из 10 томов уголовного дела эксперты были ознакомлены только с 7-ю томами и сделали необъективные выводы только на негативных свидетельских показаниях в отношении Суворова, без учета доказательств, свидетельствующих о его непричастности к упущениям и недостаткам, повлекшим потопление корабля и гибель личного состава… Доводы адвоката не соответствуют действительности, в материалах уголовного дела, находящегося в 7-и томах, объективно исследованы все вопросы».
Из письма капитана 1-го ранга в отставке Здесенко В.Г. (эксперт на суде):
«На мой вопрос, почему отсутствуют свидетели, председатель военной прокуратуры ответил, что они находятся в европейской части СССР. Для экономии денежных средств, которые изымаются с подсудимых, их не вызывали. На вопрос, почему командир дивизиона живучести по делу проходит как свидетель, а не как виновный, он ответил: «Издержки следствия, а начинать вести дополнительное следствие — время упущено».
Из материалов Суворова Н. М., подготовленных для обращения о просмотре его дела:
«Рапорт о вступлении в командование я не писал и приказ о моем вступлении в командование был составлен «липовый» уж после аварии. Это признал на суде и начальник штаба Гусев А. А., который его подписывал и старший помощник начальника штаба Родионов, который исполнял эту «липу»… Я на судебном заседании спросил теперь уже бывшего командира дивизии Алкаева Н. П.: «Как так получилось — идет в море одна ПЛ, а план выполняют два экипажа, да еще начальник штаба — торпедную стрельбу. Это же очковтирательство и приписки». Алкаев согласился с этим выводом.
Военный трибунал ТОФа 2 ноября 1984 года признал Суворова Николая Михайловича виновным в нарушении правил кораблевождения и приговорил его к 10 годам лишения свободы.
Из разъяснений Суворова Н. М., данных для заседания Военной коллегии Верховного суда:
«Как могли не заметить показания свидетелей члены экс-пертной комиссии, утверждающие, что команды не подавались, я не могу объяснить. Но что эти команды слышал и выполнял личный состав ПЛ, подтверждают показания… (Суворов приводит 20 фамилий свидетелей, с указанием томов дела). Могли ли все без исключения слышать команды, подаваемые мною по циркулярной связи? Конечно, нет. Этому могли помешать шум работающих механизмов, вентиляторов, а также выполнения определенных функциональных обязанностей — осмотра, замера, пуска и остановки механизмов».
11 сентября 1987 года Н. М. Суворов вернулся домой по амнистии. И начал обращаться во всевозможные инстанции с просьбой о пересмотре дела.
На все обращения получал ответы о правильности приговора.
За полгода до его смерти пришло очередное письмо от Главного военного прокурора России Ю. Г. Демина:
«В ходе судебного разбирательства, бесспорно установлено, что непосредственной причиной несанкционированного открытия забортных вентиляционных и незакрытия переборочных отверстий, что и повлекло затопление корабля, явились конкретные нарушения требований Корабельного Устава ВМФ СССР и инструкций… Судом надлежащим образом оценен и факт укомплектования подводной лодки специалистами из различных экипажей, а также предоставления Вам ограниченного времени на приготовление к походу. Данные обстоятельства не колеблют вывода о Вашей виновности».
«Секретные материалы 20 века» №4(48), 2001