40. Аминь
Вместе с Большим Шайтаном погибли и все живые существа на этом космическом корабле, в том числе старшина Гончаров и полковник Журавлёв, известный нам как Белосветов Игорь Владимирович. При этом Максимов Александр Владимирович, (другая ипостась Журавлева) оставался живым.
В момент гибели своего двойника полковник Максимов находился в Авдеевке; была глубокая ночь, и городок был погружён во тьму, и время от времени слышался свист и вой пролетающих над домами снарядов, и взрывы в жилых районах.
Впрочем, люди уже привыкли к стрельбе, ибо артиллерийские дуэли людей и демократов велись круглосуточно.
Александр Владимирович спал в доме одной пожилой женщины, у которой он квартировал, не обращая внимания на канонаду – если прилетит шальной снаряд в твой дом, и ты предстанешь перед Господом Богом в мире ином, значит, на то воля Его...
Но вот в ночи раздался тоненький и очень нежный звон, и Максимов проснулся. Он приподнялся с кровати и спустил ноги на пол. В занавешенное тюлем окно лился лунный свет, и в его тусклом освещении смутно прорисовались конуры стола, шкафа, стульев и иных предметов.
Максимов нашарил тапочки ногами, сунул в них свои ступни сорок второго размера и поднялся с кровати.
Как это ни странно, а он стоял в спальне своего родного дома, и расположение окна, стола, стульев, платяного шкафа и иных предметов было точно таким же, как и в дни его далекой юности.
Максимов (он же Журавлёв) протопал в залу, из неё вышел в полутёмный коридор, который вывел его на веранду, из которой он, через видавшую виды дверь с облупленной синей краской, попал во двор.
Сияли звёзды, дышалось легко и благостно. В глубине двора, под сенью старого абрикоса, сидели на скамейке какие-то люди и о чем-то беседовали. Подойдя к ним, Максимов увидел, что одним из них был он сам, полковник Журавлев, другим оказался старшина Гончаров, а третий, желтолицый, с круглым лысым черепом, в оранжевом комбинезоне с эмблемой масонского Ока на груди, был ему незнаком.
При его приближении все трое поднялись со скамьи.
Максимов коротко кивнул старшине и незнакомцу и, раскинув руки, обнял своего двойника.
Так и простояли они некоторое время в объятиях друг друга, и нечто родное, близкое, щемящее сердце, вливалось в душу Максимова и растворялось в ней. И его двойник таял в нём, ясно осязаемый, родной, любимый, перетекая в него и сливаясь с ним воедино… И какое-то время Максимов простоял так как бы в какой-то нездешней, сказочной реальности, сжимая у своей груди себя самого, а потом вдруг ощутил, что лежит на своей кровати, обнявшись с самим собою.
И под мерное, сладостное дыхание в той тревожной военной ночи его двойник легким, как воздушный пар, облачком, перетёк в него окончательно и разлился по всему его существу. И с этой поры они вновь стали нерасторжимы, стали единым целом; и отныне Белосветов, погибший на Большом Шайтане, жил в Максимове, и Максимом жил в нём. И не было теперь Максимова и Белосветова каждого по отдельности, но был един человек, полковник Советской Армии Журавлёв, действующий в тылу демократов под фамилией Максимов и обладающий всеми теми качествами, какими обладал и перешедший в него Белосветов. И по этой-то причине все события, случившиеся с Журавлёвым после того, как он раздвоился на холме за Красной Хатой, стали теперь достоянием и его, Максимова, души.
Забегая вперед, замечу здесь кстати, что все наиболее значимые факты для этой повести я почерпнул именно от полковника Журавлева, или же Максимова, хотя, по его словам, независимо от их группы в стане демонов действовали и другие отряды.
Итак, о Белосветове сказано довольно.
А теперь вернёмся к той тёмной ночи, когда Елизавета Михайловна Панина, проживающая в селе Антоновка, впустила в свой дом четырёх мужчин: двух своих сыновей, а также сержанта Петрова и полковника Максимова. Покинув домик в Антоновке, (переименованной демократами в Байденвилл) разведчики пошли к своим.
В рюкзаках у них лежали сверхсекретные приборы – маяки, закамуфлированные под матрёшек. С виду они ничем не отличались от тех, что продавали в магазинах СССР семидесятых годов, но, как мы помним, под сарафанами у Матрён имелись некие таинственные штучки, позволявшие устанавливать порталы связи планеты Земля с мирами в иных пространственно-временных измерениях.
Не стану описывать здесь переход разведчиков через Байденвиллские топи, их стычку с безголовыми ботами, уход от погони и иные подробности этого весьма опасного рейда, хотя само по себе это было бы и довольно увлекательно. Но то был лишь один из многочисленных эпизодов в той войне людей с демонами, которыми была наполнена эта история, мне же не хотелось бы растекаться мыслью по древу, по примеру иных режиссёров мыльных телесериалов, и без крайней на то надобности затягивать свой рассказ.
Замечу только лишь, что разведгруппа, хотя и изрядно потрепанная демократами, возвратилась в Республику Людей и передала маяки Бате, и что вскоре после этого ход событий в Труменболтском царстве-государстве начал круто меняться.
Изменения эти, впрочем, протекали подспудно, незаметно для глаз заурядного Труменболтского обывателя, подобно тому, как бывают незаметны подводные течения в глубинах морских вод.
Все также в «Вавилонской Башне» и ей подобных сатанинских капищах проповедовалось учение о позитивной деградации, и всё также лилась с экранов телевизоров самая чудовищная, самая омерзительная ложь, наполняя сердца граждан лютой ненавистью ко всему человеческому и, в особенности, к русским людям и к христианству; и по-прежнему со всех телеящиков вещалось о том, что хороший русский – это мёртвый русский, ибо он глуп, невежественен и злобен по своей дикарской природе и, коль скоро этот варвар не желает впитывать в себя демократические кейсы и кластеры и отрекаться от своей человеческой сути, его следует «обнулить». И вебштейны Бронштейна зорко следили за тем, не вспыхнет ли на их бесовских радарах хотя бы малейшая искорка божественного света и, если таковая вспыхивала, её обнуляли. И шпики полковника Краунберга все так же старательно рыскали по Труменболту и близлежащим селениям, выявляя неблагонадежных граждан; и делалось всё, всё возможное для того, дабы никто из молекул свободного мира не мог вспомнить, что он есмь Человек, образ божий, и никогда не задумывался над тем, для чего он призван в этот мир. А дабы подобные крамольные мысли не залетали в головы народных масс, по телевизору денно и нощно крутили самые пошлые, самые бездарные шоу, способные вызвать у психически нормального человека лишь отвращение и блевотину.
И мертвящий всё живое воздух демонократии и либеральных извращений опутывал город, как некий спрут морских глубин, и был невыносимо смраден и тяжел для всякого, кто не утратил ещё в себе способности чувствовать это зловоние. И только очень, очень немногие граждане Труменболта могли уловить в этом затхлом воздухе так называемой «свободы» некое веяние не то, чтобы чего-то нового, но каких-то неясных еще перемен.
Невесть откуда вдруг пополз слушок о том, что в Красной Хате был взорван главный инструмент демократии – трансмутатор, что доктор Мендель со своим медперсоналом куда-то бесследно исчез, и что в некоем засекреченном подземном бункере нашли свою смерть таинственные демократы. Перешептывались также и о гибели «Большого Шайтана» и неких всемогущих богов, обитавших на этом космическом корабле.
Эти слухи, естественно, жёстко пресекались либералами, однако несмотря на всю мощь своих карательных аппаратов, «Кремлёвские нарративы» продолжали расходиться среди населения, как круги на воде.
С этим надо было что-то решать… И решать радикально.
И как-то разом, словно по команде, из каждого утюга начали трезвонить о том, что у правительства всё под контролем, что всё идёт прекрасно, и что вот-вот начнётся уже давно анонсированное наступление прогрессивных демократических сил на Республику Людей и их главный оплот, столицу русских вандалов – Москву.
Однако, чем больше хорохорились демонократы, чем звонче их приспешники звенели на всех углах о своих небывалых ещё достижениях, тем больший страх перед чем-то страшным, неведомым, неотвратимом вползал их заячьи души. И как бы в подтверждение этих страхов, произошло то, чего никто из них и представить себе не мог и в самом кошмарном сне: руководящие циркуляры перестали спускаться в их чиновничьи кабинеты, и либеральные функционеры вынуждены были принимать решения самостоятельно, думать своим собственным умом! А это – уже беда! Это – нонсенс! Это – всё равно, как если бы небеса рухнули на их змеиные головы. Ибо никто из демократов думать не умел, и не хотел.
Думали, давали указания другие – их партнёры! А теперь партнёры куда-то исчезли, и бюрократов охватила паника – каким-то непостижимым, крысиным чутьём они поняли, что брошены своими хозяевами, и что никто больше им на помощь не придёт…
В воздухе повеяло чем-то гнетущим, липким – повеяло животным страхом.
И неведомо было всем этим демонам, со всей их разветвлённой разведкой, оснащенной самой передовой техникой, что в недрах Республики Людей вызревает нечто ужасное...
Там, за вражеским «поребриком», уже давно были установлены секретные маяки, и с их помощью, в заранее оборудованные места с СССР незримым образом перебрасывались танки, самолёты, артиллерия и иная военная техника; день за днём за поребриком наращивался контингент советских воинов, и разведчики Бати то и дело уходили в глубокие рейды по тылам гомосексуального воинства Грингольца, выявляя слабые места в обороне противника, а товарищ Иванов со своим замом Колбасовым, полковником Максимовым и иными членами военного совета уже не раз вылетал на совещания в Москву, уточняя там детали предстоящего сражения.
Тем временем в войсках Наркоши продолжали бухать и наркоманить...
И ни министр обороны Бейла Ивановна Либерман, ни шеф секретной службы Цеце Бронштейн, ни шеф гестапо Краунберг, ни иные влиятельные чиновники ни сном, ни духом не ведали о грозных приготовлениях неприятеля, свято веруя в свою же собственную пропаганду о том, что их враг глуп, труслив и слаб как некогда. И самым легковерным из этого стада (как и следовало ожидать) оказался президент Грингольц.
Создавалось впечатление, что этот шут спятил уже окончательно.
Подобно некому самовлюблённому Нарциссу, Кокаинович позировал перед телекамерами, перерезал ленточки на открытии каких-то сортиров, фонтанов, гей клубов; он являл свою персону на различных фестивалях ЛГБТ сообществ и им подобных бесовских тусовках и, в конце концов, дошёл уже до таких степеней маразма, что выдвинул свою кандидатуру на соискание звания «Президент Вселенной».
Тут, конечно, уже требовалось вмешательство доктора Менделя или иного узкого специалиста, однако же никто не взял на себя труд озаботиться состоянием психического здоровья главы государства, а посему этот конкурс шут выиграл, и, причём выиграл очень даже легко, с большим отрывом обскакав таких выдающихся личностей, как Иисус Христос, Моисей, Будда, Цицерон, Шекспир, Конфуций, Достоевский, Ганнибал, Наполеон, Александр Македонский и ещё многих, многих других. И ведь это – на одной лишь только планете Земля! А ведь здесь надобно сказать, что опрос респондентов производился и среди представителей иных галактик и даже чёрных дыр!
Одним словом, победа Кокаиновича была полной и неоспоримой.
По этому поводу, как вы и сами понимаете, были устроены грандиозные гуляния; «оттопыривались», как было принято говорить в высоких президентских кругах, по полной, с применением белого колумбийского порошка и иных целебных лекарственных снадобий.
Засим последовала череда иных важных государственных праздников, как-то: День Толерантности, День Сексуальных Свобод и прочих в том же роде. И всё бы было, как говорится, пучком, но нежданно-негаданно среди всего этого веселия по Труменболту начали расползаться тревожные вести…
Источником этих пугающих новостей был телевизор.
Суровые дикторы суровыми баритонами вдруг стали вещать о том, что надвигаются суровые времена. Что там, за «поребриком» злые и коварные «орки» точили зубы на европейские ценности, что покушались на свободу и демократию, что оазис свободного мира был под угрозой, и что оазис следовало защищать. А посему всем гомикам, всем лесбиянкам, трансгендерам, ботам и прочим передовым личностям следовало сплотиться вокруг своего президента – гаранта мира и безопасности; надобно было встать с ним рядом, локоть к локтю (или же, ещё лучше, задом к заду, заметим в скобках) и стоять так, стоять до самого упора, как железобетонная стена. Отныне было не до жиру, быть бы живу, и потому правительство, хотя и с очень, очень большой неохотою, было вынуждено пойти на непопулярные меры – ввести новые налоги. При этом чиновничий аппарат, несмотря на всё своё непроходимое тупоумие, в этом вопросе проявил неслыханные чудеса изобретательности.
Налоги взимались буквально за всё. Бесплатно разрешалось только дышать.
Эта мудрая политика президента Грингольца и его сподвижников нашла самую полную и самую горячую поддержку среди местного населения.
В поддержку Кокаиновича, по центральным улицам Труменболта прошли многочисленные факельные шествия бритоголовых патриотов. Молодчики в камуфляже стучали себя кулаками по груди, выкрикивая речёвки в фашистском стиле: «Москаляку на гиляку!» «Русню на ножи!»
Военный психоз нарастал, охватывая всё более широкие слои населения. Повсюду искали шпионов, пособников Кремля, и таки находили. Изловленных «предателей» патриотично настроенные граждане приматывали к деревьям скотчем и отхлёстывали ремнями, на иных же, не мудрствуя лукаво, мочились, и эти действа снимали на телевизионные камеры – демократические ценности превыше всего!
Такие твёрдые и решительные действия президента и его клики возымели положительные результаты. Уже к середине зимы в оазис Стабильности и Свободы начали поступать прекрасные новости: на полях сражений храбрые воины Грингольца одерживали победу за победой.
Где-то там, за поребриком, тупых, трусливых орков брали в клещи, в котлы, в огневые мешки и перемалывали, как свиной фарш. Русня десятками тысяч сдавалась в плен, в панике бросала свои позиции и бежала от доблестных войск Грингольца до самой Москвы – только лишь пятки сверкали.
Со всех телеэкранов нескончаемым потоком лилась бравурная информация о неслыханных ещё доселе успехах армии наркоши. Военные аналитики, военкоры, всевозможные Лидеры Общественных Мнений – все, все они сходились в единодушном мнении: до полного уничтожения русни осталось уже совсем чуток. Стоило только ещё чуть поднажать – и людям каюк! И военные «эксперты» демонстрировали труменболтскому обывателю карты боевых действий с жирными коричневыми стрелами, охватывавшими победными клещами армию русни, и с каждым днём эти грозные стрелы придвигались все ближе и ближе к сердцу русских вандалов – к Москве.
Но не одни лишь только эти пустозвоны звенели о скором поражении русских войск. На ток-шоу начали приглашать разного рода ясновидящих, прорицателей, шаманов, гадателей на кофейной гуще и на картах Таро, экстрасенсов, магов, колдунов, гуцульских мольфаров и им подобных персонажей. И все они в один голос предрекали скорое и неминуемое падение Москвы, как дело, уже давным-давно предрешённое высшими силами в неких мистических сферах. Дебаты велись лишь о сроках: удастся ли русне дотянуть до весны? или же падение их столицы произойдёт уже этой зимой?
Гвоздём этих телепередач являлась некая очаровательная дама, облаченная в экстравагантные костюмы в стиле милитари, пошитые у самых обалденных портных – Бейла Ивановна Либерман. Она с легкостью оттеснила всех прочих болтунов на задний план и выдвинулась на первые роли, как великий, невиданный ещё доселе стратег и весьма опытный и решительный полководец; очень скоро эта дамочка уже совсем попутала рамсы и начала затмевать своею персоною даже и самого «Президента Вселенной!»
Это, естественно, пришлось Кокаиновичу не по вкусу.
Ревнуя Бейлу Ивановну к её славе, он принялся высмеивать её в своей обычной шутовской манере. Бейла Ивановна, с чисто женской импульсивностью, отвесила шуту несколько звонких словесных пощёчин, ибо она, как мнилось ей, уже взлетела очень высоко.
Верховный главнокомандующий утёрся (но, разумеется, злобу затаил) поскольку открыто ссорится со своим министром обороны ему было не с руки, так как Бейла Ивановна своим бабьим языком могла выболтать все военные секреты, и посему Кокаинович принялся гадить женщине по мелочам, а дама эта, как вы сами понимаете, в долгу не оставалась.
Иными словами, эта парочка заварила весьма аппетитную склоку, и труменболтские обыватели с наслаждением смаковали сие вонючее блюдо, и никто из них не догадывался даже о той страшной, той ужасной государственной тайне, которую могла огласить Бейла Ивановна.
А эта страшная, эта ужасная тайна заключалась в том, что никакой войны за поребриком не было. Да и сам поребрик тоже отсутствовал, как не было в этом демоническом мире никакого города Москвы. Война велась исключительно в буйном воображении «экспертов» и на их картах, раскрашенных жирными стрелами. И в этом-то виртуальном пространстве непобедимые киборги Грингольца и одерживали свои блестящие победы.
Но пусть, пусть даже эти победы и были высосанными из пальца Наркоши – что из того? Ведь эта развесистая клюква должна была ещё сильнее сплотить народ вокруг своего обожаемого президента и ещё сильнее укрепить его власть. А, поскольку Кокаинович являл собою живое воплощение всех либеральных ценностей, то оно и получалось, что он с помощью этой небольшой… ну, скажем так, лабуды, защищал идеалы Свободы и Демократии.
Вот потому-то над батальными сценами в этой киношной войне денно и нощно трудилась целая армия режиссёров, сценаристов, актеров, операторов, гримёров, бутафоров, костюмеров, осветителей, пиротехников, каскадёров, художников-мультипликаторов, композиторов и прочих бойцов кинематографического фронта. Особую нагрузку несли 3Д-аниматоры, ибо от их воображения, от их знания компьютерных технологий, мастерства и таланта зависели все красочные сцены и все мультяшные персонажи.
А вся эта креативная кино-армия требовала немалых финансовых затрат – ничуть не меньших, чем даже и настоящая! Но несмотря на то, что министром финансов Шекелем Натаном Хаимовичем изобретались все новые и новые поборы, денег катастрофически не доставало.
Между тем президент требовал от киноделов немедленного взятия Москвы! Президент настаивал на блицкриге – ошеломляющем блицкриге по всем фронтам! Публика должна была прилипнуть к экранам своих телевизоров и, разинув рты, так и не отлипать от них до самого конца сериала.
Вот в какой непростой, в какой тревожной обстановке творили создатели этой киноэпопеи. А, поскольку кинофильм этот, как уже говорилось ранее, требовал огромных финансовых вливаний, Труменболтским гражданам предлагалось проявить высокую сознательность и ещё туже затянуть свои пояса – ради великой цели, во имя всеобщей победы!
И усилия эти оказались не напрасными.
К середине зимы пришла благая весть: по всем телеканалам стали вещать о долгожданном наступлении демократических сил на столицу русских – Москву.
С полей сражений приходили захватывавшие дух телерепортажи военных корреспондентов.
Эти небритые парни в мятых простреленных гимнастёрках доносили до Труменболтского обывателя самую свежую и самую правдивую информацию о той великой войне; это благодаря их мужеству, их неслыханному героизму, каждый труменболтский житель мог воочию наблюдать у себя в телевизоре, как по бескрайним полям России, грозно лязгая стальными траками гусениц, катят танки «Леопард» с фашистскими крестами на броне; и как над ними густыми стаями летят Мессершмитты и Хейнкели, и как славные коршуны Грингольца сбивают Яки и МиГи русни, и те пылают в далёком небе России, волоча за собою длинные дымные хвосты и падают на землю с пронзительным воем и с оглушительными взрывами; и отважные содомиты Кокаиновича, волна за волной, маршируют на вражеские редуты орков, сметая их, словно веником, со своего пути. И дрожащие от ужаса люди, с их гнусными харями, трусливо тянут руки вверх, и сдаются в плен сотнями и сотнями тысяч…
К началу февраля Москва была уже полностью окружена; началась заключительная часть эпопеи – штурм русской столицы непобедимыми войсками Кокаиновича.
Эта часть киноленты была отснята весьма красочно, с великолепной мультипликацией, первоклассными декорациями и с просто обалденными спецэффектами. Да и вообще весь кинофильм был пронизан, как того и требовал президент, самым ужасным кровопролитием и самым брутальным окопным сексом.
Наконец, уже в конце февраля, Москва пала, и президент самолично отбыл в поверженный город, дабы своими собственными руками водрузить на башне Кремля знамя Демократии и Свободы.
Таким образом, правы оказались те гуцульские мольфары и гадатели на кофейной гуще, что предрекали падение Москвы уже этой зимой.
Далее по сценарию должны были развернуться народные гуляния, приуроченные к Дню Победы, и тут случился конфуз: в то самое время, когда Кокаинович поднимал звездно-полосатое знамя над Кремлём, началось неожиданное наступление Армии Людей на Труменболт, и причём не киношное, а самое что ни на есть настоящее.
Труменболтские вожаки заметались, как крысы в банке, однако было поздно «пить боржоми». Светлоград был освобожден в течение двух дней, и потребовалось ещё около двух недель, чтобы очистить всю область от либеральной скверны. Кокаиновича, Рубинштейна, Бронштейна, Краунберга, Либерман и ещё с десяток наиболее отпетых нелюдей предали суду военно-полевого трибунала и, спустя некоторое время, повесили. Участь других упырей оказалась также незавидна: их приговорили к различным срокам лишения свободы. Некоторых демонов переправили на нашу планету в Научно-исследовательский институт мозга Академии медицинских наук СССР и в иные специфические учреждения для их исследования профильными специалистами.
Всё это было проделано весьма оперативно и не вызвало больших затруднений. Куда сложнее обстояла ситуация с людьми, обработанных бесами в Красной Хате и в иных сатанинских центрах.
Почти у всех у них была отнята память и заблокированы самые естественные, Богом данные, человеческие эмоции – чувства любви, сострадания, благодарности, влечения к творчеству и к красоте.
Это были ходячие мертвецы, полу-роботы, люди-функции, с опустошёнными сердцами и с угасшими очами. Основными эмоциями у них было вселенское уныние и полнейшее равнодушие ко всему окружающему.
О Боге никто из них либо не ведал вообще, либо имел о Нём самое пошлое и смутное представление.
Никто не знал, зачем он явился на этот свет, и какова цель его жизни. И, причём, не только не знал, но и не хотел этого знать.
Сейчас уже мало кто знает, но в те годы в СССР была разработана целая программа по реабилитации людей, подвергшихся изуверским экспериментам космических партнёров. По невидимым порталам связи из Москвы, Ленинграда, Киева, Минска, Новгорода и других городов Советского Союза в Светлоград прибывали гуманитарные грузы: книги Пушкина, Достоевского и иных писателей, русские народные сказки, сказки народов мира, былины, исторические книги, труды угодников божиих и древних философов. Приходили киноленты, покорившие сердца миллионов советских зрителей, и картины великих художников, и произведения гениальных композиторов… – одним словом, приходило всё то, что могло заполнить человека чем-то светлым, высоким и вытравить из него всю ту либеральную гниль, которой была загажена его душа.
Не всем, конечно, удавалось возвратить человеческий облик, ибо у многих болезнь была слишком запущена. Замечу здесь только лишь, что Лине Ивановой удалось вернуть память с помощью самого лучшего в мире лекарства – самоотверженной любви её парня, сержанта Леонида Петрова и её легендарного отца.
Прежний её брак был признан недействительным, ибо он был заключён под воздействием демонических лучей, вопреки её свободной воле; после этого молодые люди справили свадьбу и зажили дружно и счастливо.
И подобных историй в те дни происходило немало.
Однако эта тема – тема возрождения тех, кого ещё можно было спасти, слишком глубока и обширна для того, чтобы касаться её в этой и без того затянувшейся повести. Возможно, когда-нибудь явится блестящий писатель, который сможет поднять на кончике своего пера эту неподъёмную для меня ношу; мой же поезд, как говорится, уже ушёл…
В заключение замечу только, что в этой книге отражена лишь малая толика борьбы зла с добром в одном из крохотных уголков Вселенной, и что она не прекратится, пока существует наш мир, и зёрна не будут отделены от плевел Сыном Человеческим.
Аминь.