Вирджиния в растерянности, ей плохо, и она не знает, что делать дальше.
Как можно было влюбиться так глупо, безрассудно и вопреки здравому смыслу, кричавшему о том, что чувства к человеку, фактически выкравшему тебя — не самая разумная идея? Джин не имеет ни малейшего представления.
За всё то время, что она провела здесь, Игорь успел стать ей наставником, другом и, в каком-то смысле, даже отцом, а кто вообще питает романтические чувства к своему папе?
«Кто вообще влюбляется в своих похитителей? — горько развивает мысль в голове Джин. — Только отчаянные, не боящиеся всю жизнь прожить в забвении трусы, как я и Игорь».
Что ни говори, но Джин, всю жизнь росшую в теплице из стереотипов и ярлыков, сама мысль о влюблённости в кого-то, кроме во всех отношениях правильного мальчика из правильной семьи, повергала в ужас. Что уж говорить о тридцатилетнем татуированном мужике… Да уж, такую кандидатуру любимая мачеха никак не одобрит, хотя, сдаётся Джин, что ей, скорее всего, будет просто плевать.
— Джин, я собираюсь заказать пиццу, тебе как всегда, набор извращенца?
Джин тихо прыскает в кулак, вспоминая об идеологической ненависти мужчины к пицце с ананасами. «Тебя что, в детстве ананас покусал?» — спросила Джин, когда Игорь узнал о её предпочтениях и скривился. «Нет, просто пицца с ананасами — для извращенцев», — ответил тот, посмеиваясь и запуская пятёрню в пушистые волосы девушки. Вирджиния обожает, когда старший так делает. Да она вообще многое в нём любит, а иные вещи и вовсе вызывают в ней бурю эмоций и безграничного восторга.
Девушка любит смотреть на него, когда тот стреляет: тогда его взгляд становится сосредоточенным на мишени, челюсть напрягается и длинные пальцы уверенно жмут на курок. Любит подавать ему инструменты, когда тот зависает в гараже рядом со своей «деткой» ярко-красного цвета, любит злить его едкими высказываниями о том, что этот цвет больше подходит для сорокалетних дам в разводе. И просто обожает трогать его татуировки.
Первый, исторический раз покушения на святая святых произошёл тогда, когда им уже не в новинку было ночевать вместе, а Игорю как раз не спалось. Джин заинтересовал чужой дракон на предплечье, и они до утра лежали бок о бок, лениво перекидываясь фразами: Игорь рассказывал о том, когда и почему сделал каждую татуировку, а Вирджиния расслабленно водила пальцем по напряжённым мышцам, восхищаясь далеко не татуировками, вернее, не только ими… С тех пор она иногда совершала короткие поползновения на чужие руки, а Игорь охотно позволял ей всё вышеперечисленное, потому что, хотя они этого ещё не поняли, но оба застряли в идентичных болотах по отношению друг к другу.
— Ну так что, мне брать пиццу на букву «Г»?
— Да-да, гавайскую, именно её!
Вирджиния вздыхает и откидывается на спинку кресла: почему, ну почему из всех возможных нескольких миллиардов человек ей достался не какой-нибудь африканец, живущий за тысячи километров от него, а именно Игорь? Все ужасы мира в глазах Джин перекрывались пусть даже мизерной возможностью, что тот когда-нибудь об этом узнает и отвергнет её.
— Окей, до пиццы где-то сорок минут, можем начать смотреть фильм сейчас или уже после доставки. Что думаешь?
— Сейчас, — кивает Джин, негромко сглатывая при виде старшего, вышедшего из кухни.
Хотите знать, как выглядит персональная смерть? Найдите фотографии Игоря в очках и всё поймёте.
И вроде бы Джин — уже совершеннолетняя девушка, достаточно серьёзная и рассудительная для отличной учёбы и игнорирования вещей, не желающих быть замеченными, но при виде объекта воздыхания и её пробивает на визг, словно она — маленький ребёнок, которого впервые сводили в зоопарк.
«Да, крокодильчики у вас ничего такие, — думает Джин, смотря на ноги старшего. — И жирафы… классные, — глаза медленно перебегают на шею. — А уж какие тут слоны… » — здесь взгляд резко перемещается на почти увядшее растение сбоку.
— Тогда выбери фильм, а я сделаю нам чай, — улыбается Игорь, и чёрт, когда он успел обзавестись этой очаровательной ямочкой?
«Она у него была всегда, идиотка, — мысленно отвешивает себе оплеуху Вирджиния, — просто ты не придавала этому значения, пока не поняла, что влюбилась, и не начала пялиться».
В самом деле: сколько интересных вещей можно заметить в человеке, когда начинаешь следить за каждым его движением с открытым ртом! Главное — не пускать слюни, чтобы в психушку не упекли. Джин проводит пальцем по уголкам губ и понимает, что эту миссию она провалила с треском.
— Чай готов, что будем смотреть? Эй, ты меня слышишь?
Джин очухивается, когда перед её носом трижды щёлкают пальцами, и понимает, что потратила время, отведённое на выбор фильма, на всякую фигню.
— Эм… Что насчёт «Всегда говори "да"»? — ляпает она первое, что приходит в голову.
— Классика, — хмыкает Игорь, устраиваясь поудобнее и подтягивая к себе младшую таким образом, чтобы та удобно устроилась у него под боком, полулёжа на груди.
… Джин с ужасом вздрагивает, осознав, что уже полчаса от фильма принюхивается, пытаясь уловить нотки одеколона Игоря, и с тоской думает о том, что любовь — это тот ещё отстой. Её мозг буквально отказывается функционировать, транслируя в голову мысли вроде: «Ну давай понюхаем ещё, это же так приятно» и «Обними его, ну же, что он нам сделает?»
Вирджиния чувствует смешок откуда-то сверху и с ужасом понимает, что последнее (да и первое, чего греха таить) желание её придурковатые конечности решили претворить в жизнь, опутывая Игоря, аки спрут, и удовлетворённо укладываясь по разные стороны от его тела.
На экране старая бабка домогается до Джима Керри, а Джин поднимает глаза на лицо мужчины, подмечая, что тот прекрасен со всех сторон и ракурсов.
Старший замечает на себе чужое пристальное внимание, отрываясь от фильма и кидая в её сторону вопросительный взгляд, а Джин решает, что более идеального момента у неё уже просто не будет.
Припухлые губы младшей накрывают чужие в наивном поцелуе, без каких-либо попыток углубить или обслюнявить весь рот, как это любят делать её одноклассники — лишь простое соприкосновение губ и руки, отчаянно сжимающие бока мужчины.
Тот не реагирует. Вообще. Ни отталкивает, ни притягивает, просто позволяет сминать свои губы, ожидая, что девушка будет делать дальше. И Джин предпочитает брать.
Брать жадно и максимально много, выжимать из этого поцелуя всё, что тот может дать. Сминая чужие губы и вжимаясь в тело окаменевшего мужчины, она уже понимает, что не сможет остаться с ним, если её отвергнут, только не после того, что случилось минутой ранее и продолжается до сих пор. Она просто не сможет завтракать с ним в одной кухне, чувствуя неловкую, давящую тишину, не сможет обнимать его ночами, даже без какого-либо умысла, не сможет толком говорить… В конце концов, не сможет жить с разбитым сердцем и человеком, который его уничтожит, а тот непременно сделает это, потому что иначе нельзя. Ни в одной долбанутой Вселенной она не сможет понравится такому взрослому и крутому дядьке, как Игорь.
Ей кажется, что она почти готова заплакать от несправедливости судьбы, и Джин понимает, что просто не может разорвать поцелуй и посмотреть в глаза человеку, у которого самым наглым образом его украла. А потому она продолжает усердно прижиматься к старшему, надеясь на то, что ночью тот выхлебает с пять бутылок соджу и забудет обо всём, что было сегодня.
Звенит домофон.
— Это пицца, — говорит Игорь, отстраняясь и вставая с дивана.
На его лице нет ни одной более менее понятной эмоции, и это куда страшнее, чем гнев и злость, на которые он полностью имеет право. Равнодушие. Ему абсолютно всё равно на то, что произошло только что.
Вирджиния враз подбирается и принимает вид побитого щенка: что ж, как и стоило ожидать, старший просто не знает, как вежливо отказать девушке, но у него, безусловно, будет время подумать об этом, пока он принимает доставку. Так что, к его возвращению их ждёт ненавистная Игорю гавайская пицца и крайне неловкий разговор. А Джин просто ненавидит неловкость — с лихвой хватило дома.
Быстро вспомнив о том, как она вообще сбежала из своей комнаты несколько недель назад, Джин бежит в спальню, когда слышит голос курьера и… того, о ком ей, видимо, следует забыть. Наспех чиркая прощальную записку, она бросает её на самое видное место — то есть, пододеяльник, но в спешке и сама не замечает, как смахивает её, и она одинокой пушинкой летит под кровать.
… А Игорь, пришедший успокоить Джин и, возможно, поцеловать её ещё раз, застаёт лишь пустую комнату да настежь открытое окно. Поздно. Ну ты и тормоз, Игорь, ну ты и тормоз.