Передо мной на столе лежит книга. На ней рукой автора начертана дарственная надпись неизвестной мне Светлане, и стоит дата: 3 апреля 1970 года… Подпись — Эйжен Веверис. Говорят, что в подписи навсегда сохраняется энергия того, кто её оставил. Я касаюсь пальцами колких нервных букв, пытаясь ощутить, почувствовать этого давно ушедшего от нас человека… Большой латышский поэт, о котором сегодня мало кто вспоминает...
Он ушёл из жизни почти полвека назад, 8 февраля 1976 года. Но живут оставленные им стихи, поскольку написаны они болью горячего, много пережившего сердца. В их искренности таится неодолимая сила Правды, той самой, в которой — Бог. Считаю своим долгом напомнить ныне живущим об этом Настоящем человеке.
Эйжен Веверис родился в семье рижского рабочего. В юности латышский стрелок, боец 5–го Земгальского полка, защитник Советской власти в Латвии в 1919 году. В годы первой буржуазной республики он работал портовым грузчиком, журналистом, электромонтёром, рабочим лесопилки, торфодобытчиком, эстрадным певцом в кинотеатре. Одновременно много учился, сам стал учителем. В годы гитлеровской оккупации по доносу был арестован. Его предал один из учеников… Приговорён к расстрелу. К месту казни выводили четырежды, но всякий раз стреляли мимо, после залпа в яму падали другие.
Палач по фамилии Балодис, руководивший расстрелом, сказал тогда со смехом:
— Ты хотел умереть легко и быстро? Не спеши!
По оплошности наружного часового Веверис из здания, где содержались
смертники, был загнан в общую арестантскую. Он прошёл через Саласпилсский
и Штутгофский концлагеря. Чудом выжил в аду штрафного лагеря Маутхаузен, куда даже из Бухенвальда присылали «на исправление» особо стойких и опасных для нацистов узников. Всю жизнь Эйжен Веверис писал стихи.
Дневником узника лагерей смерти стала книга «Сажайте розы в прóклятую землю».
В его памяти навсегда остался Штейнбрух — лагерная каменоломня; скала «парашютистов», с которой эсэсовцы сбрасывали обречённых в пропасть; горестная игра слов «Маутхаузен» и «Мордхаузен» (обитель смерти); знак
«RU» — первые буквы немецкой фразы Rückkehr unerwünscht («возвращение нежелательно»), которым нацисты метили людей, предназначенных к уничтожению. Многие из страшных воспоминаний были увековечены в стихах.
Эйжен Веверис станет свидетелем подвига русского генерала Дмитрия Карбышева. Он будет связным у другого легендарного борца Сопротивления, Героя Советского Союза, полковника Льва Маневича–Старостина. Латышский
учитель, потерявший здоровье и полуослепший, доживёт до дня свободы, чтобы написать потом свои стихи — пронзительно–скорбные, гневные, согретые нежностью к павшим и живым товарищам. Об итальянце Джулио
и французе Рауле, об испанце Хозе и поляке Ежи, о «милых глазах ребячьих» маленьких чехов — Карела и Божены, терпеливо ожидающих своей очереди в газовую камеру:
О какой камень
Разбить мне
Свои бессильные руки?..
напишет он потом, среди тишины и мира послевоенной жизни, заново переживая в своих стихах ужас нацистской Голгофы. Поэт надеялся и верил, что люди будут бдительны и сберегут мир, добытый ценой неизмеримых страданий
и потерь.
Чтобы больше не было
Маутхаузенов,
Людей–оборотней
И моря крови —
Никогда!
Забаву «вышка парашютистов» придумал эсэсовец Лизнер. Двоих заключённых заставляли бороться на краю обрыва и сильный, побеждая слабого, сталкивал его в пропасть. Это стало излюбленным развлечением лагерной охраны Маутхаузена. Но однажды случилось непредвиденное…
Лизнер отобрал для своей потехи очередных узников — юношу белоруса и пожилого чеха. Они были незнакомы, эти два человека. Они жили в разных бараках и говорили на разных языках. Но здесь, наверху, они сразу поняли друг
друга, потому что были ЛЮДЬМИ. Эйжен видел их рукопожатие. Потом они обнялись… И так, навсегда обнявшись, они ушли в пропасть. Ушли в бессмертие, как в жизнь!
Их не сомнёшь,
Они выстоят!
А если падут,
То падут,
Как падают колокола,
До краёв наполняя долины
Гудящими небесами.
В тот день даже охранники примолкли… Эйжен Веверис видел, как умирают люди. Одни — покорно и отупело… Другие — как те двое — с гордым вызовом!
Человеческое равнодушие родит в мещанских своих болотах будущих палачей. Людей, чьи души засасывает подобное болото, приходится спасать. От равнодушия, от скуки, от всяких и всяческих пороков. Ну почему огромная масса людей не желает утруждать свой мозг, не желает думать! Почему она не желает прислушаться хотя бы к голосу собственной совести! Ведь это ложь, что человек — зверь. Зверем его делает равнодушие в мыслях, в поступках, в отношениях друг с другом. Надо чтобы душа трепетала — от боли роста, от доброты, чтобы жизненный путь человека определялся не точно выверенным эгоизмом, не трезвым холодным рассудком, а мудростью тонко чувствующего
сердца…
Эйжен Веверис сказал однажды: «Стихи мои — это те же камни Саласпилса. Они об одном и том же, только средства выражения разные».
«ВОЗВРАЩЕНИЕ НЕЖЕЛАТЕЛЬНО»
(Rückkehr unerwünscht)
За проволокой Саласпилса
Снег заволакивает ямы,
Полные душ человеческих;
Лайковые перчатки убийц
Клеймят наши жизни
Знаком смерти «RU».
Вагоны,
Разверзнув акульи пасти,
Глотают нас.
Двери забиты гвоздями.
Стали вагоны гробами.
Чёрный локомотив
Чёрные космы дыма
По белому полю стелет.
Медленно катафалки
Начали путь к закату.
Нет шопеновского марша,
Нет в печаль облачённых женщин,
Только вороны Саласпилса,
Как тени несчастья,
Над нами простёрли крылья.
Каркают вороны: «Обратной…
Обратной дороги не знать…
Умирать…
Умирать…
Умирать!..»
* * *
Кому не нужны мы?
Даугаве стылой,
В чьи воды зимней ночью
Падают
Нашей юности звёзды?
Иль рижским липам,
Что мимо палачей и стражи
Несут нам в чёрный каземат
Мёда аромат?
Иль тем,
Кто в доме опустошённом мёрзнет
И ждёт нас?
Иль, может только чёрному стягу,
Над Саласпилсом?
Знай же, чёрный,
Мы вернёмся домой!
(перевод Г.Горского)
Каждый, кто посещает Саласпилсский мемориал, прекрасный и горький памятник человеческим страданиям, видит над входом наклонённую бетонную стену, на которой написано: AIZ ŠIEM VĀRTIEM VAID ZEME (За этими воротами стонет земля). Эти слова, принадлежащие поэту Эйжену Веверису, стали символом и напоминанием.