Когда я приходил домой, а родители на работе, я первым делом, не снимая ни шапки, ни ботинок, ни куртки, бежал к своему музыкальному центру и включал его чуть не на полную громкость. Я не мог терпеть ни секунды. Каждая новая запись, достававшаяся с огромным трудом, занимала почти всю мою жизнь. Да и не только мою. Другие мальчишки на школьных переменах только и делали, что обсуждали новую пластинку, переписанную на кассету, и приходя домой, делали тоже, что и я. Ясное дело, так могли поступать только те, кто владел магнитофоном. Бывало, я слушал один диск целую неделю, иногда две, и даже больше, пока не появлялось что-то новое. И тогда новая музыка вытесняла старую, заставляя неимоверно страдать соседей за стеной, если им случалось оказаться дома в час, когда я приходил из школы. Я говорю «запись», потому что диски (или дискИ, как их назвали в нашей среде) оставались величайшей редкостью. Ими торговали спекулянты у магазина «Мелодия» на Калининском проспекте, но мы, школьники, их покупать не могли. Настоящий английский или американский диск стоил рублей 50 минимум, а некоторые доходили до 120 или 150. Спекулянты продавали еще венгерские и болгарские дискИ, они стоили, конечно же дешевле, но доступней не становились.
Записи доставались двумя способами. Первый - взять у кого-нибудь кассету и переписать на свою. Но тут возникали 2 трудности. При многократной перезаписи, качество звука терялось, и постепенно становилось отвратительным до такой степени, что оригинал уже «не узнать». Вторая трудность – чтобы переписывать, необходимо иметь 2 магнитофона, а в те времена даже один магнитофон и то редкость. Поэтому, чаще всего, приходилось тащить свой магнитофон домой к приятелю, а родители обычно не разрешали этого делать.
Второй способ – переписывать с дисков. В нем тоже имелись изъяны, но существовало главное преимущество, ради которого забывали обо всем. Такая запись получалась великолепной, как казалось, оставалась на века. Прекрасного качества, и главное стерео. Даже те, кто обладал только моно-магнитофонами, все рано, старались заиметь стерео-запись, потому что верили, что когда-нибудь в будущем обзаведутся стерео-аппаратурой. В такой ситуации я становился «незаменимым парнем». У меня дома стоял японский «комбайн», и я мог переписывать с дисков в отличном «японском» стерео-качестве. Среди моих друзей-знакомых целых 3 человека имели возможность достать на время диск. Первый, конечно же, Саша Маслин. Его старший брат общался со спекулянтами. Они давали ему диски «по дружбе» на денек, Малин младший нес сразу же диск ко мне, мы вместе его переписывали в 2 экземплярах – его брату и мне.
Вера Пепитония тоже являлась важным источником западной музыки. Дочь дипломатов, самая настоящая итальянка Вера училась в 27 школе, откуда после 8 класса с треском изгнали многих учеников, нашедших в последствии пристанище в нашей 67 школе. Так вот, Лопух (тоже изгнанный из 27-й, мой приятель еще по детскому саду) был «ее парнем». Беда лишь в том, что Вера Пепитония увлекалась диско, рок группы оказывались большой редкостью в ее коллекции. Но все же, именно она принесла Лопуху, а он уже мне “Queen Greatest Hits”.
Уже столько лет прошло, а ощущения, как будто это произошло вчера. Лишь только я поставил иглу на первую песню, как только зазвучали ее фортепьянные аккорды, вступил голос, я испытал что-то сродни религиозного экстаза. Самое настоящее волшебство, хотелось, чтобы оно никогда не заканчивалось, но тут шокирующе возникла оперная «вставка», что никак не вязалось с рок-музыкой, но и она оказалась совершенно великолепной, а затем также неожиданно пошел «тяжелый» кусок и финал, божественный, как и начало. Совсем недавно я узнал - когда Queen выпустили «Богемскую рапсодию», она никому не понравилась. Ни продюсерам, ни звукозаписывающей компании, ни публике. Ее не хотели издавать, не хотели транслировать по радио. А когда, все-таки какая-то занюханная радиостанция на это согласилась, рецензии оказались разгромными. Все до единой. Я этого понять не могу. Этого понять нельзя. Но рапсодия пережила все это, и продолжает жить.
Другая девушка - финская миллионерша Кристина Лунстрем, оставшаяся учиться в 56 школе, тоже помогала нам приобщиться настоящему року. Теперь уже через ее «парня» - моего приятеля Рому Назарова, у меня появились записи Deep Purple “Fireball”, Queen “Live Killers” и Beatles “For Sale”. Сами иностранные девчонки никогда никому ничего не переписывали, просто потому, что не знали, на какие кнопки для этого нужно нажимать. А я проделывал целый мистический ритуал, когда «создавал» свои записи. Перво-наперво - достать из конверта виниловый диск, поднести к глазам так, чтобы рассмотреть всю его поверхность, внимательно обследовать его, оценить насколько он «запилен». Хорошенько протереть бархатной тряпочкой. Потом поставить «на вертушку», протереть еще раз и медленно опустить на него иглу. Уровень записи я выставлял сам, что у нас считалось большим плюсом перед «автоматическим уровнем». Это же самый настоящий процесс созидания, ты сам крутишь ручки уровня, чтобы сделать «чуть выше», потом – «эх перебрал чуть», уменьшаешь, опять выше, пока не сделаешь ровно так, как тебе кажется, идеально.
Как уже я сообщал, для создания хорошей записи требовались иностранные кассеты. Наши советские ни на что не годились. Мало того, что качество звука на них всегда хуже, все они еще и 60-минутные. По 30 минут на каждую сторону. Что называется – «ни туда, ни сюда». Фирменный диск звучал обычно 40 – 45 минут. На одну сторону никак не помещался, а на двух, так оставался большой «хвост», непонятно зачем. И в довершение ко всему, если пленка рвалась или «зажевывалась», то нашу кассету никак нельзя починить, корпус ее склеен намертво, и, если конец порванной пленки остался внутри – все, прощай, и запись, и кассета. Совсем другое дело японские и немецкие кассеты, они - по 90 минут (2 стороны по 45), что позволяло без потерь записать 2 полных диска – по диску на каждую сторону. Качество звука выходило отменным, пленка на них не рвалась, но даже если такое случалось, она легко поддавалась склеиванию. Корпус кассеты скреплялся малюсенькими металлическими винтиками, они легко откручивались и, достать пленку, склеить и все завернуть назад мог любой даже совсем неумелый человек.
Иностранные кассеты тоже встречались разные, особенно ценились – «металлические», в состав пленки входил металл, что улучшало запись. Кассеты продавались лишь в одном месте – в «Березке» «за чеки» на Сиреневом бульваре, там где я купил свой «комбайн». Помню кассеты: Sony, Denon и Basf. Мне больше нравились Denon, хотя фирма Sony куда более знаменита, а кассеты Basf выглядели красивее всех остальных: желтые с черным. Я выпрашивал чеки у родителей «на кассеты», объясняя, что нашу аппаратуру советская кассета непременно испортит. Насколько это была правда, я не знаю, мне и в голову не приходило проверить. Родители давали мне деньги, я несся в «Березку», покупал обычно 4 кассеты, 2 оставлял себе, а две продавал, либо Маслину, либо кому угодно в нашем школьном туалете. Желающих всегда находилось больше, чем кассет. Стоили они по 5 чеков в Березке, я продавал по 15 рублей, что считалось справедливой ценой. Таким образом, у меня появлялись, и кассеты, и деньги.
Существовали еще и «катушечные магнитофоны», они давали очень хороший звук, лучше, чем «кассетники», но из-за громоздкого размера их нельзя было переносить, что считалось серьезным недостатком. Ромка Назаров (тот самый парень Кристины Лунстрем) и одновременно мой приятель по 56 школе счастливо обладал магнитофоном: «Орбита 206», а также, усилителем «Амфитон» и колонками 35 АС. В довершение ко всему этому немыслимому богатству, родители подарили Ромке прибалтийский проигрыватель, с нерусским, то есть с иностранным названием (сейчас я уже не вспомню каким). Все это позволяло ему переписывать себе на пленку те же диски, что я переписывал всем на кассеты. Его пленки содержались в исключительном порядке, названия дисков, годы выпуска, названия песен - написаны на коробках аккуратнейшим почерком. Некоторые диски он записывал в 2-х экземплярах, на случай – вдруг бабина потеряется или пленка порвется. Ромка еще отличался от всех нас тем, что он обладал своим собственным самым настоящим личным диском «Битлз». “Beatles For Sale” 64 года – подлинный английский «Parlophone».
Такой королевский подарок преподнесла Ромке упомянутая уже его девушка финская миллионерша Кристина Лунстрем. Одно время они состояли в самых настоящих «романтических отношениях». Отношения прошли, но диск остался. Ромка его берег, как зеницу ока, хотя мог продать рублей за 100, не меньше. Он даже никому не давал, показывал лишь лучшим друзьям, но даже им он не позволял дотрагиваться до диска. Мог переписать своих «Битлз», но только на своей аппаратуре, и только у себя дома. Для меня лишь он сделал исключение, и то, потому, что у меня на проигрывателе стояла алмазная японская игла.
Наш класс делился на фанатов настоящего тяжелого рока, таких групп как: Led Zeppelin, Black Sabbath, Deep Purple. И на людей типа меня, кто предпочитал музыку полегче и помелодичней: Queen, Dire Straits, Slade, Smoky. Фанаты обоих направлений вели ожесточенные споры чуть не «до посинения», какая музыка более настоящая и правильная. Спорили до хрипоты, порой сжимая кулаки. Иногда, лучшие друзья ссорились из-за музыки и не разговаривали месяцами. Понятно – победителей в этом споре не существовало. Единственное, что сразу бросалось в глаза – это непримиримость фанатов настоящего тяжелого рока. Они любили свою музыку до самозабвения.
Самыми суровыми считались фанаты Лед Зеппелина, любимую свою группу они назвали «Цеппелинами», а их длинные режущие нервы гитарные проигрыши - «запилами.» С ними никто не спорил, с ними вообще предпочитали не связываться. Однажды главный фанат «Цеппелинов» Сергей Марков слушал свою любимую песню «Dazed and Confused» в ночи, да так громко, что 90-летняя бабушка из соседней квартиры решила, что у соседей кого-то пытают - режут ножом на мелкие кусочки. Она вызвала милицию. «Убийство, убийство! У меня за стеной смертоубийство!» - кричала бабушка. Определив, откуда доносятся звуки, милиционеры вломились в квартиру Маркова с пистолетами в руках, готовые открыть «огонь по преступникам». И только вполне расслабленный и мирный вид Сергея остановил их от применения силы. Марков попытался заинтересовать милиционеров своей музыкой, но они в ужасе бежали. Сказав напоследок, чтобы больше никогда в ночи так громко ее не ставил, а то в другой раз откроют огонь «на поражение».
У нас, у любителей рока полегче таких кровавых историй не случалось. Хотя соседи иногда, и угрожали «начистить репу», но до рукоприкладства дело все-таки ни разу не доходило. И те, и другие фанаты люто ненавидели диско, «дискотню», как мы ее презрительно называли. Нам казалась она искусственной, ненастоящей, какой-то «бабской музыкой».
Невероятно популярная в то время АББА стояла особняком. Ясное дело, что они не играли рок, но в то же время и «дискотней» их вроде бы не назовешь. Мы тогда все делили на «черное и белое», а их музыка, которую нельзя было четко отнести ни к одному из стилей, нас ставила в тупик. Я слушал с удовольствием АББУ, особенно мне нравилось слушать их в наушниках, так я оставался один на один с музыкой. Кажется, АББУ любили все, но мало кто в этом признавался публично. Потому, как это все-таки попахивало «дискотней». Признавались лишь в любви к девушкам из АББЫ. Парни делились на тех, кому нравилась блондинка, и тех, кто любил брюнетку. Это противостояние казалось не столь жестоким, как противостояние фанатов легкого и тяжелого рока. Некоторые, иногда даже в зависимости от настроения, переходили в стан противника. Существовали воздыхатели по сразу обеим девушкам, таких, среди нас было немного. Я лично фанател от блондинки. Не знаю, что мне в ней больше нравилось – ее ангельский голос, белые волосы, или что-то еще в ее внешности. Что-то такое наше, русское. Наверное, мне нравилось в ней все. Над моей кроватью в меленькой комнате висел огромный плакат АББА, купленный мне в подарок отцом в Тегеране.
Настоящий, цветной. Я им гордился. У остальных меломанов нашего класса дома висели черно-белые весьма мутные фотографии, переснятые с западных плакатов фотоаппаратом «Смена». Ужасного качества фотографии, но ими гордились не меньше, чем я свой АББОЙ, потому что ведь это не «дискотня какая-то» а настоящие рок-группы: «КИССы, Слейды, и Дип Паплы».
Тем не менее, и те, кто любил потяжелей, и те, кто полегче, на школьных дискотеках мигом забывали о своей приверженности к настоящему року и очень даже лихо отплясывали и под «Чингисхан», и под Донну Саммер, и под «Бони-М». Под презренную «дискотню», как ни горько это признать. А когда вошла в моду итальянская эстрада - песни с конкурса Сан-Ремо, так все просто с ума посходили. Особенно полюбились Альбано и Ромина.
Целыми днями весь наш класс бегал и орал:
«Веричита,…тада да тада да
….. Веричита…»
Однажды подруга Лопуха Вера Пепитония (как я уже сообщал, настоящая итальянка) подошла к нам, и так скромно и нерешительно заметила:
- Вы знаете, ребята, вы ошибаетесь, на самом деле они поют феличита, это по-итальянски значит счастье.
На что Лопух очень резко с видом крупного знатока оборвал ее:
- Уйди, дура, куда подальше. И не лезь. Не рубишь не фига по-итальянски, так лучше молчи!
Что могла ответить бедная воспитанная итальянская девушка на такую злобную тираду? - Ничего. Надеюсь, она, как и многие иностранцы, не вполне понимала нюансы русского языка, на котором мы все разговаривали.
"Вот такая вот музыка! Такая блин вечная молодость!"
Продолжение следует