Дерево это было всегда для меня миром, обособленным, огромным, непознаваемым. Помню: совсем маленьким я путешествовал вокруг ствола. Путь мой начинался слева от дупла и вел сквозь кусты малины, мимо муравейника, вдоль бурой, чуть закругляющейся стены коры, мха, мелких лесных цветов, прижившихся в трещинах дерева.
Я перешагивал через его корни, выступающие из земли, я останавливался и наблюдал за военными дорогами и караванными путями, повторяющими рисунок его коры.
Только через час с небольшим я возвращался к дуплу, стоял недолго перед его его темнотой, а затем входил в дерево, спокойно, медленно, не чувствуя страха перед глубоким, черным, наполняющим ствол.
Высоко, наверное метрах в трех над моей головой, в стволе было еще одно дупло и через него проникал внутрь сумеречный рассеяный свет.
Свет мягко обвалакивал фигуру в рост человека из темно зеленого шершавого камня. Мальчик- кентавр, тяжело дышаший после долгой погони, или после веселой игры, или... не знаю. Одной рукой он отбрасывает назад длинные волосы, другая, согнута в локте перед грудью. Ноги расслаблены, и в то же время внутренне скованы еще недавним бегом.
Я был странным ребенком. Никогда я не пытался влезть на спину каменному кентавру, никогда не брал с собой фонаря, чтобы получше рассмотреть его. Никогда мне не приходило в голову отколоть кусочек шершавого зеленого камня и испробовать на нем набор 《 Юный химик》.
Мне хватало просто стоять и смотреть на него, мне довольно было серого, слабого света из верхнего дупла.
Я очень подолгу стоял так, иногда опаздывал к обеду и мама сердилась, а отец понимающе подмигивал, кивая в сторону дерева.
Теперь их нет уже, моих родителей. И ото всех, кто помнил меня маленьким исцарапанным пацаном, остались лишь желтеющие фотографии в библиотеке. Да еще этот дом, слишком большой, слишком пустой для одного. Да еще дерево. Дупло. Мальчик- кентавр. Я давно не был у него. Сейчас зима и он иногда заходит ко мне вечерами. Он говорит, что ему зябко стоять в ледяной пустоте огромного ствола. Но мне кажется: ему просто одиноко. На всякий случай, если он прийдет сегодня, я завариваю побольше кофе. И достаю с полки толстый том Мифов древней Греции. Мифы очень интересуют мальчика. И это единственное, что может отвлечь его от разговоров о моей женитьбе. Он хочет, чтобы мальчик, похожий на меня, приходил к нему, смотрел на него.
Ему действительно плохо там, в дереве, совсем без никого.
Серый зимний день родил синий морозный вечер. Мальчик- кентавр все не шел. Я начал ходить по слабо освещенной просторной комнате кругами. Смешно, неужели я нервничаю оттого, что он не идет?
Зачем-то я беру с вешалки шапку.
От дома до дерева метров тридцать, но снег глубок, при каждом шаге они он забивается в короткие ботинки. Ногам холодно. Идти тяжело. Но когда я, наконец, вхожу в дупло, мне становится теплее. Пол сухой, утоптанный. Слабый запах спящего дерева успокаивает. Совсем стемнело, а у меня нет с собой даже спичек. Но я хорошо помню где стоит мальчик. Вытянув вперед руку, я нахожу его прохладное, шершавое плечо и, беззвучно шевеля губами, спрашиваю:
- Что ж ты не приходил так долго?
- А ты?
- Я работал.
- А я думал.
- О чем?
- О тебе, о себе.
Я почувствовал на своей руке его тяжелую ладошку.
- Ну что ты, я же пришел.
- Ты постоишь со мной?
- Да, конечно. Я в общем никуда не собирался сегодня вечером.
И, чувствуя, как тяжелеет мое тело, словно наливаясь зеленым,шероховатым камнем, я продолжал говорить с ним о братьях его, вольно живущих в далекой Древней Греции, о великих битвах с богами и героями, о хмельных скачках в весенних лесах Эллады.
Слушая меня, мальчик уснул. Я не будил его. Просто не убирал руку с его плеча.
И, когда встало позднее январское солнце, мне показалось, что на каменном лице его поселилась легкая улыбка. Улыбка ребенка, которому снится очень хороший сон.