В списке «Женщины – Герои Советского Союза» – 95 человек. Одна из них – Зина Портнова. В 1941 году, за десять дней до войны, она – выпускница 7-го класса ленинградской школы, вместе с младшей сестрой Галей отправилась на лето к родственникам в Белоруссию. Там сестёр застала война. Там же, на станции Оболь Витебской области, Зина вступила в подпольную организацию «Юные мстители».
Молодые подпольщики – ученики 7–10-х классов местной школы – начали с расклейки листовок. А затем перешли к диверсиям.
В августе 1943 года Зина Портнова отравила пищу в немецкой столовой – погибло больше 100 эсэсовцев. Тогда же она ушла в партизанский отряд. В декабре 43-го, возвращаясь с задания, проходя по деревне Мостище, она была арестована: её опознала мать местного полицая. Зину отправили в гестапо. На одном из допросов она схватила со стола пистолет и застрелила следователя – известного своей жестокостью капитана Краузе, и ещё двух гитлеровцев.
Пыталась бежать, но была схвачена. Девушку пытали, а потом расстреляли. Никого из своих товарищей она не выдала. В 1958-м, по ходатайству белорусских партизан, Зина Портнова посмертно была награждена Золотой Звездой.
Уроженец села Успенка нашего района, петербургский корреспондент Сергей Прудников в своё время встретился с той самой младшей сестрой Зины – Галиной Мартыновной Портновой-Мельниковой. В 1941 году ей было семь лет.
Галина Мартыновна, говоря о поступках, которые совершают люди, тем более – молодые, мы имеем в виду и родителей, которые воспитали своих детей. Расскажите, пожалуйста, о ваших родителях.
Они родом из Белоруссии, оба – из Витебской области. Папа был из деревни Станиславово: в 14-м году он приехал в Петроград на Путиловский завод и всю жизнь проработал на нём простым рабочим. Мама – из деревни Зуи, с той самой станции Оболь, где мы жили во время войны с Зиной. Интересно, как познакомились родители. Отцу было уже 30 лет, а супруги в Ленинграде он всё ещё не нашёл. И вот он купил для своей будущей, ещё неведомой жены туфли, платье, фату и поехал на родину искать девушку. Засватал одну, другую, но сердце ни к кому не лежало.
За три дня до окончания отпуска они ехали с другом через Зуи. А дедушка – мамин папа – работал путейцем, жил с семьёй в будке путевого обходчика. И вот из окошка этой будки выглянула мама – ей было 16 лет. Как рассказывал отец, сердце у него замерло.
«Заедем!» – сказал он другу. И вот он заходит – нарядный, в костюме, из кармана цепочка с часами выглядывает, из Питера. Мама стоит босиком в дверях, нога об ногу трёт. «Давайте я на ней женюсь!» – предложил родителям. А они только что другую дочку выдали замуж, говорят: «Да что вы, у нас и приданого никакого нет». Папа берёт спичечный коробок, кладёт на стол: «Что положите, то и будет приданым. Я через три дня приеду!» Никто ему не поверил.
Но вот через три дня подъехало несколько подвод. Маму прямо в этот день повели в церковь, и на поезд. Она потом говорила папе: «Спасибо, что нашёл меня, как бы я без тебя жила!»
В июне 41-го вы отправились на каникулы в Белоруссию…
Да. Мы поехали с родственниками – дядей Колей, тётей Ирой и двоюродными братьями Лёней и Колей. Тогда родители последний раз видели Зину. Мама потом вспоминала, что на платформе к ней подошла какая-то женщина и сказала: «А что это ты детей отправляешь? Война же скоро». У мамы сжало сердце, но она подумала: «Что за глупости? Какая война!» Несколько дней страшно расстраивалась. А через десять дней напали немцы.
Как война началась для вас?
Мы приехали на станцию Волковыск, на границе с Польшей. Жили в большом доме – бывшей барской усадьбе. Помню вечер накануне: дядя Коля пришёл с работы, у него отчего-то поднялась температура, его отпаивали чаем. Потом мы легли спать. А утром я проснулась от тишины. В комнате никого не было: ни братьев, ни сестры.
Что такое? Я вбежала в гостиную, а там стоят тётя Ира с Зиночкой обнявшись и плачут. Я: «Что случилось?» А они: «Галка, война началась!» В это время позвонил по телефону дядя Коля (он был начальником станции) и говорит: «Срочно приезжайте!» Помню, бархатная салфетка на круглом столе лежала, тётя Ира схватила её, кинула туда какие-то тряпки, будильник, завязала в узел, и мы бросились на станцию. Там уже стоял готовый к отправке товарный эшелон, забитый людьми. Тётя начала меня подсаживать в вагон, а люди обратно выталкивать – места нет!
Поезд ушёл, подали второй эшелон, и он долго-долго не отправлялся. Выяснилось, что тот, первый, начисто разбомбили! Под бомбёжками мы доехали до Витебска. Там купили билеты на Ленинград – отправление через четыре дня. А уже через два дня Витебск взяли немцы.
Запомнилось, как тётя Ира переживала: как же Зиночка – такая тонкая, чувствительная девочка – будет жить среди всего этого? Мы отправились пешком на станцию Оболь к бабушке – 60 километров. Помню, когда шли по шоссе, начался немецкий налёт. Тётя Ира бросила в сторону узелок, мы по откосу съехали в кусты. Лежим, ждём. И вдруг, когда самолёты полетели прямо над нами, на дороге зазвенел тот самый будильник в салфетке…
Скоро всё-таки пришлось оказаться среди фашистов?
Сначала в Оболи их не было. Потом начали прибывать машины с солдатами, на станции образовали комендатуру. Конечно, встречались среди немцев и нормальные люди. Когда мы играли на торфзаводе в мяч, один всё время останавливался, подходил, гладил меня по голове, давал какие-то сладости. Я от него, конечно, шарахалась.
Когда у бабушки отобрали корову, она жаловалась немцу, который пришёл к ней за молоком, и он схватил кирпич и крикнул: «Надо этим кирпичом Гитлеру рот заткнуть!» Но больше запомнились полицаи. Это ужасно. Того самого Гречухина – предателя, который выдал 30 подпольщиков, в том числе Зину, я не помню. Но знаю, что уже после войны, когда спустя десять лет его нашли на Урале и привезли в Оболь, то местные жители его чуть не разорвали.
В Оболи Зина вступила в организацию «Юные мстители». Каким вам запомнилось это время?
Подпольное движение создала комсомольская активистка Ефросинья Зенькова. Она собрала 30 надёжных ребят из школы – после их число росло. Зину взяли сразу, несмотря на то, что она была самой младшей, единственная пионерка. Её очень любили и уважали: она была отзывчивой, внимательной, ласковой. Мне тогда было восемь-девять лет, и я, конечно, ничего не знала о подпольной работе.
Помню, у Зиночки собирались друзья. Меня тогда высаживали на завалинку и говорили: «Галка, у нас вечеринка, если увидишь полицая или кого-то подозрительного, пой: «Во поле берёзка стояла». И я пела. Вообще, в это время Зина была мне, как мать – ухаживала, следила, учила читать и писать. Например, говорила: «Запомни наш адрес – Балтийская, 24. Если что-то случится, ты будешь знать, откуда ты, где живут наши родители».
Каким образом вы попали в партизанский отряд?
Это было в августе 43-го. На одной из вечеринок девушки сообщили, что людей начинают увозить в Германию. Я тогда спросила Зину: «И мы тоже поедем в Германию?» Она обняла меня: «Галенька, мы никуда не поедем. Мы в партизаны уйдём, только ты молчи!»
На следующий день она попросила меня одеться как следует, сказала, что вернётся завтра, и ушла на работу в офицерскую столовую. Ночью вместе с другими подпольщиками я отправилась в партизанскую зону – на запад, за Западную Двину: там, в глубоком тылу у немцев, была настоящая советская власть, действовали 16 партизанских бригад, и немцы туда носа не совали!
Меня сразу определили в госпиталь – в избу, в которой лежали раненые. Я подавала им пить, читала стихи, пела песни, скручивала из парашютной ткани бинты. Зина пришла к нам на следующий день, как раз перед этим она отравила немецких офицеров! Но отравилась и сама: фашисты заставили её попробовать суп. Несколько дней она болела, её отпаивали молоком. Но выздоровела. Её определили в разведку.
Спустя несколько месяцев вы остались одна – Зину схватили…
Да. Она ушла на задание, поцеловала меня, сказала: «Вернусь через три дня». Больше я её не видела. Незадолго перед этим мы с ней отправили родителям письмо, которые ничего не знали о нас. Зина написала: «Здравствуйте, мамочка и папочка! Мы живы и здоровы, чего и вам желаем. Мама, мы находимся сейчас в партизанском отряде, бьём немецко-фашистских оккупантов. Галочка тоже вместе с нами. Мамочка, пока писать много не буду, так как не знаю, получите ли вы эту записку. Как получите, так сейчас же дайте ответ. С приветом, ваша дочь Зина».
Письмо это шло полгода, но родители получили его. А скоро им пришло ещё одно послание – от командира партизанской бригады, где он на трёх листах сообщал о подвигах и гибели Зины…
Как сложилась ваша судьба дальше?
Когда Зина не пришла в положенный срок, я побежала в штаб к командиру бригады с вопросом: «Где моя сестра?» Меня не хотели расстраивать, сказали: жива. Оставили у себя. Какое-то время я была при штабе. А потом, когда немцы начали проводить широкомасштабную операцию против партизан, меня отправили довеском к раненым на самолёте на «большую землю». Во время той операции выжил только один из десяти партизан. Подорвался на мине мой брат Лёня. Брат Коля попал в немецкий концлагерь – в конце войны его освободили…
Меня определили в детский дом на станции Озерище. Я помнила домашний ленинградский адрес и написала на Балтийскую, 24: «Дорогие мама и папа, я жива, приезжайте за мной». И ответ пришёл: «Галочка, за тобой едет папа!» В один из дней мы сидели с девочками в комнате, били вшей, все были побриты наголо. Вдруг заходит воспитательница: «Галя, выйди на минутку». Я взялась платок повязывать, а она: «Не надо, иди!» Вышла на крыльцо. А там – папа…
После мы поехали в Ленинград. Помню Балтийский вокзал, бумажные полоски на окнах и разбитые дома. Мне казалось, весь город разбит! Потом я бежала по своей лесенке, звонила в колокольчик и встретила маму, которую не видела три с половиной года…
А почему о подвиге «мстителей» и Зины заговорили только спустя десять лет после окончания войны?
Не знали. Открыли обольцев, по сути, совершенно случайно. В 1955 году белорусский журналист и писатель Владимир Хазанский разговорился на одной конференции, посвящённой войне, с комиссаром нашего партизанского отряда Борисом Маркияновым. И он – Маркиянов – начал рассказывать об операциях, которые совершали обольские комсомольцы-подпольщики. Хазанский уцепился за это, после окончания конференции они пошли в парк, и всю ночь комиссар рассказывал о подвиге ребят.
Наутро, как рассказывал мне позже Хазанский, он бежал в редакцию и думал: «Как же так?! Почему не знают?!» И страшно переживал: «Прошло много лет, это никому не будет интересно!» Он опубликовал статью «Это было под Витебском» в областной газете. С этого времени начали поднимать архивы и об обольцах заговорили.
Галина Мартыновна, ещё совсем недавно о подвиге Вашей сестры знал каждый школьник в нашей стране. А как с этим обстоит дело сейчас? Современные дети знают, встречаются с Вами?
Всё зависит от учителя. Действительно, когда-то каждая вторая дружина в Ленинграде носила имя Зины Портновой. Была школа её имени. Во многих учебных заведениях существовали музеи, которые потом, в 90-е годы, разорили. Но у меня очень много картин, рисунков, аппликаций, стихов, писем и открыток и от современных школьников. Есть несколько петербургских школ, в которых педагоги продолжают рассказывать о Зине. Спасибо им!
Но хочу заметить, что если имя Зины ещё помнят, то имя других забывают. Среди наших ленинградок-землячек – это пионеры-герои Лариса Михеенко, Нина Куковерова. Многие другие герои по всей стране. О них надо чаще говорить, о них надо помнить.
Беседу вёл Сергей ПРУДНИКОВ
Фото из архива Галины Портновой-Мельниковой