* * *
Мы с Елизаветой подошли к дому и прислушались. Оттуда доносился злой голос, произносящий заковыристые проклятия да маты.
- Мне кажется или кто-то материться? – прошептала она.
- Нет, не кажется. Колдун и ругается, - я улыбнулась. – Значит, бабушка твоя хорошо его припечатала.
Поднявшись на крыльцо, я толкнула дверь и сразу увидела Марфу Васильевну, которая сидела ко мне спиной на старом табурете.
- Сука ты старая! Плакать же потом будешь! Просить, чтобы я тебя помиловал! – шипел из подпола колдун. – Запомни! И пальцем не пошевелю, чтобы помочь и не прощу никогда!
- Чево еще расскажешь? – вопрошала у него старушка, постукивая по дверце погреба старым тапком. – Миловать он меня собрался! Ты бойся, чтобы я тебя не оприходовала, Кирюша!
- Марфа Васильевна, мы вернулись! – негромко сказала я, чтобы не напугать ее и Васильевна обернулась.
- О, а вы чего вернулись? – удивилась она, увидев стоящую за мной Елизавету. – А остальные где?
- Отправились девку нашу выручать. Всей компанией, - усмехнулась я. – А мы здесь с вами, ждать их будем.
- Ты чего притих, паскудник седой? – Марфа Васильевна подозрительно прищурилась, глядя на дверцу. – А ну, отвечай! Подслушиваешь? Греешь ухо, шалупонь колдовская?
- Неужто нечисть ваша в бесовской мир отправились? – наконец, раздался шипящий голос Кирилла Михайловича. – Дурачье… Ой, дурачье… За смертью своей пошли!
И тут я вдруг увидела, как из дырки между досками появляются пальцы. Секунда и рука колдуна вцепилась в щиколотку Марфы Васильевны. Старушка охнула, пыталась вырвать ногу, но его хватка была мертвой.
Мы с Елизаветой бросились на помощь, но как не старались, не смогли разжать костлявые пальцы.
- На это у меня еще силы остались… - насмешливо процедил колдун. – Мало, конечно, но для твоей бабки, Лизавета, хватит!
Нога Марфы Васильевны чернела на глазах. Эта жуткая чернота поднималась все выше и выше, причиняя ужасные муки бедной старушке.
- Не отпустишь бабку, хуже будет! – Елизавета повернулась ко мне и крикнула: - Неси топор из сеней!
- И это не поможет! – захохотал Кирилл Михайлович. – Только я смогу остановить порчу-чернушку!
- Чего ты хочешь? – мне было жаль бедную старушку, которая сразу же бросилась нам на помощь, когда она потребовалась. Не могли же мы оставить ее умирать?
- Зеркало мне дай, городская! – потребовал колдун. – Да поторопись! Иначе сдохнет бабка твоя, Лизавета! Слышь?
Я побежала в комнату, достала из сумки зеркальце и протянула ему в дыру.
- Отпускай Марфу Васильевну!
- Да, пожалуйста! – снова захохотал он. Но пальцы все-таки разжал. – Не нужна мне она теперь…
Старушка упала на пол, застонала, хватаясь за ногу. Елизавета оттащила ее подальше и осмотрела.
- Не исчезла чернушка! Медленнее только ползти стала! Обманул Михайлович!
Я же опустилась на колени и стала прислушиваться. Что он там бубнит?
Моя спина покрылась холодным потом, когда из погреба послышался еще один голос. Неужели колдун кого-то призвал?!
И тут дверца с грохотом отлетела в сторону, выпуская то, что тьмой заполонило все углы старого подпола. Я с ужасом наблюдала, как из него медленно появляется черный силуэт. Он пролетел возле меня и с тихим шелестом опустился за спиной.
- Колдун правду говорит? – от его голоса у меня на голове волосы зашевелились. – Кто-то проник в наш мир?
Я взяла себя в руки и повернулась. Да это же тот самый бес, который Сусанну забрал! Он смотрел на меня своим темным бездонным взглядом, парализуя волю.
- Отвечай, смертная! – вдруг заревел он с такой силой, что с потолка начала осыпаться побелка.
Я молчала, понимая, что, наверное, нам с Елизаветой пришел конец. Вряд ли бес пожалеет хоть кого-то из нас. Но как же я ошибалась…
Пышнотелая Лизонька совершенно неожиданно появилась за спиной адского существа, держа в руке обычное цинковое ведро. Тот естественно почувствовал ее присутствие, обернулся, но было уже поздно. Елизавета надела на красивую голову беса ведро и принялась бить по нему половником, от которого в разные стороны разлетались брызги и капуста из щей. Грохот стоял такой, что мне даже жалко стало этого пана-барона, который так неудачно заглянул на наш огонек. Наверняка его мозг сейчас готовился покинуть черепную коробку через уши.
Из погреба показалась голова Кирилла Михайловича, и я со всего размаха опустила на нее дверцу. Послышался громкий «кряк», а потом звук падающего тела. Возможно, Михайлович и не мог преодолеть заговор, чтобы выбраться из погреба, но подстраховаться не мешало. Пусть полежит, подумает над своим поведением.
Тем временем бес уже упал на пол, но Елизавета продолжала хреначить половником по ведру. Я сбегала в комнату Марфы Васильевны, где находился красный угол с иконами, и сняла одну, попросив перед этим прощения у скорбных ликов.
- Остановись! – крикнула я Елизавете, показывая образ, и когда она опустила свое пыточное орудие, положила икону барону на грудь.
Он вдруг замер, как-то странно вытянулся и затих. Его кожа на руках сморщилась и стала коричневого цвета, словно старый пергамент.
- Он что, исдох? – тяжело дыша, спросила Елизавета, трогая беса носком тапочка.
- Не знаю, - пожала я плечами. – Даже если и так – вообще не жаль. Что с бабулей?
Мы подошли к Марфе Васильевне и ужаснулись. Чернушка уже добралась до колена, выпуская все новые и новые щупальца.
- Как это остановить? – заплакала Лиза, отшвырнув половник. – Она ведь умрет!
- Не поможет мне уже ничего… - прошептала старушка пересохшими губами. – Порча-чернушка она ж смертельная… И не отмолишь и не отчитаешь…
- А тот, кто ее наложил, снять может? – с надеждой поинтересовалась я.
- Нет… и он не сможет… - выдохнула Марфа Васильевна, а потом вдруг ее глаза широко раскрылись, словно она что-то вспомнила. – Хотя… есть одно средство… Бабка моя говорила, что от чернушки можно избавиться… Ведьме глаза выколоть…
- Вы хотите, чтобы мы Кириллу Михайловичу глаза выкололи? – мне стало плохо. На такое я точно была не способна, несмотря на то, что он являлся настоящим злом.
- Так то ведьме! А ежели чернушкой колдун наградил, повенчаться с ним нужно по всем правилам! – глаза старушки опасно блеснули, а губы растянулись в жутковатой улыбке. – И силу он тогда свою потеряет… Бегите-ка девки за батюшкой. Сейчас я кое-кому устрою, Мендельсон с прискоком… Меня, Васильевну, со света сжить хотел? Ну-ну…
В подполе жалобно завыл Кирилл Михайлович.