оглавление канала, часть 1-я
Сцепив зубы так, что заболела челюсть, я стояла и смотрела на поверженного врага не в силах предпринять что-либо, с трудом сдерживая кипящую во мне ярость. В углу хрипел шаман, пытаясь освободиться от захвата петли, сотканной им же самим из земли и камней, и предназначавшейся для меня. Я сделала несколько шагов по направлению к распростертому Мормагону. Зрелище, поистине, было жалким, и кроме брезгливости и отвращения не вызывало у меня никаких других эмоций. В подземелье стоял гул из-за потревоженных камней, земля еще ходила слабыми волнами, возмущенная заклятиями. То и дело со стен осыпались вниз струйки мелких камней и земли. Поэтому, приходилось говорить громко, чтобы быть услышанной.
- Мормагон… Ты заслуживаешь самой жуткой смерти за все свои деяния. Но я не богиня Судьбы. Не я пряду твою нить жизни, не мне ее и обрывать. Но ядовитое жало из твоей пасти я вырвать вправе!
Подменыш жалко закрылся руками, и простонал заискивающим голосом, дрожа всем телом:
- Великодушие твое достойно всяческих похвал… И я благодарен тебе за него. Световлад гордился бы тобой…
За общим шумом в пещере я с трудом разобрала его слова, но интонацию уловила совершенно точно. Яд сочился из каждого его слова. Желая прекратить все это, я вскинула руки ладонями к потолку, собираясь произнести заклятие, лишающее памяти и сил, дарованных богами. Но он, вдруг, затряс головой, будто в падучей, и торопясь, проглатывая слова быстро заговорил:
- Погоди…! Постой, Варна!!! Я должен тебе еще кое-что сказать!!! Этого тебе не скажет никто! Остановись!!! – Взвизгнул он, будто мышь, которой прищемили хвост. Я вопросительно уставилась на него. Ободренный моим вниманием, он, приподнявшись на локте с пола, громко прошептал: - Я должен открыть тебе тайну твоего рождения…Ее скрывали от тебя долгие годы, но я хочу тебе под конец, в благодарность твоего великодушия, что ты мне оставляешь жизнь, раскрыть эту тайну!
Эх… Мне бы вспомнить в этот момент с КЕМ я имею дело! Но секрет моего происхождения давно сидел во мне ноющей мелкой занозой. Я не помнила ни отца своего, ни матери. И с самого раннего возраста была у меня такая тайная мечта, найти и узнать, кем были мои родители, кем была я сама. Откуда в моей крови такая сила владения Стихиями? Увидев, как я медлю, глаза подменыша хищно блеснули, и змеиная улыбка искривила его губы. Это привело меня в чувство. Глупости!!! Даже, если он и знает эту тайну, то вряд ли скажет правду. Такие, как он, правды не говорят! У них само это понятие искажено и замарано тьмой. Я опять решительно сжала губы, сделав маленький шаг к нему, готовая произнести заклятие памяти. Мормагон предпринял отчаянную попытку отползти от меня подальше в угол, и торопливо прокричал:
- Стой!!! Я могу открыть Врата, чтобы отправить тебя в твой мир!!! Без меня ты не сможешь снять заклятие, смешивающее миры!!! – И, видя, что я не собираюсь останавливаться, отчаянно завопил: - Я могу это сделать прямо сейчас, прямо отсюда!!! Ты слышишь меня?!
Это было уже серьезно. Я опять остановилась, проницательно вглядываясь в его лицо и пытаясь определить, сказал ли он правду на сей раз. Я увидела в глубине его зрачков затаившийся ужас. Да, пожалуй, на сей раз он не лукавил. Я кое-что знала об открытии врат, и помнила то паукообразное заклинание, которое чуть не сгубило матушку Феодосью, когда она собиралась только проверить, что сталось с вратами. И я знала точно, что только тот, кто наложил его, спутывая границы миров, тот и мог его снять. И, скорее всего, за спасение своей жалкой жизни, он был готов это сделать.
Если бы я не заметила искры злобного торжества в его глазах, я бы лежала уже мертвая. Но я увидела этот хищный блеск, и почти бездумно, просто подчиняясь привычке, сработали мои инстинкты. Легкое, едва заметное движение воздуха позади меня, не более того. Я, не оборачиваясь, шарахнулась в сторону. Острый стальной клинок только чиркнул по моему правому предплечью, вспарывая прочную овечью шкуру полушубка, оставляя кровавый след от незначительной раны на моей руке. В это мгновение только одна мысль мелькнула у меня в голове. Кажется, это и был тот «камешек в сапоге», который стал последней надеждой на спасение и победу Мормагона. Только лишь для этого он старался оттянуть время своей казни, заморачивая мне голову пустыми обещаньями. Чуть присев, а затем крутанувшись на одной ноге, я выхватила свой топорик, и тут же встала в боевую стойку. Но то, что, или, вернее, кого я увидела позади себя, заставило забыть меня о собственной безопасности, замерев в немом отчаянье. Передо мной, с ножом в руке, и пустым холодным взглядом, стоял… Глеб!!! Если бы небо сейчас обрушилось и завалило меня в этом треклятом подземелье, я была бы счастлива. Но этого не произошло. Вопросы вихрем неслись у меня в голове, но ответы на них меня бы вряд ли успокоили. Я, конечно, где-то глубоко в своем сознании, ждала от этого ублюдка Мормагона пакости, но такого… Такое я не могла представить даже в самом страшном сне! Но тут же себя одернула. Конечно! Мой сон… Меня предупреждали боги, а я, глупая, самонадеянная девчонка, не вняла их предупреждению! Я надеялась, что моя любовь защитит его от всех каверз и превратностей судьбы, от злобы и темной силы этого предателя! Как я была беспечна, непростительно беспечна!
Где-то сбоку и позади меня, ядовито прошипел подменыш:
- Нежданный подарочек… Правда, Варна? А ты думала, что уже победила?! Вот, теперь почувствуй всю полноту поражения!!! – И он хрипло захохотал, словно железо по железу заскрипело. Видя, что я не реагирую на его слова, перестал смеяться, и прокаркал, обращаясь к Глебу: - Убей ее!!!
И Глеб, мой любый, мое сердце и душа, пошел на меня, скаля в хищном оскале зубы, чем-то неуловимо становясь похожим на тех чудовищ, которые сейчас лежали мертвыми под тяжелыми каменными плитами. Сталь ножа сверкнула возле самого моего лица. Я перекувыркнулась, уходя от удара, и перехватив поудобнее рукоять своего топорика, приготовилась отразить следующий его выпад. Глеб был опытным бойцом, и уворачиваться от его атак мне было сложнее с каждой минутой. При этом, я старалась не причинить вреда нападавшему. В голове стояла звенящая пустота, а мое сердце, казалось, превратилось в кусок льда.
Сколько длилась эта схватка, я бы не могла сказать, но вскоре нож Глеба достал меня, чиркнув по ноге. Раздался хриплый хохот Мормагона. Сотворить заклятье, чтобы вывести Глеба из-под его чар, времени у меня не было, да и не было уже сил. Его нож опять прошелся по моей левой руке, и кровь, заструившаяся из раны, обожгла кожу. Рукав мгновенно набряк от крови. Отчаянье стало овладевать мной, окутывая разум словно похоронным саваном. Но пуще острой стали, меня убивала пустота во взгляде любимого. А подменыш веселился. Его хриплый смех эхом разносился по подземелью. Огонь горящих факелов метался по стенам пещеры причудливыми и жуткими тенями, черный горький дым висел под самым потолком непроницаемой пеленой. Временами Мормагон подбадривал Глеба криками: «Убей ее! Убей!!» И никакие мои слова или увещевания не доходили до помутившегося разума моего любимого. Я пыталась докричаться до его сознания, но в конце концов, оставила попытки воздействовать на него словом. К тому же, нужно было беречь дыхание.
Силы мои постепенно иссякали. И вот, наступил момент, когда я поняла, если я не остановлю Глеба сейчас, немедленно, то он просто убьет меня. Не могу сказать, что смерть меня страшила. Вовсе нет. Но мысль о том, что я умру, а Глеб, мой Глеб останется марионеткой Мормагона, приводила меня в неистовство, заставляя до зубовного скрежета сжимать челюсти. Отчаянная ярость, из-за невозможности принять правильное решение, разрывала меня на куски, похлеще острого ножа. Но я не могла… Просто не могла убить своего любимого. Я хорошо понимала, что его разум сейчас закован, находится в плену вражьего черного заклятия, и чтобы разрушить его, я должна… Сомнений больше не оставалось. Глеб стоял напротив меня, приготовившись к броску, зажав в руке нож. У меня была только одна попытка, только одна. Другой не будет. Иначе, Глеб просто убьет меня.
Он сделал короткий замах, а я опустила руки, выронив топорик, и сделала несколько стремительных шагов навстречу летящей стали. Острая боль пронзила левый бок, но закусив до крови губу, сдерживая крик, я крепко ухватила Глеба за оба запястья, и со всей силы прижала его к себе, не позволяя выдернуть клинок из раны. Мы стояли вплотную друг к другу. Я чувствовала на лице его прерывистое дыхание, видела заволакивающую его глаза пустоту, ощутила ее зябкий озноб. Собрав все свои внутренние силы, я посмотрела на него, увидев в его зрачках собственное отражение, и послала мысль, туда, в самую глубину его сознания, в которой, я еще надеялась, сохранилась та искра разума, которая и была Глебом, настоящим Глебом, тем человеком, которого я любила и который любил меня. «Глеб… Очнись! Я знаю, ты меня слышишь… Борись с ним! Не позволяй разрушить все лучшее, что есть в человеке! Твоя душа – это искра Бога, который создал всех людей по своему образу и подобию, вложив в нас Свет Любви! Я верю, что ты сможешь победить ту тьму, которую, словно змеиное яйцо, поместили в глубину твоего разума, воспользовавшись твоей открытостью и добротой. Услышь меня, любимый… Ради всего, что ты любишь и помнишь, услышь меня…» Не обращая внимание на боль, раздирающую мое тело, на онемевшие пальцы, сжимавшие запястья Глеба, на кровь, текущую из ран, я посылала и посылала эту свою мысленную мольбу, пробивая ею, как пробивают тараном крепостные стены, ту пустоту, за которой пойманной птицей билась душа моего любимого.