Решив уничтожить Ленинград путем блокады, фашисты перешли все границы жестокости. На то было пожелание его Верховного Главнокомандующего, для которого город, носящий имя Ленина, колыбель большевизма и революции, был объектом идеологической ненависти.
В блокаде Ленинграда участвовали не только немецкие, но и финские, и испанские войска. Добровольцы из Северной Африки, Европы и Италии также участвовали в этом преступлении.
В директиве начальника штаба ВМВ Германии “Будущее города Петербурга” так и говорилось: "В этой войне, ведущейся за право существования, мы не заинтересованы хотя бы в части населения". Начальник немецкого штаба Гальдер при этом заметил: “Положение здесь будет напряженным до тех пор, пока в игру не вступит наш союзник. Голод”.
Геббельсовская пропаганда без конца твердила, что дни Ленинграда сочтены. Фактически же фашисты душили город всеми мыслимыми и немыслимыми способами почти три года.
И все это время ленинградцы в условиях почти полной изоляции держали оборону. Гитлеровцы пустили в город смерть. Но Ленинград, голодный, замерзающий и вымирающий, так им и не покорился.
Всю блокаду в храмах Ленинграда шли богослужения. Люди уберегли бесценные памятники архитектуры и искусства, следили за событиями на фронтах, ходили в кино, работали и театры, дети учились. Как могли, люди поддерживали друг друга и ковали Победу на заводах и фабриках.
Даже в лютые морозы ни у кого не поднялась рука пустить на дрова деревья Летнего сада. А 28 сотрудников Всесоюзного института растениеводства умерли от голода, но сохранили тонны уникальных зерновых культур, которые помогли послевоенному восстановлению хозяйства.
Газеева Валентина Михайловна.
-Наша дача находилась далеко от Ленинграда, ближе к Финляндии. Рядом с нашей дачей протекала широкая река. В один из дней моя бабушка, двоюродный брат, мой ровесник и я вечером сидели на берегу. Мы всегда перед сном любили сидеть на берегу этой реки.
Мы никогда не задумывались над тем, кто живет на той стороне реки и что там делается. Вдруг смотрим: по реке плывут пароходы. Огромные, стального цвета пароходы. А мы сидим, открыв рот от удивления, и думаем: вот бы на таком прокатиться. Наутро выходим к речке и ничего не можем понять: противоположный берег весь в колючей проволоке.
Вот так для нас началась война. Приехали мы в квартиру, а мы жили все вместе.
Первого, кого из нашей семьи взяли в армию, это собаку. У нас была служебная собака Зильда. Черная овчарка.
Потом забрали дядю Володю и моего папу, у которого была бронь, как у работника железной дороги. Но он написал письмо Кагановичу с просьбой отправить его на фронт.
Мы пошли провожать папу по Лесному проспекту. Во всю его ширь шли большие отряды солдат, которые отправлялись на фронт. В это время началась бомбежка. Мы с мамой спрятались под трамвай, который стоял, а отряды все шли и шли.
Мы с мамой остались одни, а тетя Рая с двоюродным братом Левой эвакуировались. Они и меня хотели взять с собой, но мама сказала: -Нет, мы будем ждать нашего отца дома. Вдруг он вернется раненым, а ему нужна будет помощь.
Блокада была очень страшная, очень тяжелая. Была у нас печка-буржуйка, которую мы топили и на которой готовили. Электричества-то не было.
Нашу школу переделали в госпиталь, а мы, 12-13 летние дети, ходили к раненым. Читали стихи, пели песни, даже спектакли ставили. Там наши учителя нас немножко подкармливали.
Наш дом стоял возле Московского вокзала, и наш район очень часто бомбили. Поэтому в нашем районе все школы закрыли.
Еще мы дежурили на крышах. Кто, как и когда туда поднимал песок, я никогда не видела. Упадет бомба на крышу, мы весь песок используем, а наутро опять свежий песок. Никогда такого не было, чтобы ящики с песком были пустые.
Мы были очень горды, что помогаем Родине, и считали, что взрослые без нас не обойдутся.
Мы ели студень из столярного клея, полив его олифой. Боже мой, как это было вкусно, как было хорошо. Мы с мамой радовались, что хотя бы это у нас было.
Мама ходила на барахолку, меняла одежду на эту самую олифу.
Однажды был такой случай. В дверь постучались. Мама открыла, а там стояла девушка, дочь маминой знакомой. “-Мамы дома нет, мне никак не попасть в квартиру, придется ночевать на лестнице. Пустите меня к себе переночевать”, - попросила она.
Мы с мамой спали на кровати, а девушку положили на пол. Утром просыпаемся, смотрим - девушки нет. А рядом с мамой на подушке лежит бритва.
Оказалось, что девушка украла у нас карточки на целый месяц. Мы не услышали, как она встала, как искала карточки, как открыла дверь. Если бы мама проснулась и стала возмущаться, неизвестно, чем бы все кончилось.
Спасла нас мамина подруга тетя Таня, которая работала в Большом доме на Литейном, около моста. Мама пошла к ней и сказала: -Теперь нам только умирать.
Тетя Таня сделала нам пропуск на выезд из города в Лисий Нос. По этому пропуску мы доехали до Лахты, а дальше поезда не шли. Мы с мамой встали на улице и стояли, не знали, куда нам деться и как от Лахты дойти до Лисьего Носа.
Хорошо, что военные посадили нас на лодки и довезли до Лисьего Носа, а сами поплыли до Кронштадта.
Когда я шла, потеряла сознание и упала. Мама рассказывала, как она сидела и плакала надо мной.
Нам опять помогли солдаты: -Зачем вы плачете? Что с вашей девочкой?
-Она умирает от голода.
Солдаты достали из кармана сухари, фляжки с водой. Сухари смочили водой и мне в рот положили. Это меня спасло.
В тот же день мы пришли в совхоз. Маму взяли на работу, хотя она и ходить толком не могла. Но раз на работу взяли, ей должны были выдать карточки по закону. Маму взяли сторожем. Ей дали ружье, которое она не могла поднять. Она его волочила, но зато была при ружье.
А в совхоз воровать лезли все. Даже мы, дети, собирались в кучки. Одна кучка заговаривала и отвлекала маму, а другая лезла воровать овощи. А что делать?
Когда блокаду прорвали, мы плакали, мы обнимались, не знали, что делать от радости.
Мы не верили в такое счастье и ждали, что сейчас начнется нормальная жизнь. Но нормальной жизни еще долго не было. Так же продолжали давать хлеб по 125 граммов и продолжали есть олифу со столярным клеем.
А еще у нас с мамой вошло в привычку каждый день, перед тем, как ложиться спать, прощаться. Потому что мы не знали, кто из нас встанет утром, а кто не проснется. Мама или я.
Мы прощались насовсем. Целовались, обнимались, а утром опять вставали. И вечером опять прощались.
Теперь у меня есть уже правнуки. Ко мне часто приходят школьники и просят, чтобы я рассказала о своем детстве. И я с удовольствием отвечаю на все их вопросы.
Что мне хочется пожелать всем детям. Чтобы они были очень терпеливыми. Что бы ни случилось, чтобы они помогали друг другу. И чтобы с большим уважением относились к старшим. Чтобы дети не забывали, сколько нами пережито.
Чтобы дети хорошо учились, потому что знание - это их будущее. И еще желаю, чтобы жизнь детей сложилась без войны.