Куча обуви прибывших утешать родственников и друзей забаррикадировала вход в квартиру Шемса и Бахар, и нам пришлось на носках пробираться внутрь, как по минному полю. У половины из нас в руках были громоздкие горячие сотейники с едой. Фадиме сготовила и убежала — ей нужно было успеть в свою лавку.
У порога встречали оба осиротевших родителя. Лицо Бахар было таким же
покрасневшим и измученным, как и днем в Унджалы. Шемс старался
держаться, спрятал внутрь отчаянный вопль вожака стаи, у которого вдруг
невидимый охотник отнял любимое дитя.
— Başınız sağolsun... Başınız sağolsun abim, yengem*... — полушепотом
шелестело вокруг. Каждый обнимал их, целуя в обе щеки, пытаясь разделить эту неподъемную тяжесть.
Но кому это было по силам?
***
Чтение Корана в доме уже завершилось. Женщины собрались в маленькой
гостиной, мужчины заняли другую часть дома. Вместо рыданий по углам стоял
деловитый гул «людского роя» — люди, как могли, пытались переварить
неперевариваемое.
Сидеть с женщинами в гостиной было неловко и неправильно. Первой
подхватилась наша бухгалтерша Яшар:
— Я пойду посмотрю на кухне.
— Я тоже! — выпалила я и, скидывая на ходу серую душегрейку, заторопилась
вслед долговязой турчанке.
Кухня была захламлена, тесна и задымлена. Стол усыпан крошками, мелкими
монетами и остатками пидэ.
Быстро и ненавязчиво наша команда вытеснила оттуда членов семьи. Одна из
нас стряхивала скатерть на балконе, другая выбрасывала мусор, третья
доставала чистые тарелки, четвертая — разливала питьевую воду по
бумажным стаканчикам.
Привезенная пища оказалась кстати. Мужчины семьи быстро и ловко умяли
свою порцию, и мы быстро сменили сервировку на чистую, чтобы накормить
свою команду.
Вошли Явуз и Фарук, Себо и Эмин... За ними вошел Шемс. Потерянный,
жалкий, раздавленный. Он старался не смотреть никому в глаза. Он старался
не распахивать шлюзов слез...
За столом мужчины ели и говорили о какой-то несущественной ерунде. Эмин
шутил и глупо хихикал. Явуз тоже, как обычно, пытался вести себя как ни в чем
не бывало.
А я смотрела на Шемса.
Тот сидел, опустив взгляд в стол, положив голову на левую руку, в правой тлела
сигарета. Улыбка не давалась ему. Он парил в бездонной пучине горя, которого
никто не мог разделить.
Все окружающее вдруг поплыло и размазалось, словно в Гауссовом блуре,
перед моими глазами. В фокусе осталось лишь лицо Шемса. Лишь его
неизбывная тоска. Я почти физически ощутила его острое желание поскорее
выпроводить всех из дома и отдаться печали без границ...
***
В гостиной сидели молча, опустив глаза в пол. И то было как раз молчание
гнетущее. Молчание скорби. Вновь пришедшая бывшая коллега гладила Бахар
по спине и бормотала ей бессмысленные слова утешения. Снова молчание.
Только тихий шорох кондиционера напоминал о том, что время в этом
помещении все же течет...
Бахар смотрела в никуда. Внутрь. В черную дыру своего сердца, из которого
вырвали искру жизни. А потом она вдруг тихо начала говорить:
— Эту комнату я хотела переделать под детскую для моей дочурки... Я бы
покрасила стены и заменила все вещи... Я подумала, комната смотрит
окнами на юг, и здесь всегда будет солнце для моей малышки...
Я увидела, как у женщин в комнате перехватило дыхание и напряглись мышцы
рук. Я не заметила, что перестала дышать сама. А Бахар тихо и монотонно
рассказывала:
— В больнице толком не могла рассмотреть личико Петек из-за этих
трубок и проводов... А сегодня наконец увидела. Ее лицо. Лицо моей девочки.
Без трубок и проводов... Один час я смотрела на ее личико... Она ушла. Ушла
моя малышка... Ее легкие лопнули. Кровотечение не остановили.
Тромбоциты из крови, взятой у отца, не помогли. Последние два дня
посещения нас даже не пускали к ней, только издалека... Я хотела подстричь
волосы, как только моя Петек вернулась бы домой из больницы... Хотела
подстричь волосы... А там был еще малыш. Его мать вдруг заболела,
подхватила инфекцию и умерла. А ребенка выписали через два дня... Теперь
я отдам свое молоко этому малышу, я не знаю, девочка это или мальчик...
Мое молоко хотя бы несколько дней будет питать этого младенца... —
Бахар слегка раскачивалась из стороны в сторону, глядя в глаз бездны.
Вокруг неслышно плакал дом, в котором медленно таяло ожидание детского
смеха...
***
На выходе мы снова обнимали и утешали скорбящих.
— Здоровья тебе, дорогая, — прошептала я, прижимая к груди бессильную
Бахар. Она подняла глаза, в которых плескалось отчаяние. — Будь сильной!
— Иншаллах, — выдохнула она в ответ.
— Это пройдет, — сказала я на ухо Шемсу и крепко сжала его плечо. Я не
могла сделать большего. Увы, нет.
Он на миг прижался ухом к моему лицу, но ничего не сказал.
***
Взрослый, крепкий мужчина сегодня потерял дитя, не прожившее и пары
месяцев, несчастную жертву высшего разума, приведенную в этот мир для
каких-то скрытых целей.
Где-то сошла лавина. Где-то в другой галактике родилась сверхновая.
В Анталии умерла малышка Петек.
Какие же последствия повлечет за собой этот валун, упавший с огромной
высоты в ровную гладь пруда?
* турецк. — здоровья вам, братец, сестрица (пожелание человеку,
потерявшем близкого)