— Ну, ударил пару раз, с кем не бывает? Какой есть мужик, такого и терпи, чай не прЫнцесса. Кому ты нужна, кляча? — выговаривала мать Кире.
— Мама, он мне изменяет, бьет, а я должна терпеть, по-твоему? — молодая женщина потирала сухие холодные руки. Ни горячий чай без сахара, ни толстовка не могли ее согреть. Заправив выбившиеся из жиденькой косички пряди за уши, она тоскливо смотрела на мать, которая заставляла ее терпеть, сдаться, унижаться еще больше… Хотя, куда еще? И так слова поперек сказать не может, боится.
— Что же ты дурочка-то у меня такая уродилась? Вот, в кого? Колька твой при работе, домой деньги приносит. Починить что-то руками может, не бездельник. Подумаешь, пощупал кого-то на стороне. От него не убудет. А ты вот быстро можешь вылететь из его квартиры. И куда потом? Ко мне даже не вздумай соваться! Я тебя вырастила, теперь живи самостоятельно.
— Разве это жизнь? — тихо спросила Кира.
Она подумала, что сама во всем виновата. Не было у Киры своего мнения, гордости никакой. Громкие голоса ее пугали. Сначала мать кричала, сейчас Коля орет по любому поводу. Мямля бесхребетная, житейски не приспособленная личность. Забиться бы в уголок, и чтобы никто не заметил. Работать в архиве за копейки, теряя зрение и перебирая бумажки — способ забыться. Питаться одним чаем с сухой печенкой и трагично вздыхать о своей нелегкой судьбе можно среди бесконечных стеллажей с папками.
Но, сегодня что-то взбунтовалось в груди. Кира увидела из окна, как муж любезничал с соседкой, прижал ее к себе, широко расставив ноги, впечатался в пышное тело. Женщина смеялась, кокетничала, гладила его широкие плечи. Потом они ушли в подъезд, и Коли еще два часа не было, видимо у пышки задержался.
— Коля, перед людьми стыдно. Все же знают, что ты и Зина… — она подняла на него измученные глаза.
— Что на ужин? — он ее проигнорил, как пустое место. Прошел на кухню, глянул на плиту, где только вчерашняя гречка в кастрюльке, да парочка отварных яиц плавают в другой посудине. — Кира, иди сюда! — рыкнул так, что вода с яйцами пошла рябью. — Ты б.езмозглая курица! От тебя никакого прока.
Он ударил ее наотмашь и ушел, даже не оглянувшись. Кира сидела на полу, держась за скулу, все зубы ломило, будто он ей челюсть свернул. От обиды и сильной боли женщина заревела. Ревела так, будто ее казнить собираются. Отдаленно раздался хлопок двери. Коля ее бросил и ушел, скорее всего, к той соседке, не стал слушать, как жена голосовые связки надрывает. Жалкое зрелище…
К матери она потащилась от безысходности. Знала ведь, что помощи не жди. Но ведь больше не к кому пойти, даже вслух сказать, как ей тяжело.
Обратно Кира от дома матери шла длинным путем: дворами, закоулками. Держась за витую ограду, решила передохнуть у заброшенного старинного дома.
— Да, где же это может быть? Пр-р-роклятье! — картавым мужским голосом что-то копошилось в траве. — Точно помню, здесь закопал. Память, что ли девичья стала?
Кира моргнула. Оттуда, откуда исходили звуки, торчал кошачий белый хвост. Клочки земли и травы летели в разные стороны и этот некто, продолжал и дальше ворчать. Женщина брякнулась в крапиву и как партизан, подползла ближе, чтобы получше рассмотреть. В нос ей попал пух одуванчиков, и Кира непроизвольно чихнула.
— Можешь з.адницу свою не жалить. Я тебя заметил, — высунулась очень симпатичная мордочка с синими глазами. — Если поможешь мне откопать мой сундучок, я с тобой поделюсь.
— У тебя там клад? — женщина подумала, что у нее должно быть сильное сотрясение после удара мужа. С котом начала договариваться. Капец.
— Я не кот! — догадался о ее мыслях Феликс. — Дух мщения в шкуре кота. Можно просто — Феликс. Так чего застыла? Поможешь копать? Я тут все лапы стер, — показал грязную лапку, возмущенно дернув розовым носиком.
— За лопатой сбегаю и вернусь. Ты это… Тут меня подожди, — Кира кинулась было обратно, не замечая своих изжаленных, покрывшихся красными волдырями ладоней.
— Эй! Колбаски еще прихвати! Устал. Есть хочу, — крикнул вслед.
Покачал головой, когда дурная тетка сорвалась и не понятно, расслышала ли она его последнюю просьбу.
Феликс всех насекомых на ромашке посчитал и вон на той тоже, пока худую женщину ждал. Соловья послушал, хорошо пернатый трели выдает. А вот и тетка идет с лопатой, и в руках пакет у нее. Неужто, про Феликса не забыла?
— Бутерброды с сыром и яйцом, — развернула принесенное. — И молоко. — открыла крышку полулитровой баночки.
Феликс оголодал, как собака, пока тут рылся. Мяргнув: «Премного благодарен!», накинулся на подношения, уминая за обе щеки. Потом тетка худосочная представилась Кирой.
— Кира, давай еще раз! Нужно отсчитать десять человеческих шагов от той безрукой статуи. Я мог ошибиться, ипостась теперь другая, — Феликс быстро принялся руководить процессом, успевая отвечать на вопросы.
Кира копала медленно. Земля тут твердая, все заросло. Руки у нее слабые, к тяжелому труду не приучены. Мозолей натерла.
— Все! Не могу больше, — откинула от себя лопату и уперлась спиной об стену полутораметровой ямы, находясь внизу.
— Так мы до ночи не управимся. В сумерках сложно копать, — вздохнул Дух и обреченно свесил лапы с края, будто он тут весь уработался.
— Может, давно уже нашли? Сколько лет прошло? — Кира поморщилась, рассматривая свои убитые руки.
Но это было лучше, чем идти домой, где тебя никто не ждет.
— Что у тебя на лице? — кот положил мордочку на плечо и чуть приподнял, разглядывая синий отек.
— Муж.
— Не мужчина — твой муж. Нельзя бить женщин, детей и стариков. Почему не уйдешь от него? Молодая еще, симпатичная…
— Я? — удивилась Кира. Впервые ее кто-то назвал привлекательной. Даже в первый год совместной жизни Коля ей комплименты не говорил. Женился на ней, чтобы избежать огласки, что будучи пьяным затащил ее к себе и… Дальше Кира вспоминать не любит. А тут, совершенно чужой кот говорит, какая она миленькая.
— Откормить немного и прическу сделать, будешь ягодкой, — продолжал уверенно Феликс, вгоняя не искушенную в похвалах женщину в краску.
— Феликс, смотри, там угол чего-то торчит, — указала пальцем.
И действительно, земля решила отдать сокровище, хранимое ей больше сотни лет. Не обращая внимание на мозоли, Кира взялась с удвоенной силой. И вот уже небольшой металлический короб был поднят. Тяжеловат, конечно, но Кира смогла его поставить перед довольным пушистым заказчиком.
— Открывай! — нетерпеливо потерся боком об сундук, и перетаптывался лапками.
— Здесь золотые монеты, Феликс. Украшения из жемчуга и драгоценных камней. Сколько же это стоит? — у Киры голова пошла кругом толи от усталости, толи от неслыханного для нее богатства.
— Вот он, перстень фараона Нехо! — золотая печатка с глазом бога Ра радовала его глаз. — Остальное можно обратно закопать или себе возьми, — махнул лапой, будто от ведра картошки отказался.
— Мне? — у Киры глаз дернулся.
— Да. Давай, отведу тебя к проверенному скупщику, он даст хорошую цену. Только никому не говори. Тебя из-за таких денег тут и закопают.
Кира домой вернулась только через два дня и то только за своими документами, когда Коли дома не было. Жизнь ее изменилась, развернувшись на сто восемьдесят градусов. Она сняла квартиру в тихом петербургском дворике, которую намеревалась выкупить после расторжения брака. Подала документы на развод. Уволившись из архива, открыла небольшой магазинчик с сувенирами, где работала сама. Кире нравилась новая жизнь, в которой появился странный дух в облике белого котика. Он иногда приходил и сидел на окне ее лавки, наблюдая, как на Мойке плывут прогулочные катера. Раздавал полезные советы и хвалил Киру. От похвалы и спокойной жизни женщина расцвела, ее душевные раны затягивались. Появилась уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Она теперь одевалась все так же неброско, но элегантно. Феликс сказал, что кружевные воротнички ей очень к лицу, как и высокие прически, заколотые на шпильку или гребень.
Коля не пришел в день развода. Позвонил и сказал, что сложный перелом бедра из-за какой-то кошачьей твари, упал с лесов на работе. Их развели без вопросов. Коля остался еле передвигающимся инвалидом. Пышная соседка поначалу приходила, жалела, но поняв истинную злобную натуру любовника, перестала навещать и завела нового поклонника. Николай запил от тоски и одиночества. Еще один раз видел того белого кота, из-за которого вся жизнь под откос. Пушистый п.аршивец сидел за окном на отливе и таращился на него синими жутковатыми глазищами, а потом показал язык, будто издеваясь.
Другие истории про Феликса в Романе "День, которого не было" Соавтор Ольга Рог