1898 год
«Ростов-на-Дону. На днях на Новом базаре имел место следующий случай, едва не закончившийся гибелью четырех человек. На балконе гостиницы «Россия», помещающейся в доме Яблокова, компания из четырех человек расположилась закусывать. По мере осушения бутылок компания оживилась и под конец пришла в самое игривое настроение. Но в это время случилось что-то невероятное: балкон обрушился, и все компания со столом, посудой пустыми бутылками свалилась со второго этажа на тротуар. К счастью, дело закончилось сравнительно благополучно: свалившиеся на землю посетители гостиницы отделались одними ушибами. Этот трагикомический случай лишний раз свидетельствует о том, с какой вообще прочностью у нас сооружаются здания».
«Новочеркасск. В местных газетах не раз указывалось на возмутительные проделки церковных сторожей и гробовщиков, но все эти заявления до сих пор остаются «гласом вопиющего в пустыне». Вот, что пишет нам по одному поводу один из городских обывателей. Умер кто-либо в семье: об этом, как водится, сообщают церковным сторожам, для того чтобы те благовестили по душе. Сторожа, в свою очередь, дают знать гробовщикам. И вот эти последние, не дав еще затихнуть звуку колокола, возвестившего о вновь представившейся душе покойника, стремглав летят в дом убитой горем семьи и самым нахальным образом предлагают свои услуги наперебой друг перед другом. Им нет, конечно, дела до того, что это непрошенное вторжение в семью, где все еще находятся под гнетущим впечатлением только что совершившейся утраты, еще больше усугубляют горе осиротевших членов семьи; они преследуют свои коммерческие цели с такой наглостью, которая способна возмутить каждого. Неужели же нельзя обуздать каким-либо путем алчность этих господ?»
«Область войска Донского. Жители станицы Б. жалуются на своего станичного атамана. Дело в том, что последний манкирует своими обязанностями и крайне неаккуратно посещает правление, где он обязан бывать ежедневно. А отсюда выходят иногда такие нежелательные случаи. Не так давно одна интеллигентная дама, проживающая на хуторе К., находящемся в 10 верстах от станицы, получила повестку, в которой приглашали ее явиться на другой день, в 9 часов утра, в станичное правление для погашения долга, числящегося за ней по окладным листам. Дама явилась. Атаман предложил ей подождать, так как казначея не было еще в правлении. Проходит час – казначея нет, проходит другой, третий – то же самое. Дама осведомляется, долго ли ей придется ждать.
- Подождите минуточку еще, я пошлю за ним, - заявляет атаман и отправляет к казначею сидельца.
Проходит еще час. Является, наконец, посланный и докладывает, что казначея нет дома и где он – никто из домашних не знает.
- Сбегай к Никишке (станичный кабатчик), может быть он там, - говорит атаман.
Казак исчез. Через час он явился и опять с отрицательным ответом.
- А у Барабоша (тоже кабатчик) ты был?
- Нет.
- Сбегай туда.
Но результат получился прежний – казначей точно в воду канул. Было уже около трех часов дня. Дама заявила, что больше ждать она не может, так как дома у нее остался грудной ребенок, и, распростившись с атаманом, уехала. Помимо казначея, деньги никто не мог принять в виду того, что что все денежные книги были у него на руках. Через несколько дней дама эта снова была приглашена в станичное правление по тому же делу и снова вернулась ни с чем. В третий раз она отказалась уже ехать и хорошо, конечно, сделала. Говорят, что в настоящее время она обратилась к окружному атаману с жалобой на станичного казначея и атаман».
«Станица Каменская. В нынешнем году станица Каменская в торговле строительным лесом должна пережить очень серьезный кризис. До сего времени местные лесоторговцы получали свой товар из первых рук в верхних побережьях Северного Донца, именно в Святых горах и других местностях харьковской губернии. Там они большей частью покупали его осенью, еще на корню, зимой рубили, вязали в плоты на пойменных местах Северного Донца, а когда полая вода, разливаясь весной, поднимала плоты, то плавили его к Каменской лесной бирже. В обороте лесной торговли в Каменске бывало только некоторое количество сосновой и еловой доски с Волги. Весь же вообще лес был местный донецкий, с верховьев Донца. С нынешнего года и, как можно полагать навсегда, Каменская станица, да и все поселения Донецкого округа, должны будут пробавляться только волжским лесом. Лет семь тому назад в Каменск приплывало весной плотов из Харьковской губернии по 100, 150 и до 200. В последние же годы их стало приходить сюда все меньше и меньше. Так, в прошлом году их было пригнано 22, и в текущем году явилось только 5 штук, да и из этих здесь остановился лишь один, четыре же проследовали далее по Донцу в нижележащие Калитвенскую и Усть-Белокалитвенскую станицы. При этом плоты пригнаны не лесоторговцами для продажи, а бондарями здешними и колесниками и заключают в себе материалы для разных бондарных и экипажных изделий. Причина этого явления та, что в Харьковской губернии стали иссякать леса, и лесной строительный материал насколько там повысился в цене, что нашим каменским лесоторговцам, оказывается, теперь более выгодным покупать волжский лес, избирая его в Ростове или непосредственно на Волге…». («Приазовский край». 134 от 23.05.1898 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. Один из служащих крупной местной экспортной конторы, внезапно заболев расстройством умственных способностей, успел в сравнительно короткое время создать целый ряд недоразумения. Во-первых, десятком телеграмм, посланных на имя некоего купца В., проживающего на станции «Ивановка», Екатерининской железной дороги; он вызвал последнего в Ростов для совершения какой-то несуществующей сделки. В то же время, получив 1400 рублей для передачи одному лицу в Новочеркасске, он возвратился с пути и заявил, что ему не додали 200 рублей. Сумма в 1200 рублей была отобрана у больного, относительно болезни которого уже начали догадываться, и после этого он исчез. Вскоре, однако, от брата экспортера, проживающего в Новороссийске, получилось сообщение, что такому-то служащему, а именно исчезнувшему душевнобольному, он выдал 300 рублей, в которых, по объяснению служащего, ему встретилась экстренная надобность. Через несколько дней сам больной телеграммами из Одессы на имя ростовской конторы господина В. Известил, что запродал двум тамошним купцам Д. и М. 1000 вагонов каменного угля и просил немедленно «подтвердить сделку». На эти телеграммы ответа не последовало. И вот на днях молодой человек возвратился в Ростов, явился в контору и, нашумев из-за 1000 вагонов проданного им угля, обещая вернуться через несколько часов, чтобы пристрелить своего хозяина. В тот же день его отправили в больницу».
«Ростов-на-Дону. В четверг, 20-го мая, нам пришлось наблюдать довольно тяжелую сцену, разыгравшуюся против редакции «Приазовского Края». Контролер конно-железной дороги требовал удаления из вагона какого-то, не имевшего билета, субъекта и с этой целью пригласил городового. Безбилетный пассажир отказывался выполнить требование контролера, мотивируя свой отказ тем, что он только что купил билет, но обронил его. Многие из пассажиров и сам кондуктор вагона подтверждали справедливость слов потерпевшего и протестовали против насильственного удаления его из вагона. Но контролер, основываясь на инструкции, обязывающей пассажиров предъявлять билеты по требованию, настаивал на удалении безбилетного. Присутствовавший при этой сцене помощник пристава приказал городовым вытащить из вагона строптивого пассажира и отправить его в участок. Не мешало бы, нам думается, администрации трамвая решить вопрос: как поступать с пассажирами, обронившими билеты, если сам кондуктор удостоверяет факт покупки их? Этим разъяснением отчасти устранена была бы возможность разных «инцидентов», и пассажиры были бы гарантированы от тяжелых сцен и нежелательного для них знакомства с участком». («Приазовский край». 134 от 23.05.1899 г.).
1900 год
«Старочеркасск. Наш пароход скользит по воде, как вольная птица в выси поднебесной, без малейшего колебания, не обращая на окружающее внимания и оставляя за собой полосу взбитой им пены и расходящиеся от колес огромные волны, расплывающиеся по всему Дону.
В Старочеркасске с возникновением пароходства, в течение десятков лет, никогда ни одной пристани не бывало, как нет ее и теперь. Правда, один год роль пристани играла хибарка спасательной станции общества спасания на водах, стоявшая в то время на барке. Но когда барку эту сбила непогода с ее позиции, хибарка станции водворилась на сваях, как в период свайных построек, и теперь ни один пароход не рискует приближаться к этой станции, боясь ее повредить. И пароходы, как и встарь, останавливаются, где вздумается капитану судна, по большей части среди реки, куда от Старочеркасска выплывает обыкновенно целая флотилия баркасов, на которых более или менее благополучно пассажиры и спускаются в старый город.
Воды в Старочеркасске в нынешнем году немного, хотя протоки, пересекающие всю станицу, разделяя ее на несколько частей, уже залиты водой, и здесь станичники чуть не в собственных дворах ставят вентеря и ловят рыбу...».
«На Дону… Начало мая, и Дон, Тихий Дон, в полном разливе. Красивая гладь массы воды пестреет где-то у летних берегов куполами зеленеющих деревень, кое-где сам летний берег выглядывает гривой, покрытой зеленым бархатом молоденькой травки.
Мы на «Москве». Владельцы иди владелец этого парохода непременно с массой аржанов: фрахт высок, очень высок, не то, что на Волге. Билет 2-го класса от Калача до Нижне-Чирской, 60 верст, 1 рубль 50 копеек – 2 ½ копейки верста. По Западной Сибири пара почтовых лошадей – 3 копейки за версту, по 1 ½ копейки за лошадь, а тут на пароходе, чуть-чуть дешевле пары почтовых лошадей на версту. «Порции» по карточке – тоже зубасты. В общем, очень мило.
Низенькая темная каюта по вечерам освещается тремя лампами. Вечер. В лампочках краснеют проволоки. Таинственный полусвет располагает к мечтам, уносящим тебя далеко…. Но мечты далеко, желательно записать свои путевые впечатления и после почитать – ложиться на полати рановато. Прошу лакея дать света: «Света, света, больше света».
- Да не велят.
- А почему?
- Не могим знать. Должно быть, чтобы ложились пораньше, а то баловство одно, пустые разговоры. А читать, барин, время будет – на это и день будет.
Соглашаюсь с мнением лакея, ложусь на полати, долго ворочаясь, но все же засыпаю до Нижне-Чирской, где я был ровно 11 лет назад. Хотелось взглянуть на Чиры (в просторечии) с целью убедиться, как они подросли за эти 11 лет.
В Чирах прежняя «мерзость запустения». Впрочем, вру – прогресс пошел вперед: нравственность пала ниже. В станице любовь все к той же седой старине: все те же облупленные дома, грязь на базарах, тьма пока еще (до июля) кабаков (для свидания друзей и др.), песок и пыль в массе по улицам и прочее, иное, включая и тьму кромешную по ночам. Но прогресс замечается: покусы для приобретения «презренного» (металла) дошли до апогея своего значения…
Вот и Цимлянская, богатая виноградниками и почтенными, по качеству, винами. Заехать не пришлось, разлив Дона большой. Приходится слезать или вдали от станицы, у временной пристани, или на шлюпке приставать к станице в бурную погоду. И то, и другое оказалось неудобным, остался на борту парохода до Константиновской.
Цены на всех пароходах, кроме парохода господина Беняшевича или Беняткевича, всюду одинаковы – всюду солидны….
Вполне приличный и быстроходный товаро-пассажирский пароход «Чумаков» завертел колесами, берега беспредельного в разливе Дона мелькают деревьями и строениями. Быстро убежали мелкие станички и селения. Подъезжаем к донской Венеции – Старочеркасску. Кругом него вода на беспредельном пространстве. Все строения у краев станицы, даже старый прибрежный храм, кругом в воде. Пароход пристать не может – пассажиров привозят на пароход и отвозят с парохода на лодках». («Приазовский край». От 23.05.1900 года).