С рассветом караван поднимется и гудит большим шмелем.
Королевич стоит посреди шатров и смотрит в чашу, полную холодной ключевой воды.
В начале лета у пригорья ещё прохладно. Непрогретый воздух, тянет свежей травой и землёй. Птицы пищат и щебечут перебивая друг друга, как будто им есть о чем спорить: истеричные ласточки, важные надутые голуби и наглые оголтелые воробьи, таскающие хлеб прямо из-под человечьего носа.
Королевич зачерпывает воду, смотрит на сомкнутые ладони несколько секунд. И раскрывает их. Он смотрит вперёд, в сторону небольшого озерца, которое наполняет ключевая студеная вода.
На разведённых костерищах быстро выпекают тонкие хлебные лепешки, замешанные с сыром. Королевич на ходу выхватывает один круг, обмазанный маслом, и спускается к воде. Он стаскивает с тела рубаху, совсем не похожую на одеяние, в котором должен разгуливать королевский сын, снимает брюки из льна. На его губах блестит масло, и он снова набирает холодной воды в ладони и пьет ее. А затем разом входит в воду, которая едва достаёт ему до пояса.
От холода кожа покрывается колючими мурашками и волосы встают дыбом. Королевич опускается на живот и делает несколько мощных гребков, но озерцо не даёт ему разойтись в ширь. Он опускается под воду и задерживается там почти на две минуты, а когда поднимется — видит на бережке человека.
— Нам нужно выдвигаться, чтобы успеть к обеду, — говорит пришедший. Его имя — Азул, и он молод, задорен и ловок.
Королевич выходит к нему, мокрой тенью надвигается на тощего юношу.
— Я хотел принести вам одеяние, но не принёс.
Елизар кивает и кладёт мокрую руку на его плечо. Рубаха липнет к спине и животу, становится почти прозрачной и очень холодной. Холоднее ключевой воды.
— Миледи поедет с вами. Она приказала готовить лошадь.
— Пусть едет как хочет.
Королевич идёт босый, собирает стопами травинки и несёт их к единственному неубранному шатру.
— Скажи, чтобы мне положили еды. Выдвигаемся.
Азул шустро отдаёт приказания слугам и мчится сам за свежей одеждой. Повязывает шейный платок, натягивает на пальцы перчатки. Вот только тяжёлые сапоги пока ещё обременяют его ноги.
Солнце уже греет, бархатно целует в щёки суетных людей и бликует на перламутровой краске.
— Он дал мне кольцо, — говорит Елизар своей названой матери.
Она берёт его руку, гладит — и неожиданно целует. Затем подносит к своей щеке.
— Сделай, как нужно.
— Венера, я…
Но он прерывается — не может выдавить ни слова комком в горле вставшей фразы. Королева смотрит печально, будто чувствует своим телом то же, что и ее сын. Он заостряется лицом, ноздри тонко и остро трепещут, а на челюсти вспухают желваки.
Лицо у королевича светлое, волосы чёрные, а в глазах один серый туман. Как будто прячет он за завесой все, чего боится, о чем не говорит и не хочет думать, — как бы что ни вырвалось в живой мир из его изнанки.
Королевичу было чуть больше тридцати, когда он впервые увидел другой лик отца — полные золотым огнем глаза, мертвенное лицо и холод кожи. Он вложил в Елизарову руку кинжал. И повел эту руку своей рукой по овечьей шее.
Королевич помнит все. И молчаливо исполняет чужую волю до сего времени.
Лошади бегут рысью. Венера статуей держится в седле, как будто слитая с ним вместе. И кожа ее кажется холодной, и лицо ее покрывается льдом, и руки у ней синеют в кулаках.
Впереди, меж зелёных холмов, раскидывается город. Ветер гладит высокую траву, стелет ее и волнами пускает на землю. Вокруг — будто зелёное море, мягкое и шумное. Всадники, переносные дома и маленькие дворцы тянутся по дороге чуждые и будто спустившиеся с небес, шумно и красочно, переливаясь от жёлтого к чёрному — как солнце и затмение.
Они огибают город и скачут на холм, туда, где возвышается дворец из светлого пористого камня. Все флаги подняты — синее и золотое полотно мчатся друг к другу, чтобы начать свой ритуальный танец.
— Едут! — кричат у кованых ворот.
И ворота раскрываются, открывая взору королевский двор.
Елизар останавливает коня, с ним равняется Венера. Они смотрят друг на друга долго и молчаливо.
Но королевич бьет жеребца по бокам и медленно пересекает черту внешнего и внутреннего мира.