Творчество Ивана Ефремова хорошо тем, что в нём дана самая подробная и развёрнутая картина коммунистического общества. У Кира Булычева, к примеру, бытовых деталей мира будущего не меньше, но сам коммунизм несколько «детский», примерно как в «Незнайке в солнечном городе» Николая Носова. Показано общество, в котором каждый занимается любимым делом, но без всяких объяснений — как такое общество сложилось и чем его жители отличаются от нас с вами. Та же беда и с миром «Полдня» братьев Стругацких. Абсолютно непонятно, например, как функционирует его экономика. Технологии позволяют, условно говоря, насытить потребности почти всех людей достаточно качественной продукцией (вплоть до яхт и космических кораблей в личном пользовании), но как координируют работу больших трудовых (и научных) коллективов, да и есть ли они (именно большие, аналог современных корпораций, а не малых НИИ) в той реальности? Об этом читатель не узнает, ведь авторам были интересны человеческие коллизии, а вовсе не популярное описание устройства идеального общества.
Ефремов — совсем другое дело. В его книгах общество, в котором живут персонажи, описано гораздо тщательнее. Отличия жителей мира Ефремова от наших современников тоже не только показаны, но и развёрнуто прокомментированы. А в «Часе быка» даже есть прямое сравнение мира будущего с довольно близкой к нашей современности реальностью планеты Торманс. Но остановимся пока на Земле мира Ефремова. Это вполне благоустроенная планета, подвергшаяся настолько грандиозной трансформацией, что её даже можно считать аналогом тераформирования. Прежде, чем преобразовывать иные планеты, коммунары Ефремова занялись своим родным миром и вполне преуспели.
Как и у Стругацких, Булычева и прочих советских фантастов, описывавших мир победившего коммунизма, высшей радостью для людей будущего у Ефремова является творческий труд. И просто творчество, вплоть до песен и танцев, которые у нас считаются скорее развлечением, чем трудовой деятельностью (если речь не идёт о профессиональных балеринах или музыкантах). Вот на творческом труде и остановимся. Стругацкие в «Далёкой радуге» наглядно продемонстрировали, что научные эксперименты порой не только очень опасны, но им также требуются дефицитные (даже в реальности «Полдня») уникальные приборы и прорва энергии. То же самое у Ефремова, опыт Рена Боза потребовал экстремальных расходов энергии и привёл к человеческим жертвам.
Сколько на Земле мира Ефремова творческих личностей? Да, в общем-то, всё взрослое население. Сколько из них занимается теми науками, в которых для экспериментов нужны серьёзные (даже по меркам коммунистической экономики) ресурсы? Допустим, раз в десять лет, а скорее всего чаще, каждому из них приходит в голову идея, для проверки которой нужен масштабный эксперимент. Как положено взрослым ответственным людям, они подают заявки на потребные ресурсы в соответствующие инстанции. Вот только ресурсы экономики, хоть и велики, но всё же ограничены и на всех их заведомо не хватит. А некоторые эксперименты вообще запретят из-за их потенциальной опасности. Или, как минимум, отложат лет так на двадцать. Или двести.
Похожая ситуация с космическими полётами — как вы думаете, какой процент молодых людей обоего пола в мире Ефремова хотел бы отправиться в дальний космос? Но ведь количество отправляемых экспедиций в той реальности совсем небольшое, а экипажи космических кораблей небольшие. То есть эта мечта имеет шансы сбыться у одного из миллиона. Примерно как в нашем мире стать миллионером светит далеко не всем желающим. Ну и в чём, спрашивается, принципиальная разница между несчастным современным обывателем, не получающим всё, что он желает в этой жизни и несчастным творцом мира Ефремова, который тоже не получает всё желаемое — к далёким звездам он не полетит и половину энергии Земли для своего опыта не получит?
В такой ситуации, в точности как и в наше время, будет везти самым наглым и упёртым, если они к тому же обладают нужными связями. К примеру, у Рена Боза был друг Мвен Мас, который нарушил прямой запрет и помог провести опыт. Получается, что максимальные научные достижения будут у фанатика, полностью уверенного в своей теории (даже если для прочих экспертов она выглядит как полная чушь), у которого есть друг (или друзья) либо в контрольной инстанции, которая распределяет ресурсы, либо просто на объекте, с которого этот ресурс можно получить. А скромный и законопослушный учёный в мире Ефремова, будь он хоть трижды гением, может прождать всю жизнь и не обрести ничего. Возможно, когда-нибудь потомки найдут его труды… а может и не найдут. Ведь что сохраняется в тамошних базах данных, а что не сохраняется — решают тоже специальные люди. В отличие от нашего мира, в котором в Интернете сохраняется всё подряд. Эти эксперты, конечно, очень умные и ответственные, но заведомо не могут оценить значимость всех поступающих идей и гипотез, для этого ни у кого компетенций не хватит.
В результате развитие науки в мире Ефремова будет зависеть в основном от фанатизма и пробивной способности отдельно взятых гениев. Увы, далеко не каждый гений отличается при этом должной коммуникабельностью (чтобы убедить других людей в значимости его открытия) и организаторскими талантами. А те, что отличаются, могут пробиться и в наше время — как Альберт Эйнштейн или Илон Маск. Ну и в чём тогда преимущество коммунизма по-Ефремову применительно к экспериментальной науке? В том, что нужно убеждать не инвесторов, а Совет Экономики, который в «Туманности Андромеды» назван «главным мозгом планеты»? Так ведь аргументация в обеих случаях будет аналогичная, как и шансы на выделение потребных ресурсов…