В избе посветлело: Авдотья сняла с окна платки, коими было оно занавешено, и слабый утренний свет разлился по горнице. Тишка лежал на лавке с открытыми глазами и сказал Найде сразу, как она вошла:
- Утро тебе доброе... или уж вечер нынче?
- Утро. Солнца нет сегодня, вот и хмуро. Как ты, Тиша? Болят ноги?
- Болят… но полегчало. Малуша, видать, постаралась?
- Она самая…
- Отец не ищет тебя, Найда? А то рассердится, небось…
- Пусть сердится. Я к тебе пришла. Знаю я все о тебе. Отец твой вчера рассказал.
- Что рассказал?
- Ну, что ты…
- Оборотень?
Тихомир произнес это слово с усмешкой, но страшно оно прозвучало в его устах. В слово это он вложил всю свою горечь, ненависть и боль.
- А не боишься подле оборотня-то сидеть?
- Не боюсь. А за тебя вот боюсь, Тиша. Хотят тебя мужики в яму посадить, в ловушку медвежью, чтоб не выбраться тебе было.
На лице Тихомира промелькнула злоба.
- А я иного и не ожидаю от наших людей, - едко проговорил он. – У нас ведь расправа скорая: кого в яму, из кого – сразу дух вон. Потому я и хоронился столько лет. Ото всех, и от тебя тоже. Ведь наш народ, коли прознает, что зверь я, разве смирится с этим? Меня бы забили сразу, когда еще мальцом был, а мать с сестрой померли бы с голоду. Ведь на отца-то надежды давно нет…
Тишка страшно рассмеялся. У Найды внутри все похолодело. Казалось, перед ней лежит не знакомый человек, а кто-то чужой. Лицо его исхудало, глаза ввалились куда-то внутрь, а вокруг глазниц залегли глубокие тени. Даже взгляд был другим. Словно не Тишка, а живой мертвец лежал и говорил не своим голосом.
- Хочешь знать, Найда, как все было? Как дошел я до такой жизни, что пережить мне пришлось?
- Хочу, - твердо ответила она, и собственный голос показался ей чужим.
- Ну, слушай, покамест жив я…
- Тиша! – взмолилась его мать, - нельзя тебе говорить много! Силы береги!
- Силы? – жутко рассмеялся он. – Для чего? Бороться я более ни с кем не собираюсь. Хотят – пусть забивают, как скотину. Мне эта жизнь постыла уже. Голуба выросла, тебе, мать, помогает. Чай, не пропадете. Об отце не думай: они сами себя с Прошкой погубят.
- Да что ты, родимый! – заплакала Авдотья. – Бог даст, все наладится! Что говоришь ты…
Тихомир заговорил, обращаясь к Найде:
- А у тебя свадьба скоро, жизнь другая начнется. Будешь хорошо жить. Обо мне не кручинься, не плачь.
- Ах, Тиша! – Найда сама не выдержала, заплакала. – Не ведаешь, что говоришь. Не нужен мне Радим! Для меня замуж за него пойти – хуже смерти!
- Нет… молчи… неведомо тебе, что на свете хуже смерти… женой скоро станешь, ребятишек нянчить будешь… знаю я, что суждено тебе счастливо жить.
- Какое уж тут счастье! Радим мне ненавистен, видеть его не могу… думать не хочу о свадьбе, когда другой человек…
Найда спохватилась и замолчала. Но Тихомир прекрасно все понял. Горько улыбнувшись, он произнес, не глядя на нее:
- Уж не дружинный ли сердце твое украл?
Не дождавшись ответа, Тишка продолжил, с трудом выдавливая из себя слова:
- Ну, коли так, то благословляю вас… совет да любовь…
И тихо, утробно рассмеялся. Мороз по коже пошел у Найды от этого смеха.
- А я ведь всем сердцем любил тебя, - продолжил он, - ради матери с сестрой, да ради тебя жил на свете. Теперь вот, пришло время мое…
- Что ты говоришь! Мужчины в лес пойдут, ведуна искать, и мы снимем эти злые чары! Ты станешь человеком.
- Человеком… и то верно, не человеческое существо я. Когда это впервые со мной приключилось, страшно мне было. Но тебе известно, что в тайне решили мы все держать. Поначалу отец пытался лечить мой недуг, возил даже к знахарям в соседние деревни… тайком ото всех мы туда добирались… но все было без толку… несколько лет прошло… жили как-то, в полнолуние отец меня в лес уводил. Привык я к жизни такой, лес полюбил. Оттого и не мог без него, тянуло что-то. Потом отец бражничать начал… сломалось что-то внутри у него… а затем и у меня… знаешь ты, какова жизнь у нас была. Я едва из мальцов вышел, твердо решил: надобно мне сестру поднять, да за матерью присматривать, иначе что угодно случиться могло… вот и жил, трудился, пропитание семье добывал… боялся я, коли не станет меня, отец мать прибьет однажды, а Голуба пропадет… жалко мне их было.
- Тиша! Сынок… - Авдотья склонилась над ним в рыданиях.
Найда сказала:
- Но ведь жил ты эти годы как-то, и тихо все было, людей-то не трогал ты!
- Как-то жил, - усмехнулся Тихомир, - именно «как-то»… не стану я жалобиться, какие боли испытывал в дни своих превращений… плохо мне становилось за несколько дней до полнолуния… а потом, после него… но показывать свою хворь людям я не мог. Неровен час, заподозрил бы кто неладное. Потому пропадал я то в лесу, то на речке, то в поле уходил… хоронился, как мог, зализывая свои раны…
- Одного понять не могу, Тиша: как же все эти годы ты только в полнолуние оборотнем бывал, а нынче обращался в обычные дни? Ведь, когда ты на наших в лесу напал, и Вятко подрал, полной луны не было… выходит, в любой момент ты обращаться способен?
Тихомир заговорил глухо, отчаянно:
- Сам не знаю, что творится со мной… случилось это впервые после того дня, как о скорой свадьбе твоей узнал. Помнишь, мы встретились на краю поля, и я отдал тебе свой оберег? Той же ночью была полная луна. Что-то сделалось со мной не то. Я будто бы лишился разума, когда обратился. Точно в тумане время пронеслось передо мной. Помню лишь, что в деревню приходил, псов привратных подрал, да на том и обрываются мои воспоминания… темнота сплошная… утром лишь я узнал, что вашего пса растерзал… вот тогда страшно мне стало. Впервые за столько лет по-настоящему страшно! Ведь, если я утратил способность вести себя разумно, если стал истинным зверем, не мог я больше среди людей находиться! На следующую ночь повторился тот же кошмар. Почувствовал я лихорадку, боль в костях, и сразу в лес сбежал. Той проклятой ночью я в лесу на дружинных и напоролся! Далее, известно тебе: всех насмерть подрал, один выжил… его и приволокли к вам. Оттого с тех пор сторониться я людей начал. Не было у меня объяснения тому, что происходит. Обращаясь в волколака, я переставал быть собой. Разум мой затмевала слепая ярость, вскармливаемая горечью и обидой. Ведь я сознавал, что никогда не смогу жить простой человеческой жизнью, не смогу свататься к тебе и завести большую семью. А я хотел этого! Так хотел… но ничего я не мог и не смел обещать тебе. Потому как ни за что не позволил бы тебе нести эту ношу вместе со мной… Я метался в отчаянии. Отец ничем не мог мне помочь: во хмелю они напару с Прошкой были, что ни день. Чтобы мать с Голубой не пугать, сбегал я в лес до темноты, да старался подальше забираться. В такую вот ночь и Вятко я подрал… коли будут допрашивать – сказать мне нечего… оправданий себе не ищу… пусть убивают, и я расплачусь своей смертью за гибель стольких людей…
Найда и Авдотья тихо плакали, слушая исповедь Тихомира. Не было у них подходящих слов, чтобы выразить душевную боль. Голуба всхлипывала где-то в углу, Прошка храпел на печке. Никогда он еще не был Найде так противен.
- Отец где? – проговорил Тишка. – Ему бы пару слов молвить.
- В кузню пошел, родимый, цепь для колодца справить!
- Что ж его вдруг толкнуло-то, домом заняться…
- Так он уж несколько дней хмельного в рот не берет. Как вернулся ты из лесу раненый, так отрубило его.
Тихомир усмехнулся:
- Ничего, недолго терпеть ему. Опять будет себе бражничать на здоровье… Сейчас народ набежит, со мной быстро порешат. Я еще жив покамест, да почитай, что мертвец. Не жилец я на этом свете, нюхом своим волчьим чую…
И он снова хрипло рассмеялся. Прервал его страшный смех неожиданный кашель.
- Что ты, сын! – испугалась Авдотья. – Ты отдышись, отдышись. Даст Бог, обойдется все, заживем еще по-людски…
Не успела она договорить, как дверь горницы распахнулась и на пороге появился Горазд.
- Отец? – растерялась Найда.
- Вот ты где! По всей деревне тебя, значит, ищу! Я тебе велел со двора – ни ногой?!
- Не серчай… пошла я Тишу проведать. Очнулся он.
- Очнулся?
Горазд с любопытством подошел ближе. Тихомир лежал на лавке, не шевелясь. Только одни глаза сверкали нездоровым блеском.
- Добрый тебе день… - медленно проговорил он, - что… пришел уж пытать да выпытывать?
Горазд нахмурился:
- Покамест только я с Мечиславом. На дворе он, караулит. А ты, дочка, домой ступай! После поговорим.
- Пощадите его! – едва слышно прошептала Найда и умоляюще взглянула на отца.
Во дворе столкнулась она с Мечиславом.
- Тихомир пришел в себя, отец с ним говорит. Убеди его, ради бога, не кидать несчастного в яму!
Дружинный хотел было что-то ответить, но Найда слушать не стала: прочь пошла. Быстрее, быстрее, затем бегом, лишь бы подальше со двора. Не хотелось ей видеть, как Тишку мучить расспросами будут да угрозами сыпать. Забежала она в старый амбар – тот самый, что не раз укрывал их с Тихомиром от чужих глаз, - и там дала волю слезам. Душа ее рвалась на части. Жаль было беднягу. Отвратительное предчувствие чего-то горького и неотвратимого грызло ее сердце.
Назад или Читать далее (Глава 21. Голубоглазая)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
