Поздравляю Вас с Днем Победы!
Это мой прадед - Карташов Фёдор Яковлевич. Родился 23 февраля 1911 года. Был призван на фронт в 1941 году в Томске, командовал лыжным батальоном. Спас детей, сброшенных в колодец фашистами в деревне в Смоленской области зимой 1941го года. До этого преуспел в тяжелой атлетике, получил профильное высшее образование, планировал связать свою жизнь с физкультурой. Но это случилось намного позже, а пока...
А следующее фото с трогательной подписью вручила ему перед отбытием на фронт его жена, моя прабабка, Карташева Раиса Васильева, биолог по профессии. Ей было предпочтительно называть себя Люсей. При смене фамилии при регистрации брака в ее паспорте сделали ошибку, и теперь мы все Карташевы, а не Карташовы (хотя правописание через «е» или, если точнее, «ё», да только тогда точки над «ё» в документах не ставили, древнее). Фёдор Яковлевич надежно сохранил фото у себя. Сама Раиса Васильевна во время Великой отечественной войны трудилась в госпитале операционной медсестрой. Позже у них родится трое детей.
Войну вспоминать прадед не любил, однако, несколько его историй знаю, и поделюсь некоторыми с Вами.
В подчинение Фёдору Яковлевичу привезли солдат из Беларуси и Украины. Один из них поспешил пожаловаться, сообщив - "пропал Капелюха!". Мой прадед поднял всех на уши, чтобы Капелюху скорее нашли. Стали смотреть все списки, но солдата с фамилией Капелюха найти не смогли. Заявивший пропажу товарища молча смотрел и наблюдал, а когда ему стали задавать вопросы насчет других примет некого Капелюхи, выяснилось, что это... шапка!
Не известно, в каком году точно - получил ранение в руку. Вспоминал, как ехал в поезде на госпитализацию, а по соседству ехал домой солдат, которому оторвало ногу. Ногу свою он вез с собой, и говорил так "приеду домой – пришьют…". Когда я слышала эту историю в детстве, с наивностью и чистотой поспешила переспросить – «Что, правда пришили?», на что мне ответили «Да издеваешься?..».
О дне Победы 1945 года вспоминал мой дед – он был тогда еще совсем маленьким, но говорил, что помнил об этом дне главное - как тогда все люди радовались и друг друга поздравляли. Помню, этим воспоминанием он делился со мной в один из наших последних разговоров – незадолго до его смерти.
А прадед по окончанию Второй Мировой войны отправился на службу в военную часть в городе Ютербоге, ГДР. Дальше будут его ГДРовские фото:
В ГДР Фёдор Яковлевич увлекся фотографией. Демонстрировал эстетический вкус и тягу к прекрасному. Коллекционировал открытки, любил подписывать их и дарить близким.
Ушёл в отставку в звании майора, вернулся жить в Сибирь и осуществил мечту - стал директором спортивной юношеской школы. Ушёл из жизни 6 февраля 1966 года. Навсегда остался в памяти семьи как человек ответственный, великодушный! Мы помним его и чтим.
Но есть и еще одна история, о которой в семье было принято говорить, но обсуждать – правильно это, или нет – принято не было. Дед эту историю рассказывал со слезами на глазах и гордостью, а бабушка, в ответ на мое желание ее обнародовать, говорила – «Да ты что?! Нет!». Но пусть она меня простит и поймет – я ослушаюсь и эту историю расскажу – ибо о правильном ли она поступке – никто не знает, но она точно о цене, которая была заплачена за мою жизнь.
Дело было в декабре 1941-го, под Смоленском, в лютые морозы, и кратко я уже этот случай упомянула в самом начале рассказа – немецкие солдаты-фашисты сбросили деревенских детей в колодец. Прадед происшествие обнаружил – детей спасли, судьбы их неизвестны, а немцев взяли в плен.
А когда я вспоминаю своих прадедов и прабабок - одна из первых мыслей будет о том, что за детей они могли буквально порвать – как за своих, так же и за чужих. Даже не знаю, как объяснить – но мне кажется, что современным людям это чувство в такой мере уже чуждо – никому не в обиду – возможно, такой потребности выживать и защищать потомство, как тогда, уже нет – да и не в этом суть. Тем более, что многие из них – сами – сироты, как и мой прадед – прапрабабка Анфиса Спиридонова ради того, чтобы лично участвовать в Октябрьской революции 1917 года, сдала своих троих детей в детский дом, а прадеда воспитал, в последствии, портной Яков, который ранее служил в конной кавалерии, но сломал ногу, и ему пришлось освоить новое дело.
Так вот – построил мой прадед пленных немцев, спустил с них штаны, и вырезал ножом на ягодицах каждому по свастике. А с пленными солдатами такого делать нельзя – военное преступление. Федор Яковлевич был за это сперва наказан – кинули его в одной гимнастерке в сарай, так он просидел ночь. На утро пришли за ним – говорят – «распоряжение было – Героя Советского Союза тебе присвоить». Но Героя СССР ему так и не присвоили – все осталось, как есть.
А у матери моей были причуды – она рассказывала, как однажды гадала и узнала имя нашего домового – и имя ему – Федя, она верила, что это дух прадеда охраняет наш дом. Никто не может знать, так ли оно – хотя, возможно, что на Том Свете, если он, конечно, есть, каждому, кто здесь неблагочестиво поступил с кем-то из нас и был прощён, мой прадед выразит яростную ноту отмщения – но не нам его вершить, и не нам этого отмщения кому-то желать.
В канун смерти моей мамы мне перешло кольцо прабабки – подарок Федора Яковлевича на их годовщину, с тех пор я его и ношу – хоть и в курсе о его цене, продавать не собираюсь. Так оно приобретает истинную ценность. Я не признаю эзотерику и любые рассуждения о том, что бывает с душами наших близких после смерти, не люблю; охраняют ли нас с того света, и есть ли он, мне безразлично. И о том, какие гены передаются, что преемственно из поколения в поколение, я не ведаю.
Но пока при этом человек хранит память о своих корнях, духовные начала в нем живы, и предаваясь воспоминаниям о собственной истории – а собственную можно рассказать легко, ведь она – не чужая, а именно наша, - мы находим новые силы, чтобы жить, и заново обретаем себя.