«Стыд есть драгоценнейшая способность человека ставить свои поступки в соответствие с требованиями той высшей совести, которая завещана историей человечества». М. Е. Салтыков-Щедрин, писатель.
Всем нам приходилось испытывать стыд — чувство дискомфорта настолько сильного, что впору провалиться сквозь землю. Стыд — эмоция социальная, на самом деле регулирующая наши поступки. А ещё бывает «испанский стыд». Так называют чувство сильнейшего смущения за действия других индивидов.
Я предложу вам истории, в которых переплелись и личный стыд, и «испанский». Между прочим, во мне. То есть я участница (созерцательница) всех моментов. Предупреждаю — истории не желейные, где-то даже «жалельные», а некоторые вызывают подташнивание. Ну-с, кто готов, читайте, пожалуйста, первый рассказ — «ХРАБРЫЙ БАРАБАНЩИК».
Начну с сообщения, что лет до двенадцати я обожала петь — громко и звонко. Всегда участвовала в школьных тематических мероприятиях со стихами и песнями. И даже в хор меня зазывали, но солисткой не ставили, и я интерес потеряла. К тринадцати годам мой «певческий талант» куда-то исчез. Но пока имелся — я его постоянно демонстрировала.
Вот был смешной случай.
Летний дождь за окном. Бабушка чистит курятник. А я полеживаю в избе на кровати и во всё горло распеваю про Катюшу, вышедшую на берег. В соседней комнате, судя по звуку, квартирант смотрел телевизор. И вдруг там тишина наступила. С чего-то я вообразила, что квартирант выключил телевизор, чтобы в полной мере насладиться моим концертом. Может, даже к стене ухом припал!
Воодушевлённая, я запела так громко, как только могла, одну из любимых песен: «Юный барабанщик, он стучит, как сердце: тук-тук-тук. Поднимает флаги пионерский лагерь...» И тут дверь приоткрывается, и дядька-квартирант виновато произносит: «Извините, вы не могли бы не так громко петь? Я со смены, поспать бы хотелось».
По выражению лица видно: он бы мне уши надрал, но с внучкой хозяйки избы так нельзя, и приходится миндальничать. Я заткнулась, но оскорбилась ужасно. И бабе Кате пожаловалась. А она проворчала:
«А чаво ты орёшь? В курятнике слыхать. Помёт чищу, а у самой думка: кабы куры нестись не перестали от твово крика. Молодец квартирант. Я ему трёшку скощу за квартЕрную плату».
Ну теперь вы знаете, какой силы талантом я обладала. Переходим к истории, в которой он пригодился. Лет восемь мне было. За окном потихоньку темнел субботний сентябрьский вечер. Мама навещала подругу. Почитала, посмотрела телик, и захотелось мне попеть на балконе. Я там часто солировала, когда мамы не было дома.
Выключив в комнате свет, вышла и только хотела с чувством запеть, как нечто ужасное отвлекло. Наши окна не во двор выходили, а на рабочие общежития и дорогу. Она нам не мешала, поскольку за нашим домом богато росли кустарники и деревья. Вокруг проходил пешеходный путь. По нему, в этот темнеющий час торопливо шла женщина с малышом на руках.
Из кустов вышли два негодяя. Похохатывая, они ей предложили «развлечься». Конечно, она возмутилась. Тогда один, вырвав у неё ребёнка, приказал: «За нами иди. Сейчас мы тебя приголубим. По очереди. Молчи, и с дитём всё будет в порядке». Негодяи с хныкающим малышом направились в заросли. Женщина за ними, как на верёвочке.
Конкретика, что с ней сделать хотят, в меня не вошла. Я поняла проще - сейчас с тётенькой, а может и с ребёнком сотворят что-то страшное. Мои щёки загорелись пожаром, а пальцы заледенели. Мне стало невыносимо стыдно, что я такая маленькая, бесполезная и не могу их спасти. Не смотря на темноту, света от светящихся окон хватало, чтобы видеть силуэты среди кустов.
Они находились прямо под нашим балконом. А у нас — пятый этаж. Что делать? Забыв об опасности, я встала на что-то и, перевесившись через перила, запела-заорала: «Ты уже не мальчик, храбрый барабанщик, сверстников на подвиг выводи!!!» Негодяи задрали головы. Один сказал другому, перемежая слова матом: «Какая-то бесноватая».
И мне: «Эй, малявка, сейчас квартиру вычислим и уши надерём! Пошла на х... с балкона».
В ответ я проорала: «У меня папа капитан милиции. Сейчас с дежурства придёт. А я вас сфоткала. У нас фотик с подсветкой. Вас найдут и в тюрьму посадят».
Мой отец не имел отношения к милиции. Он был неизвестно где. Фотоаппаратом «Смена» я пользоваться не умела, да и в темноте он бы эффекта не дал. Но уже им стало не так спокойно. Я это почувствовала и возликовала. Но оставить гнусную затею они не спешили, и даже я услышала, как женщина несколько раз вскрикнула: «Не надо, не надо!»
И ведь ни один гад в окошко не выглянул!
Тут моя нога, как будто провалилась. Я сообразила, что стою на картонной коробке с пустыми банками, оставшимися от закруток помидор и огурцов с огорода моей бабушки Катерины Даниловны. Выкрикнув очередную строку из песни про барабанщика: «Били, не добили, жгли, да не спалили!» я пульнула вниз одну банку, другую. На, на!
Думать о том, что и женщина может пострадать от осколков, не приходилось. Негодяи могли оттащить жертву в другой конец зарослей или ещё куда-то, но это уже было рискованно и не так, как задумывалось. Послышался жуткий мат — стеной. Движение — ребёнка положили на землю. Ещё одно — поднявшейся матери не помешали взять на руки малыша.
Негодяи ушли вон из кустов. Женщина не задрала на меня голову, рассыпаясь в благодарностях, а, прижимая дитя к себе, побежала прочь сломя голову. А мне и не требовалось поклонов и рукоплесканий. Меня трясло. Я не могла успокоиться. Пожалуй, это был самый сильный выброс адреналина, который случился в мои небольшие года. Я снова запела, чтобы угомонить в себе вспышку.
И тут на соседний балкон выскочила соседка с выражением громкого недовольства. Я огрызнулась: "Что повылезали гады? Громко вам стало?" Соседка, её звали Зухра или Зульфия, уж не помню, растерялась:
"Да что случилось? Я с дачи приехала, в ванной отмокала. Спать собралась, а ты кричишь. Иди спать, деточка."
Вернувшаяся мама подошла ко мне, лежавшей в кровати. Коснулась лба: "Да ты горишь, дочь!" Но градусник показал даже слегка пониженную температуру. Видимо, первоначальный стыд за беспомощность ещё во мне догорал, но ликование уже побеждало. Ни в тот поздний вечер, ни потом я не открылась маме в том, что произошло. Боялась, что получу трёпку за скинутые банки.
Поступком своим не кичилась и подвигом не считала. Действовала к своей выгоде, чтоб потом стыд меня не спалил. Я росла очень патриотичной, в эмоциональном почитании Зои Космодемьянской, Ульяны Громовой, Олега Кошевого и многих-многих других бессмертных героев.
Далее вам будет предложена история "Цыганщина" тоже на тему стыда. И в отличие от первого случая, гордиться мне нечем.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. С Днём Победы. Лина