Вот уж не думала, что на упоминание школьной травли мои читатели сделают стойку, как заправские спаниели на утку.
Ну, раз тема людям интересна и важна, напишу, что да как со мной было.
Внимание! Очень многабукафф! Поток сознания аффтара иногда теряет берега, логику повествования и крупицы смысла.
Как всегда очень долго и подробно. Если кому-то нужна выжимка и выводы, пропускайте всё и читайте самый конец.
Но сразу предупреждение!
1. События происходили в 90-х годах. Надо делать поправку на то, что это совсем другая эпоха. И, соответственно, некоторое из того, что срабатывало тогда, сейчас может быть неприемлемым.
2. Читайте внимательно обстоятельства. Таких пердюмоноклей с классным руководством, как было у меня, я не встречала больше ни у кого и никогда.
Итак. Сначала немного предыстории, чтоб понять, как каша заварилась.
1. Я пошла в школу в изначально слабый класс, где автоматически стала сильной ученицей почти по всем предметам безо всяких усилий с моей стороны.
2. Наша классная руководительница (пусть будет Мариванна) в начальных классах зачем-то любила меня нахваливать при одноклассниках и их родителях, ставить в пример. Причём далеко не всегда уместно.
Об этом здесь:
3. Я сама была не подарком в плане общения. Об этом в предыдущей публикации подробнее.
А далее случилось вот что: придя в пятый класс, мы всем нашим тогда ещё дружным коллективом с удивлением узнали, что нашим классным руководителем становится... Мариванна!
Как так? - Спросит пытливый читатель. Да очень просто. Она прошла курсы переподготовки и стала учителем валеологии. И поскольку, она теперь вела предмет, который преподавался в средних и старших классах, то имела право (и воспользовалась им) взять классное руководство в пятом классе. Естесственно, нашем. Ну, зачем менять педагога? Мы ж привыкли друг к другу за предыдущие три года. (У меня была трёхлетняя начальная школа).
Идея с виду не плохая, но! Недаром педагоги начальных классов и педагоги средней и старшей школы - это разные люди. То, что хорошо работает с малышами, уже совершенно не подходит для подростков и предподростков. Все её милые заходы с шутками и прибаутками уже совершенно не впечатляли. Более того, она стала стремительно терять авторитет. А класс наш был не только слабым, но и сложным.
В нём были намешаны дети и обычных родителей, которые были просто детьми. И дети тех, кого тогда называли "новыми русскими". Некоторые из них пытались вести себя, как хозяева жизни, очевидно подражая отцам. Была пара мальчиков-хулиганов, живших с матерями-одиночками. Один из них потом даже стоял на учёте в детской комнате милиции и был в последствии исключён из школы.
Итого, что мы имеем:
А) классный руководитель, который не является авторитетом для пятиклашек (!) и которая всеми силами пыталась этот авторитет вернуть.
Но делала она это самым гнусным способом. Она имела обыкновение общаться по очереди со всеми детьми и выспрашивать про то, что происходило в классе: кто с кем дружит, с кем нет, кто-то что про кого сказал. Мы всем классом быстро поняли, что вся сказанная нами информация могла быть использована против нас и перестали с ней разговаривать. Она в ответ пыталась шпионить через родителей, обзванивая мам и собирая, а параллельно с этим и распуская сплетни про своих же учеников. Она пыталась тотально контролировать учеников, приходя на уроки и проверяя посещаемость (справедливости ради скажу, что прогульщики были). Одним из самых страшных преступлений было самовольное пересаживания с места на место. По какой-то причине мы должны были сидеть на всех уроках только так, как рассаживала она. А схема рассадки менялась произвольно. Иногда по два раза в неделю. У нас еженедельно проводились классные часы, на которых устраивалось нечто вроде комсомольского товарищеского суда под её председательством, где провинившийся стоял у доски, а одноклассников заставляли по очереди выступать с отличительными речами. И так далее.
Б) класс уже почти подростков, которые из-за такой политики классного руководителя рассорились друг с другом. Класс распался на группки и группировки, среди которых выделялась пара хулиганов и прогульщиков. Забегая наперёд скажу, что она была нашим классным руководителем до девятого класса включительно. И в десятом классе, те, кто не ушёл в колледжи, а распределились по трём десятым классам, попросту не здоровались в коридоре с теми бывшими одноклассниками, кто попал в другой класс.
Теперь переходим непосредственно к событиям:
В пятом классе у меня друзей в классе не было. В шестом появилась подружка, с которой мы вдвоём уплыли в мир книг и не выплывали из него до окончания школы. Окружающая действительность нас волновала постольку-поскольку, проблемы остального класса не трогали вообще. И, соответственно, класс не трогал нас. Но это было через год.
А в тот учебный год я внезапно столкнулась с тем, что я бы назвала агрессивным требованием помощи. Ко мне подходили и говорили:
- Дай списать!
Я не жадничала и делилась тетрадями, потому что считала, что если буду всем помогать и со всеми делиться, то со мной будут дружить. Но уже к середине первой четверти просьбы превратились в приказы:
- Эй, быстро гони тетрадь с домашкой!
У меня вырывали тетрадь на уроке с уже сделанными упражнениями, потому что я быстро писала, а кому-то было лень работать самому. Назад тетради возвращались мятыми, почему-то грязными. Пару раз у меня на перемене просто вырывали листы с домашней работой из тетради, очевидно, чтоб успеть быстренько переписать на уроке.
Кому это всё понадобилось? Да той самой паре хулиганов, которые и стали первыми вымогать у меня домашние работы. Остальные (мальчишки, это всё были мальчишки) примыкали к этим двум.
На контрольных было то же самое. У меня могли забрать работу после первой же решённой задачи. Дальше она шла по ряду и возвращалась помятой только тогда, когда заканчивались желающие списать. Я не успевала дописывать контрольные, оценки поехали вниз. При этом наша классная упорно сажала меня то с одним, то с другим за одну парту, пока не посадила вместе с тем самым товарищем, который потом стоял на учёте в милиции. Она, как всегда, приторно улыбаясь и присюсюкивала:
- Ты хорошая девочка, ты отличница. Ты должна хорошо влиять на Васечку. Он совсем скатился, а ты должна помогать ему исправиться.
.....Лучшими днями были дни, когда Васечка прогуливал.
Естественно, что сложившаяся ситуация меня не устраивала. Я попробовала сопротивляться, но как-то вяло и неубедительно. Попытки договориться ни к чему не приводили. В ответ в меня бросали бумажки, писали оскорбительные записки. Могли толкать и делать подножки на переменах, рассыпать учебники и тетради. В раздевалке я неизменно находила свою куртку на полу. Один раз я застала того, кто её бросал. Он, увидев меня, демонстративно вытер ноги об неё.
До этого момента я ничего не говорила родителям. Почему? Сама точно не знаю. Было ощущение, что всё происходящее - исключительно моя проблема. Я попробовала подойти к классной руководительнице. Но она, так рьяно ругавшая тех, кто посмел с левой стороны парты пересесть на правую, чтоб солнце в глаза не било, всё также приторно улыбалась и говорила:
- Мальчишки все дypaки. Будь умнее. Бог всё видит, Бог посылает испытания по силам. - Она всегда и везде потплеьала волью Божью.
Но в тот раз я пришла домой в грязной куртке.
- Что случилось? Где ты так вывозилась? Об тебя будто ноги вытирали. - Спросила мама.
- Не о меня. Об куртку.
- Что?
Я рассказала, как всё было. Мама слушала, не перебивая. Потом спросила:
- Что ещё? Что ещё происходит в школе? Что в принципе происходит у тебя с одноклассниками?
Так потихоньку я рассказала и про дразнилки, и про вымогательство домашних работ, про то, что у меня забирают тетради и прочее.
Мама на это ответила так:
- Первое, что ты должна знать: я на твоей стороне. Ты мой ребёнок, на остальных мне нacpatь. Никто не смеет тебя обижать. Поэтому ты будешь давать сдачу. Ты будешь бить в ответ. А самых наглых бей первой. Если ты кому-нибудь сломаешь руку, или сделаешь сотрясение, а они будут возмущаться тогда уже я пойду в школу и расскажу учителям, родителям, жирнктору всё, что думаю.
Папа поддержал её полностью. Он сказал:
- Видишь ли, дело в том, что я или мама можем прямо завтра пойти и устроить разборки. Но тогда эти мальчишки возненавидят тебя ещё больше и будут пакостить гораздо сильнее, потому что обвинят тебя в ябедничестве. Поэтому постарайся справиться сама. Бей сразу. Не получается рукой - бей ногой. Бей портфелем, стопкой учебников. Ты маленькая и слабая, поэтому должна двинуть так, чтоб больше никто не захотел к тебе приставать, то есть с первого раза очень сильно. И поэтому ты должна сразу начать с главаря. Сначала бьёшь, а потом разговариваешь. Подходишь и говоришь: "Ты не по понятиям себя ведёшь, девку задираешь. Так себя ведут только слабаки и петухи", - мой папа в начальных классах побывал на паре собраний, куда также приходили и "блатные" папы. (Да, у нас как ни странно, в начальных классах на собрания ходило очень много пап.) Так что психологические портреты родителей и отпрысков он вполне себе представлял.
- По поводу домашних работ. Смотри, дочка, в чём фокус. - Продолжала мама. - Это не ты им обязана помогать, это они от тебя зависят. Если они не спишут домашку, то получат двойку. Поэтому на самом деле, это ТЫ решаешь, кто благодаря тебе сегодня не получит два. Так что, если подходят и требуют домашку, то так и говори: "А что ты́ сделал, чтоб я захотела дать тебе списать?" Если попробуют отобрать портфель - бей. На контрольных просись на первую парту перед учителем.
- Так нам нельзя пересаживаться. Я должна на Васю положительное влияние оказывать.
- Отлично, - сказала мама. - А вот по поводу того, где и с кем тебе сидеть, я как раз спокойно могу поговорить с твоей классной, место за партой - это другой вопрос.
И она поговорила. Причём в ультимативной форме: или я больше никогда не сижу вместе с Васей, Петей, Жорой, или моя мама идёт обсуждать вопрос размещения детей по партам с директором.
Последним родительским напутствием было, что если сама не справляюсь, то говорить родителям и тогда они уже подключатся.
- Если надо, я эту школу по кирпичику разберу. Но пока пробуй сама. Считай, что ты тренируешься устанавливать авторитет. В жизни тебе это ещё пригодится. - Подытожил папа.
Меня пересадили. Мариванна долго поджимала губы и говорила, что я её подвела, что мой долг, как отличницы помогать отстающим. Но я, как научила мама, отвечала:
- Ничего не знаю, все вопросы к маме, она не хочет, чтобы на меня плохо влияли.
С хулиганами тоже вышло вполне нормально. Вася опешил и завизжал, как поросёнок, когда протянул лапу за моей тетрадью, а в ответ она оказалась с размаху припечатана к парте стопкой из трёх учебников.
- Сначала спроси разрешения, а потом подходи, - сказала я.
Пока Вася подвывал над отбитой рукой, подошёл Жора:
- Слышь, ты чё, гovnidla?
- У меня есть имя.
- Чего?
Три учебника приземлились ему на голову.
- Если хочешь что-то спросить, обращайся по имени.
- Ты чё борзая такая?
- А мне надоело. Вы мне давно не нравитесь. И если будете вести себя так, то будете получать.
Не могу сказать, что прошло, как бабка пошептала. Но я действительно смогла просто припугнуть Васю, который оказался трусоват и боялся боли. Поэтому терапия учебниками помогла быстро.
С Жорой я как раз побазарила по понятиям и мы разошлись вполне довольные друг другом. Он страшно пытался подражать отцу, крутому перцу, по его мнению, поэтому действительно решил, что наезжать на девчонок - петушиное дело. И если ему что-то было надо, то обращался ко мне по полному имени.
Остальные тоже угомонились. Когда заводилы перестали нагнетать обстановку, оказалось, что проще, в случае необходимости, вежливо договариваться со мной.
Так мы дожили до шестого класса, когда к нам добавился почти десяток учеников из расформированного класса. И, во-первых, минимум половина из них хорошо училась, так что списывать теперь было у кого. А, во-вторых, с ними к нам пришло два ученика, мальчик и девочка, которые и заняли нишу тех, кого можно было дразнить и унижать.
Девочку как продолжали гнобить пара одноклассниц, которые пришли с ней к нам. Особенно к ней цеплялась одна, пусть будет Таня. Но широко масштаба это не приобрело. Более того, когда Таня совсем зарывалась, другие её осаживали, потому что никаких особых грехов, кроме немодной одежды и явной неспособности осваивать школьную программу за той девочкой не водилось. Она даже не понимала смысла как минимум половины дразнилок. Мальчика же шпыняли мальчишки. Он тоже был слегка чудаковат и реагировал на всё широкой улыбкой.
К седьмому классу наша Мариванна выжила из школы несколько неугодных ей мальчиков-лидеров. Среди них были два тех самых хулигана (впрочем, одного всё же отчислили сами, решением директора). И ещё один или два мальчика были переведены родителями в другие школы, потому что наша руководительница их прямо выживала. Они своим лидерством и нежеланием к ней приспосабливаться её выводили из себя. Уж не знаю точно, как она этого добилась, но родители забрали сыновей и потом плевались при одном упоминании её имени.
К моему седьмому классу в нашем городе открылась пара частных школ и лицей, куда перетёк наиболее состоятельный контингент, дети тех самых "новых русских".
Решилась ли проблема сама собой? Нет.
Обстановка оставалась такой же нездоровой. На "классных часах" всё также шли разборки, в ходе которых наша Мариванна рассказывала, как ей Святой дух (на минуточку) сообщает всё, что ей нужно знать о нашем поведении.
На собраниях родителей становилось всё меньше и меньше. Родители продолжали забирать детей. После девятого класса именно от нашего "коллектива" осталось меньше всего учеников, и мы с огромным растворились в новых десятых.
Но до того времени наш класс не был единым коллективом. Было три или четыре компании по 4-6 человек, остальные дружили попарно. Единственное, что нас объединяло - это нелюбовь к классному руководителю. Уж если мы что-то и делали сообща, выступая единым фронтом, то исключительно ей назло, наперекор.
Кстати, в девятом классе у нас появилась общая, равным образом всех вдохновляющая, тема: после девятого класса мы разбежимся. Кто в колледж, кто в другую школу (были и такие), кто просто в другой класс. Наконец-то! Подальше, подальше от нашей Марьиванны!
А когда на каникулах после девятого класса стало известно, что Мариванна уезжает в Европу, то, честное слово, если б мы пили что-то крепче Кока-Кола, то такой пьянки на радостях свет бы не видывал ещё лет сто, не меньше.
Теперь краткие выводы:
1. Для того, чтоб началась травля, в коллективе должна быть нездоровая атмосфера. Поскольку школьный коллектив существует годами, и на самом деле весьма подвержен влиянию классного руководителя, то если в коллективе есть нездоровое что-то, то это признак того, что руководитель не справляется.
Кстати, с хулигана-прогульщика Васю наша Мариванна попыталась повоспитывать весьма недолго. Вслед за моей мамой все прочие тоже звонили и ультимативно требовали:
- Пусть сидит с кем угодно, только не с моим ребёнком.
Плюс он попал на учёт в детскую комнату милиции, а после этого "на карандаш" к директору. И Мариванна просто доносила о каждом его прогуле завучу, ответственному за воспитательную работу. Дальше - дело техники. Наша школа считалась хорошей, таких учеников из неё просили на выход.
Этот пассаж я писала специально для тех, кто считает, что классный руководитель и учителя-предметники могут что-то не замечать. И не замечать годами.
Говорю на своём опыте, как преподаватель вуза, если приходить за несколько минут до начала занятия и уходить через несколько минут после окончания, то уже видно, кто какую нишу в социальной иерархии группы занимает. За три-четыре занятия становятся видны лидеры мнений и те, кто старается быть как можно незаметнее. А по лидерам мнений и их высказываниям уже можно судить, что там с внутри групповыми динамиками. И, поверьте, сейчас юная поросль вообще не стесняется выражать свои мысли предельно чётко. Никто не блеет, отводя взгляд, кроме зачинщика конфликта, пойманного за руку.
2. Справиться с травлей в одиночку невозможно. Да, внешне могло выглядеть, что я вдруг в один прекрасный день стала давать сдачи и отстаивать себя, но на самом деле за этим не видно того, что:
А) Я чувствовала безусловную поддержку родителей. Они меня не обсуждали, не критиковали. Они советовали, как себя вести, рассказывали как сами переживали и проживали такие ситуации.
Причём так вышло, что оба они, отличники-медалисты, в своё время сталкивались с травлей со стороны отдельных одноклассников (мама) и групп.
Папа застал разборки из серии "ты с какой улицы, чё припёрся?", "ты с какой школы?" Он рассказывал, как одно время носил в кармане свинчатку, а было, что и стальной прут в рукаве.
Так что у меня было чувство крепкой стены за спиной. Я знала, что дома меня однозначно поддержат, что дома я могу рассказать всё про одноклассников, и меня не будут осуждать. А ещё я знала, что рассказанное родителям не уплывёт в качестве доноса классной руководительнице.
Отсюда следующий подпункт:
Б) мои родители невидимым фронтом боролись с Марьиванной. Мама по телефону ругалась с ней, запрещая сажать меня рядом с теми, кто меня задевал. Она запрещала (лучше поздно, чем никогда), ставить меня положительным примером.
Она отстаивала моё право бить в ответ. Когда Мариванна ей звонила и говорила, что я кого-то отоварила по голове, мама отвечала:
- Значит было, за что. Я своего ребёнка знаю. Если вы хотите разбираться в происходящем - вызывайте родителей того ребёнка, я приду со своим ребёнком и мы все вместе идём к директору. - Как вы понимаете, ни разу такого не было.
Кстати, неожиданным образом сыграла мстительность Марьиванны. Она стала и меня выставлять на "товарищеский суд" на классных часах. А мои одноклассники однозначно восприняли это так: её ругает Мариванна, значит она тоже против неё, значит она с нами. Так я неожиданно для себя примкнула к большинству, объединённому идеей "антимарьиваннизма" и приобрела дополнительный иммунитет.
Самое главное: я была твёрдо уверена, что мои родители НА МОЕЙ СТОРОНЕ по всем вопросам, которые касались школы.
При этом я была трудным подростком. Моим родителям не нравились музыка, которую я слушаю, спорт, которым занимаюсь, патлатые друзья в балахонах со странными кличками, то как я хотела одеваться.... Правда, в итоге всё это принималось.
Не было у меня таких историй, как у моих подруг, когда мамы насильно смывали с дочек макияж, выбрасывали одежду и кассеты с музыкой... Да, подростковый конфликт БЫЛ. И взаимные претензии, и обиды и многое многое другое.
Но было главное: я знала (и знаю до сих пор), что если я приду и попрошу помощи, то они бросят всё и, не осуждая, станут на мою сторону.
При этом им хватало мудрости не мешать мне набивать собственные шишки
И это всё, что нужно знать о решении вопроса травли, которую я вплоть до девятого класса наблюдала со стороны. Я смотрела как мои одноклассники травят одноклассников. Я смотрела, как моя классная руководительница травит моих одноклассников.
Потом, уже став взрослой, я читала страшные истории про школьную травлю. И везде одно и то же: если ситуация доходит до патовой, когда жертве кажется, что выход есть только в окно... Ну, или взять ружьё и так далее... (Это зависит от базового психотипа). Так вот, везде одно и то же: учителя "ничего не видели", родители "ничего не знали".
Про учительскую избирательную слепоту надо писать отдельно. А вот родители могли ничего не знать только в одном случае: их собственные дети им не доверяли и врали. А подростки умеют виртуозно скрывать от родителей подробности своей жизни. Я это тоже неоднократно наблюдала.
По поводу ситуаций, когда дети всё же рассказывают, а родители пытаются давать советы, но всё без толку - очевидно, что наш родительский опыт школы 90-х и 80-х уже мало применим.
Третий подпункт:
В) Вся моя социализация и самореализация протекала вне школы. Книги, лошади, друзья - это всё было добровольно и далеко от школьного двора. Школа же была обязаловкой. Правилом жизни: шесть дней в неделю я посещаю уроки, потом делаю домашнее задание, учусь максимально хорошо, но! Никаких тёплых чувств к школе, как к компании, к месту, к понятию у меня не было.
Итого, в самом конце мой личный рецепт успешного противостояния травле:
1. Абсолютное доверие к родителям в школьных вопросах и вопросах отношений со сверсниками. Здесь я всегда могла подойти, рассказать, спросить.
2. Абсолютное содействие родителей, которые а) подсказали мне модель поведения, которая оказалась успешной, б) выступали теневым фронтом, прикрывая тылы и забрав на себя классного руководителя, в) вообще не осуждали меня.
Никаких вопросов типа "а, может, это ты что-то делаешь не так?" не было. Они выяснили ситуацию и просто начали действовать, исходя из моих интересов.
3. Школа и класс абсолютно не были важны для меня как место социализации и самореализации. Проще говоря, чхать я хотела на мнение одноклассников, пока это мнение не превращалось в физическое воздействие. А оно больше не превращалось.
Если кому-то надо ещё пару слов о травле, то вот эти слова: классный руководитель.
Травли нет в здоровом сбалансированном коллективе. Просто потому, что не накапливается избыток негативной энергии, которую надо куда-то слить.
В заключение пара слов о моих 10-11-м классах, как примере здорового коллектива.
Я и 5-6 моих одноклассников стали частью класса, который я могу назвать атмосферно спокойным. Никаких бурь и циклонов. И классная руководительница была как раз безусловным авторитетом, но не диктатором.
В нём также было несколько компаний по четыре-пять человек, остальные дружили по двое и было несколько учеников, которые могли бы в другом коллективе считаться "странненькими": мальчик-молчун, который мог замкнуться и даже стих, выученный наизусть не рассказать у доски, мальчик-раздолбай из тех, кто если не потеряет, то уронит, мальчик-шахматист, который бо́льшую часть учёбы отсутствовал, а когда присутствовал, то любил задавать учителям парадоксальные вопросы, девочка, которая потом примкнула к моим неформалам. Но! Они не были изгоями. В классе могли подшучивать над ними, но абсолютно беззлобно. Их особенности просто принимались:
- Ну, вот что вы от него/неё хотите? Он/она такой/такая.
Я с моей подружкой так и прожили эти два года, имея самый плотный контакт как раз с теми самыми товарищами, потому что книги, потому что Толкиен... Сомневаюсь, что мои одноклассники, если заглянут в школьный альбом, смогут быстро вспомнить, кто я такая.
Как и для меня они все в целом тоже стёрлись из памяти.
Я ни разу за истекшие двадцать лет не сходила на встречу выпускников. То некогда, то забыла, то что-то более интересное нашлось. Ни с кем из одноклассников после школы дружбы не осталось. Даже с той самой лучшей подружкой. Она вышла замуж за львовянина задолго до 2014-ого и уехала на Западную У. В последний раз мы с ней созванивались в 2017, она мне рассказывала, как нас тут на Дoнбacce бандиты терроризируют.
Вот и всё, что я хотел рассказать о voйне во Вьетнаме (с).