Друзья!
Алексей отчаянно нажимал на ключ, давил на него буквально изо всех сил, рискуя, казалось, вот-вот остаться всего лишь с одним обломком в побелевших от невозможного напряжения, судорогой сведенных пальцев, и навечно уже застрявшим ни на что теперь не годным кончиком в дверном замке. Замок не поддавался. Ключ так и норовил выскользнуть прочь, будто живой, диковинным угрем ловко выворачиваясь из Лешиной хватки.
- Черт, черт, черт!
Даже не осознавая толком, быстро, очень-очень быстро и практически беззвучно бормотал Алексей, почти не открывая рта, так, что лишь конвульсивно дергающиеся в унисон его губы выдавали невольное их обладателя богохульство.
Чуть поодаль, в каком-то метре-двух, буквально пару ступеней не дойдя до их лестничной площадки застыла, парализованная ужасом, супруга. Странно и неловко сжавшаяся, словно тоненькая, вот-вот грозящая лопнуть от невозможного напряжения пружинка, она замерла, напряженно уставившись прямо в черное, ощущаемое совершенно бездонным отверстие казавшегося даже отсюда, с Лешиного места у двери нереально огромным пистолета. "Так вот почему говорят "пушка"!" - совсем не к месту подумалось, вдруг, ему, Алексею. И мысль эта, такая рациональная и такая, одномоментно, нелепая на какое-то исчезающее мгновение почти выдернула Алексея из цепких когтей того кошмара, куда он, словно в трясину, погружался все глубже, не способный сейчас ни к каким рациональным поступкам. Думая теперь одними лишь отчаянно и бессмысленно давящими на ключ в замке своими пальцами, покрывшимися гусиной кожей до самых подмышек руками, как осиновый лист дрожащей спиной и ставшими внезапно какими-то совершенно чужими, ватными и непослушными ногами.
Ключ все никак не поворачивался. Время замерло. Казалось, прошли уже не мгновения, не секунды совсем, как, обернувшись от вставленного в дверной замок ключа к супруге, отвечая на какую-то, уже и не вспомнить толком, пускай это и было два стука сердца назад, но еще в воздухе осязаемо висящую реплику супруги, он четко выхватил эту теперь уже никогда, сколько и как ни старайся, не забудущуюся им картинку застывшей, будто диковинная скульптура, супруги, завороженно уставившейся в неспешно, как-то мягко и текуче скользящего снизу вверх выглядящего странно бесформенным, но очень огромным человека с точно таким же гигантским пистолетом. С пушкой.
И нужно было броситься между ними. Нужно было сделать хоть что-то, просто крикнуть, кого-то позвать. Нужно было. Хотя, конечно же, это бы и не изменило ничего совершенно. Просто ускорило бы неизбежность развязки. Два коротких хлопка. Два тела, устало прикорнувшие на затоптанной лестничной клетке.
И зыбкий силуэт, точно так же, как и прежде поднимался вверх, стремительно и легко стекающий вниз по лестнице. До самого парадного. Мельком, коротким кивком напарнику этажом ниже удостоверясь, что в квартире живущего, теперь уже жившего все эти годы под ними бизнесмена и предпринимателя тоже все уже закончено. И дальше, к парадной, к кнопке, автоматически отрывающей надежную и безопасную металлическую дверь их подъезда. Неспешно и привычно на улицу, ловко отвернувшись в сторону от равнодушного глазка уличной камеры, свернуть за ближайший угол и раствориться в майском тепле и умиротворении ощутимо уже пригревающего солнца. Навсегда. Ни разу так и не обернувшись назад. На два теперь уже просто бездыханные тела, будто бы обнявшиеся в самый последний свой раз на той самой лестничной клетке, где прожили вместе, счастливо или иногда и не очень - какая в сущности после такого разница, столько лет.
И последнее, что навсегда уже застыло так и не высказанным никогда вслух узнаванием в широко распахнувшихся глазах Алексея - это лицо того, кто все еще целился сейчас в его жену, мягко и равнодушно уже спуская курок. Эта косая, будто бы им же самим и подрезанная неумело челка. Тяжелый, исподлобья взгляд. Жестко сжатые губы и резко очерченные скулы. Лицо, несколько лет назад много и часто мелькавшее в газетах и телевизионных сюжетах о нашумевшем тогда судебном процессе по делу в одной южной хлебородной станице. Где такие же, наверное, что и бывший уже этажом ниже их сосед, "успешные и авторитетные бизнесмены и предприниматели" не смогли договориться и поделить свой "успешный успех".
Там тоже тогда остались тела. Много тел. Мужские. Женские. Детские.
И был суд. И был приговор. И был срок. Очень большой срок. После такого, думалось, человек этот, осужденный, проклятый и людьми и, наверное, даже и богом, никогда не должен был бы уже оказаться на свободе. Никогда. Но, вот, оказался. Ему, наверное, просто повезло. А вот Алексею и его супруге - нет. Им, от человека с криво подрезанной челкой в разительное отличие, совсем не повезло.
Не повезло возвращаться домой с прогулки именно в тот момент, когда производился окончательный расчет с их, в общем-то совсем не знакомым, совершенно и принципиально их никогда и не замечавшим, последовательно парковавшим свой огромный внедорожник прямо на тротуаре, бампером упершись в подъездную дверь, соседом.
Не повезло столкнуться взглядами с позабывшим ли надеть маску или попросту решившим обойтись в этот раз без нее человеком с косой челкой.
Не повезло жить в такое время, когда в принципе стало возможным такое.
Не повезло.. "мне бы твои пули переплавить в струны.."
Берегите себя!
С искренним уважением,
Я
P.S. "Мне бы твои пули переплавить в струны..":
P.P.S. Стандартный дисклеймер для особо внимательных и дотошных - все события и персонажи - вымышленные, любые совпадения с реальностью - исключительно и целиком случайные. Вспоминая замечательный к/ф "О бедном гусаре замолвите слово", пронзительный финальный монолог персонажа Евгения Леонова: "Проверка, господа.. это - проверка.. стреляйте!.. проверка это.."
