Снегом укрывало землю, как хлопковой полупрозрачной простынёю в плацкарте, которая никогда не дотягивается до кончиков ног. Куда я еду снова? Зачем? Вот, был осенью Питер - что делал там? Кумарил? Подвернулась небольшая работенка Гриша написал на мейл, как совсем взрослый мальчик, мол так и так, был бы ты не против за скромное вознаграждение. Нет, я не имею ничего общего со скромностью, но в четырех стенах впору было выть волком от безделия и тоски. Потому поехал к нему, изначально осознавая, что толку от меня будет мало, потрачу больше, чем заработаю. Кинулся тогда на него прямо на перроне, скидывая пепел шапку, так был рад видеть этого гада.
Еще в университете мы ставили вместе один из неплохих спектаклей в ТЮЗе, тогда-то и скрепился кровью наш творческий союз. Ночевали в его общажной комнатушке вшестером. Я там не вылезал из-под одеяла, топили плохо, все время что-то правил, дописывал, пил пиво и спал. На соседней кровати происходила жизнь, Гриша учил героинь «любить» глазами, а потом и не только. Режиссер, что взять с его низкой душонки, чем-то же должен питаться гений. После спектакля надрались, всей труппой разносили коридор шестого этажа, кричали в окна, я тогда чуть не выбросился от счастья, впервые кольнула тогда мысль, что умирать нужно молодым и гениальным. Гриша снял меня с деревянного широкого деревянного подоконника, покрытого белой масляной краской, потеки которой превратились в сталактиты, сказал, что поставили мы полное говно, что я не подтвердил ещё свою гениальность, а значит обречен мучиться и дальше.
И вот я снова ехал в город ветров и подвальных баров, где плачут ледяными слезами дождя стены исторических зданий, покрытые экземой тонких плесневеющих трещин. Жить должен был вместе со съемочной группой, предыдущий сценарист посинел и никак не мог выбраться, а работа уже шла. Так объяснял мне ситуацию начинающий гениальный режиссер сраных ситкомов, продающий душу за кусок хлеба. На деле же ему просто хотелось компании, чтобы было с кем под утро цитировать стишата или обсуждать Пелевина - или что там любит этот светский андеграунд.
Не спалось. Ребенок в соседнем купе проснулся в шесть утра, чтобы он отстал и дал доспать, мать вручила ему телефон. Звуки какой-то заурядной игры доносились, кажется, до самого машиниста. Засранец то и дело проигрывал - не умеешь, не берись.
В дреме рисовались картины улиц Питера, как перед Спасом на Крови мы пьем самый дешевый коньяк в компании артистов массовки, которые нам понравятся больше всего. Может, удастся забыться, шумом и похмельем заполнить голову, выдавить навязчивые мысли из головы.
Куда-то делась моя рыжая кудрявая девочка, не скучал, но целоваться хотелось. Звонил пару раз, то ли картинно выбросила симку в реку, то ли просто заблочила. Что нужно от меня этим безумным, какого героизма в свой адрес они ждут? Я выходил ради нее из дома, когда еще горели фонари, как идиот тащился на самый ранний автобус, уступал всем путешествующим бабкам места и спал, держась за поручень под низкосортную музыку вяло текущую по проводам. Заматывал подаренный длинный черный шарф вокруг шеи и прятал в него краснеющий нос - ну чего еще ей было нужно? Проклатая баба. Из-за нее ли сейчас я прислушиваюсь к звяканью ложки в стеклянном стакане с фирменным подстаканником "РЖД". Самому смешно и дурно. Да нет, не при делах рыжая. Это все тошнота по мотивам Сартра. Экзистенциализм - новая вера молодежи, можно кичиться перед первокурсницами знанием пары фамилий из их социальных сетей и дело в шляпе. Ты тут же становишься не просто железкой, переливается на свету их влюбленных глаз сияющее напыление гениальности, они с удовольствием будут носить тебя на груди, кичась перед подругами - вот он каков, герой моих детских грез! До среды нужно написать десять тысяч знаков в два журнала, откорректировать Гришину вещичку и не вздернуться. Денег в кармане куртки, брошенной на верхнюю железную полку для багажа, вряд ли хватит даже на новую пачку. Куртка черная, матовая, теперь вся будет как из жопы, в пыли. Как же я ненавижу поезда и переезды.
Ощутимый толчок торможения поезда. До Ленинграда осталось ещё две остановки.
