Изящно, со вкусом изложено, чувствуется, что автор – широко образованный, умный человек. Как и положено хорошему беллетристу.
Конечно, этого недостаточно, чтобы завладеть нашими сердцами: мы, читатели, народ капризный, нам подавай и благородных героев, и отъявленных мерзавцев, и занимательный сюжет, и любовную интригу, и тихие сельские посиделки, и кипящие развратом улицы больших городов, и скромные тульско-орловские ландшафты, и урбанистические картинки в виде московских Сити, юго-восточных хорд и центральных (как будто могут быть иные!) диаметров… И все это желательно в одном стакане.
На самом деле и этого может быть недостаточно. Читателю, изощрившему свой вкус на отечественных образцах, требуется еще и какая-нибудь изюминка в виде, например, сильно пьющего чиновника-горемыки, обремененного многочисленным семейством, или заеденного до смерти расейской провинцией юного обер-офицера, или рефлексирующего, измученного половым чувством, юноши с выраженной наклонностью к суициду, или талантливого, но бедного художника, заключившего контракт с… сами знаете, с кем, или… Да каких только изюминок не клали нам в рот литераторы-соотечественники, руководствуясь самыми благими намерениями.
Боюсь, что подобных изюминок в этом романе вы не отыщите, но это не повод откладывать его в сторону.
С главной героиней, талантливой и успешной актрисой Джулией, мы встречаемся в самый переломный момент ее жизни. Ей сорок шесть, она красива, привлекательна, отменно здорова, добропорядочна, состоятельна, жена джентльмена и мать взрослого сына, пользуется огромной и заслуженной репутацией первой актрисы поколения. Она – прима и совладелица (на паях с мужем-дельцом) процветающего театра, который обязан своим процветанием ее актерскому таланту и деловой сметке мужа. Некогда она была влюблена в мужа и довольно долго любила его даже после женитьбы, что, согласитесь, бывает не часто. Когда он уехал на войну она тосковала по его объятиям и мечтала о встрече. Когда же он вернулся с победой, загоревший и пополневший в результате лишений, которые он испытывал в ставке командующего армией (именно туда занесла его военная судьба), «коротко стриженный, с бравой выправкой и беспечным видом» истинной военной косточки, то при первом же долгожданном поцелуе она почувствовала смутное отвращение. «Раньше ей казалось, что его тело, его юное прекрасное тело пахнет цветами и медом, она жадно вдыхала этот сладостный аромат, но теперь каким-то таинственным образом Майкл утратил свое очарование, Джулия осознала, что он потерял аромат юности, стал просто мужчиной. Она почувствовала легкую тошноту. Она не могла ответить на его пыл, больше всего ей хотелось, чтобы он поскорей удовлетворил свое желание, перевернулся на другой бок и уснул. Джулия долго лежала без сна. Она была в смятении». Ей показалось (сгоряча), что жизнь обманула ее, потому что ее любовь умерла. Но шло время, и она поняла, что, в сущности, ничего страшного не произошло. Секс лишился своего значения, а кипучая любовь превратилась во взаимное уважение. Долгие годы такое положение устраивало обоих. Но… Но чего-то в жизни не хватало. Чего? Она это поняла, когда встретилась с юным Томом Феннелом.
Ее муж, Майкл Госселин, – хваткий деловой человек, в прошлом достаточно посредственный одноплановый (его идеальная мужская красота сыграла с ним плохую шутку) актер, иногда позволяющий себе вспомнить свою актерскую молодость и сыграть маленькую понравившуюся ему роль, антрепренер и режиссер их с Джулией театра, в котором она играет исключительно первые роли. Его кабинет – олицетворение скромного обаяния буржуазии: обшитые панелями стены украшены гравюрами на театральные сюжеты, массивная мебель «чиппендейл» XVIII века (подделка, но страшно дорогая), на столе великолепный серебряный чернильный прибор, бювар из красного сафьяна с золотым узором, желтые тюльпаны в серебряной же вазе… Все свидетельствует о вкусе и достатке. Сам хозяин с его внешностью лорда, выправкой военного и безукоризненным туалетом – лучшее украшение кабинета.
Ее сын – воспитанный молодой человек, старающийся не обременять своим присутствием и своими заботами всегда занятую, но очень доброжелательную и заботливую мать. Когда же пришло время разговора «по душам» между сыном и матерью, последняя была сильно удивлена и озадачена, а, скорее, разочарована, высказываниями своего отпрыска. Пришло время и ей, подобно всем занятым матерям на свете, убедиться, что она недостаточно времени уделяла сыну. Иначе его голова не была бы забита такой чепухой. Особенно ее покоробило следующее, обращенное к ней, высказывание сына: «Для тебя нет разницы между правдой и выдумкой. Ты всегда играешь. Эта привычка – твоя вторая натура. Ты играешь, когда принимаешь гостей. Ты играешь перед слугами, пред отцом, предо мной. Передо мной ты играешь роль нежной, снисходительной, знаменитой матери. Ты не существуешь. Ты – это только бесчисленные роли, которые ты исполняла. Я часто спрашиваю себя: была ли ты когда-нибудь сама собой или с самого начала служила лишь средством воплощения в жизнь всех тех персонажей, которых ты изображала. Когда ты заходишь в пустую комнату, мне иногда хочется внезапно распахнуть дверь туда, но я ни разу не решился на это – боюсь, что никого там не найду».
Джулия, до этого вполне основательно считавшая себя образцовой матерью, была сильно расстроена. Пришлось даже обращаться за советом и утешением к старому воздыхателю и другу семьи, сэру Чарльзу.
А теперь пришло время ознакомить читателей с прекрасными образцами английского юмора.
«В его чертах (Госселина-старшего, полковника) сквозило несколько подержанное благородство. Он вызывал в памяти профиль на монете, которая слишком долго находилась в обращении».
Из размышлений Джулии после случайного адюльтера с испанцем в купе ночного поезда «Париж – Канн»: «Всегда лучше придерживаться правды… насколько это возможно».
Из высказываний сэра Чарльза: «Женщине не так нужен ум, как благоразумие». Тут я, признаться, несколько передернул, в оригинале звучит так: «Актрисе не так нужен ум, как благоразумие». Но я основательно рассудил, что актриса – всего лишь частный случай женщины, и пошел, что называется, от частного к общему. Получилось, на мой взгляд, даже лучше.
Джулия о муже Майкле: «Спору нет, все его мысли банальны; с другой стороны, ни одна из них не бывает постыдна».
Джулия о своем любовнике Томе Феннеле: «Женщина привлекает к себе мужчин, играя на своем очаровании, и удерживает их возле себя, играя на их пороках».
Есть и другие перлы, всего не перескажешь. Да этого и не требуется.
Она думала, что ей не хватает любви. На самом же деле она тосковала по свежему аромату влюбленного юноши, и когда к ней пришло осознание этой истины, она успокоилась, а любовь при трезвом взгляде на нее перестала казаться важнейшим делом на свете. Этому отрезвлению (мы назвали его взрослением) немало поспособствовал и сам объект любви, оказавшийся при ближайшем рассмотрении «заурядным и вульгарным молодым человеком» по словам ее старой подруги Долли. Кроме того, что он был ей не верен (на это она сильно и не рассчитывала), он еще и пытался через нее оказывать протекцию на сцене своим молоденьким бездарным любовницам-актрисам (это ее немало шокировало).
Помимо основной сюжетной линии, «взросления» Джулии, постепенного переосмысления своих взглядов на любовь, супружество, материнство, дружбу, даже на свое ремесло, и в целом охлаждения чувств, есть в романе две великолепные сцены, оставшиеся как бы на периферии повествования.
В одной из них уже изрядно повзрослевшая Джулия, мучимая совестью за свою глупую холодность по отношению к верному многолетнему другу, поклоннику, наперснику и наставнику в вопросах культуры и искусства, сэру Чарльзу, решает наконец вознаградить его известным образом за долготерпение («… она стояла у кровати, как черкешенка-полонянка, которую главный евнух привел на обозрение великому визирю; в ее позе была прелестная и такая понятная нерешительность…» и т.д.) и получает при этом полный афронт (сэр Чарльз, будучи не то импотентом, не то гомосексуалистом, проявил полнейшее хладнокровие по отношению к свежим прелестям очаровательной женщины) и с огромным трудом, лишь благодаря своему выдающемуся артистическому таланту, выпутывается из глупейшего положения без ущерба для своей репутации. «Хорошо, что я вовремя спохватилась. Еще минута, и я бы скинула платье. Тут было бы не до шуток», – подумала она, убегая.
В другой Джулия, мучимая мыслью, не потерян ли ею товарный вид и «секс эпил», решает проверить объективно-экспериментальным путем, насколько она привлекательна для мужчин. Она накрасилась немного сильней, чем обычно, надела платье не совсем уж простое, но и не дорогое на вид и широкополую шляпу из красной соломки. «Я не хочу быть похожей на уличную девку, – сказала она себе, глядя в зеркало. – С другой стороны, слишком респектабельный вид тоже не подойдет». Она чувствовала: то, что она затеяла, не лезет ни в какие ворота.
Пересказывать, что произошло с ней на улицах Лондона, как вы понимаете, не имеет никакого смысла: всё найдете у Моэма. Гарантирую: будет смешно.
Джулия повзрослела на наших глазах. Не всем это дано. Не берусь судить, полезно это или нет.