"Я тут самый несчастный – поэтому мне все должны". Культура жертвы
Окончание. Начало здесь⤵️
Мы получили хорошую жизнь, захотели ее продлить, устремились к безопасности, комфорту и оказались в ловушке – в зависимости от государственного аппарата и чиновников всех мастей. Ради нашей же безопасности нас лишили права на любую форму насилия и агрессии, это право теперь находится в руках государства, намеренного отвечать за нашу жизнь, ибо нет ничего страшнее смерти (ты должен пристегиваться ремнями безопасности в автомобиле, не должен пить алкоголь до 21 года и т. д.).
Благодаря высоким технологиям уровень государственного контроля за современным человеком стал невероятным: твоя семья, твои дети и твои деньги, твои письма, твое местонахождение, твой банковский счет, твой телефон – все находится под надзором.
Раз от тебя ничего не зависит и все решают некие «старшие» – тебе остается только обижаться и жаловаться. И требовать себе бонусов за то, что ты маленький, беспомощный и слабый. От этих жалоб страдают в первую очередь сильные и успешные, которые самим своим существованием наносят травму всем остальным: завидно же!
- Питательная среда: офисные работники, государственные служащие, студенты.
- Самый эффективный путь к успеху: жалоба и скандал.
- Самый худший порок: агрессивность.
- Важнейшее достоинство: положение жертвы.
- Величайшее несчастье: смерть.
- Чувства важнее разума.
- Люди рождаются неравными – те, кого угнетали или угнетают, обижали или обижают, выше всех остальных и нуждаются в особенном отношении.
- Важность репутации: низкая.
- Обидчивость: сверхвысокая.
- Символ эпохи: антидепрессанты.
Культура жертвы всегда присутствовала в обществе – ее классический пример: взаимоотношения раба и его хозяина. Хозяин обеспечивает его безопасность, кормит и одевает. Раб ему жалуется, если что-то не так, ябедничает на других, плохих и агрессивных. Хозяин принимает меры и наводит порядок.
Культура жертвы всегда находилась на периферии, так как ее целью было выживание, а не развитие. Любой раб хотел стать господином, и мы это видим по восстаниям и революциям: сначала освободился, потом жил по чести и праву сильного, награбил всего и решил жить по достоинству и праву разумного.
Ближайший к нам пример – 90-е годы прошлого века на территории бывшего СССР.
Но сейчас мы пришли к культуре жертвы от сытости и от страха за свою хорошую жизнь. Инициатива ограничена, действовать можно в строгих рамках и под контролем, зато говорить благодаря социальным сетям дозволено всем, включая тех, кто доселе молчал. Что люди стали делать? Правильно – жаловаться.
Люди в культуре жертвы очень обидчивы и крайне бдительны – уж не намерен ли тут кто-то меня задеть?! Как и в культуре чести, даже непреднамеренное, случайное замечание может спровоцировать серьезный конфликт. Преподаватель сказал студентке, что у нее прекрасная фигура, – он ее унизил объективизацией, рассматривал как сексуальный объект, на него подана жалоба в ректорат. Как и в культуре достоинства, люди избегают насильственной мести – но, в отличие от нее, не вступают в диалог, чтобы объясниться, не взывают напрямую к закону, а идут на телевидение, пишут посты в соцсетях, жалуются в отдел кадров своей корпорации – часто анонимно, чтобы покарать обидчика чужими руками и получить какие-то дополнительные бонусы. Никаких сроков давности нет, никаких доказательств того, как тебя обижали, не требуется, если ты встанешь и скажешь: «Я страдаю! И вот человек, из-за которого я страдаю, хватайте его!» Схватят, конечно, особенно если это высокопоставленный и сильный человек.
Как считают Мэннинг и Кэмпбелл, культура жертвы – шаг назад в эволюции. Дело в том, что она не поощряет развитие личности – ни нравственное, ни духовное, ни материальное. В культуре чести на вершине социальной лестницы пребывает сильный и отважный воин, способный держать свое слово. В культуре достоинства – предприниматель, способный к самоотречению ради великой цели, честный, контролирующий свои эмоции и поведение, способный упорно трудиться. Обе культуры ценят талант: лифт, позволяющий взлететь очень высоко, и мастерство отлично оплачиваются.
В культуре жертвы на вершине социальной лестницы находится чем-то обделенный человек, принадлежащий к угнетаемому меньшинству, с нестандартной сексуальной ориентацией, с инвалидностью (только не говорите «инвалид» – это микроагрессия, ведь главное – человек, а не его болезнь), особенного вероисповедания. Он априори выше всех, потому что – жертва. Талант не ценится, как и мастерство. Спрячь свой талант подальше и не высовывайся, не будешь танцевать Одетту, у нас есть хромая балерина, она – несчастная, ей и танцевать, профсоюз за этим следит! Да, ты отличный программист, но какой-то благополучный, извини – нам нужен несчастный и угнетенный, ага – вот он, мы его сейчас обучим за большие деньги, и пусть работает как сумеет. Выходит, что для продвижения нет необходимости совершенствоваться, надо только найти, что в тебе есть от несчастного. И сразу возникает желание изобразить из себя слабого и нуждающегося в помощи, а других обвинять в агрессивном поведении – это же так просто! И мы получаем неожиданный эффект: культура жертвы поощряет негативное поведение и не дает личности развиваться.
Личность отвечает депрессией – она создана природой для решения проблем, а не для жалоб, для преодоления страха, а не для бегства от жизни, и отсюда нынешний пик психических расстройств у молодежи от 18 до 24 лет, впервые в истории они страдают от них чаще и дольше, чем поколение за 40. Здрасьте, вот и я – антидепрессант.
И еще один минус: несчастные склонны объединятся в группы, чтобы вместе защищать свои права, что вызывает естественную реакцию со стороны тех, кто таковыми не является, и общество поляризуется.
Героиня эпохи
На ее роль Кэмпбелл и Мэннинг выбрали даму-фотографа из статьи в интернет-журнале Babe, которая рассказывает о «худшей ночи в ее жизни» – о свидании с 34-летним популярным комиком Азизом Ансари. Ее зовут Грейс, истинное имя свое она не открывает – смущается, на момент встречи с актером ей исполнилось 22 года. В этой статье комика не обвиняют ни в насилии, ни в грубости, ни в жестокости, просто девушке свидание не понравилось, так как Азиз, по ее словам, не читал ее невербальные сигналы и делал все не то и не так, да и вообще был холоден и неприятен. А она не ушла, хотя могла это сделать в любой момент. Но переживала и сильно расстроилась. Утром из дома написала ему, что ей ночь не понравилась. Он извинился.
Грейс говорит, что с последствиями той ночи с Ансари ей помогли справиться друзья:
«Мне потребовалось очень много времени, чтобы принять это как изнасилование. Я сомневалась, было ли это неудачным сексуальным опытом или все же нападением. Поэтому я много обсуждала произошедшее с друзьями, выслушивала их мнение, желая убедиться в том, что со мной случилось что-то действительно плохое».
А потом Грейс увидела Азиза на церемонии «Золотой глобуc». И очень расстроилась. «Было больно смотреть на то, как он побеждает и принимает награду», – сказала она. И после церемонии рассказала о своем неудачном сексуальном опыте с победителем журналистке. В итоге с Ансари стали разрывать контракты. Потребовались годы, чтобы его жизнь вернулась в нормальную колею.
Культура жертвы сильно затронула мир университетов. Преподаватели каждый месяц получают список нежелательных слов и выражений, способных обидеть студентов по признаку расы, пола, религии и сексуальных предпочтений. Администрации отказываются приглашать спикеров «консервативной» направленности, а из списков литературы вымарываются тексты, не соответствующие нынешней левой идеологии, сколь бы значимыми они ни были для науки. Например, основателя биологической систематики Карла Линнея требуют не упоминать в учебниках, так как некоторые его высказывания сегодня выглядят расистскими. Вместе с ним критикуют и Шекспира, и Аристотеля…
Преподаватели боятся общаться со студентами без свидетелей, записей и протоколов, потому что им совершенно не улыбается подвергнуться остракизму или пойти под суд за оскорбление, харассмент, дискриминацию или микроагрессию, и ты толком никогда не знаешь, что за них из твоих речей примут.
Авторы книги полагают, что те, кто говорит: «Да, нам это все не нравится, но это нормально, старое поколение всегда с трудом понимает новое и перспективное», – находятся в плену заблуждения. Оно вызвано тем, что предыдущая трансформация – замена «чести» на «достоинство» – действительно привела к потрясающим достижениям во всех областях человеческого существования. С культурой жертвы этого не случится.
А что дальше?
Сейчас никто не берется предсказать, как будет дальше развиваться культура и наша жизнь. Вполне возможно, что с годами бывшие жертвы повзрослеют, доберутся до власти, успокоятся и начнут сами отвечать за свои поступки, а мир благодаря культу жертвы станет более деликатным и толерантным к чужим особенностям.
Кэмпбелл и Мэннинг ничего не прогнозируют. Они нас просто предупреждают: насильственное «выравнивание» общества, истребление привилегий, лишение свобод в обмен на условную безопасность, отказ от истины в угоду идеологии – это очень древние разрушительные тенденции, и культура жертвы по сути и по форме куда опаснее, чем культура чести, не говоря уже о культуре достоинства.
Подпишись на наш канал и читай:
Галина Панц-Зайцева (с) "Лилит"