Мотор заглох на высоте. Впереди был лес, за лесом – река. «Можно спланировать», - подумал Иван. Из-за леса, прямо навстречу, шёл такой же самолёт. Странно – он шёл навстречу. Иван на всякий случай помахал рукой. Тот вначале не ответил, а потом сделал движение рукой – не совсем так, как… Вернее, совсем так, как Иван предполагал. Это было приветствие врага – «Хайль Гитлер!» Они приближались. «А вдруг всё-таки это наш?»
Мотор по-прежнему глох. Фыркал и глох. Убить своего он не мог. Но как здесь оказался чужой? Они поравнялись и пролетели буквально в нескольких метрах друг от друга. «Чужой», – сказал сам себе Иван и услышал резкий разворот сзади. Тот, второй, заходил с хвоста, и – раздался удар. Заработал мотор. Иван почувствовал тепло. И только потом он увидел огонь. Огонь шёл сбоку, шёл на кабину. «Надо успеть задеть его», – подумал Иван. Они были уже над лесом. Тот, который шёл рядом, не стрелял. Иван не стрелял только потому, что был безоружен. По чьей вине, неизвестно, но он вылетел без патронов.
Буквально рядом смеялась харя. Потом харя скрылась за огнём, огонь захватил кабину, и Иван почувствовал, что ничего не видит – пламя охватило его голову. Только по шуму он чувствовал, что враг идёт рядом, внизу лес должен закончиться… Он резко рванул влево, и они оба полетели в реку.
Дальше Иван ничего не помнил. Его вытащили ребята из авиаполка, который располагался поблизости. Врага унесло течение.
Когда Иван пришёл в себя, он понял, что его несут куда-то. «Теперь я слепой». Он попытался открыть глаза, но они не открывались. Хотел потрогать их рукой – но рука ничего не чувствовала. Он потерял сознание.
Очнулся он уже в лазарете.
- Ну, вот ты и очнулся! – услышал он голос с соседней койки. Хотел повернуть голову – не поворачивается. Решил посмотреть – ничего. Одна тьма. Отлетался, Ваня.
А голос продолжал:
- Ты думаешь, ты отлетался? Это в начале так кажется. А потом всяко бывает.
- Ты кто? – неохотно спросил Иван.
- Я-то? Петро, восемнадцать лет. Из них уже месяц без ног.
- Как так? Как без ног? – перебил его Иван.
- А вот так, Ваня. Тебя Иваном зовут, я слышал. Иду я себе полями – я ведь деревенский, кто мне запретит полями ходить… И тут как рванёт: меня вверх, а ноги так на земле и остались. Это мне потом рассказали. Поле-то оказалось минное.
- Нашёл время полями ходить… Кругом эта чёртова война! Ей что лес, что река, что поле – любого достанет.
- Ты, Ваня, про небо забыл сказать.
- Да, забыл. Я, Петя, много чего забыл. Вот мы с тобой говорим – и что-то начинаю вспоминать. Зачем я тогда вообще полетел? Я ведь только с задания вернулся, отстрелялся вдоволь – это я точно помню. А вот зачем я опять полетел – этого не помню.
- Ваня, ты не переживай. Если бы не ты – полетел бы другой.
- Много ты знаешь, Петро…
- Много не много, одно знаю точно: если бы не я по этому полю пошёл, то за мной два пастушка с тремя коровами вместо меня на эту мину наткнулись бы. Вот и посчитай, Иван, сколько ног улетело бы, - и Петро рассмеялся.
- Но смешного тут мало, – сказал Иван, – чего не надо делать, того не надо делать.
- А что надо делать, то надо. Тут, Ваня, арифметика особая и очень простая: ты же сам сказал – война чёртова. Или ты её, или она тебя.
- Спасибо тебе, дружок, за слова твои. Успокоил ты меня чуток.
Оба замолчали. Как вдруг Иван сказал:
- Знаешь, Петя, какая у меня мечта появилась: мне бы хоть глазком на тебя посмотреть. Верный ты.
- Знаешь, Ваня, если уж действительно на кого посмотреть стоит, так не на меня, получеловека, а на сестрёнку нашу. Слышишь? – это она идёт! Я всегда её по походке узнаю!
Медсестра подошла и села рядом с Ваней:
- Ну, как дела? Что болит?
- Да ничего у меня не болит. А как зовут тебя, сестричка?
- Маша.
- Так вот, представляешь, Маша, ничего не болит, и ничего не видать. Уж лучше бы болело.
Петя снова подал голос:
- Много ты понимаешь, капитан! Лучше бы не болело! Ну, да ладно… Лучше скажи, когда войне конец. Сверху-то, оно видней.
- Мне теперь что сверху, что снизу… А конец один – скоро прикончим гадов.
- Вот и получается, Ваня, что пора о мирной работе подумать!
- Петя, милый ты мой! Выжить бы!
- Этот вопрос я для себя уже решил. Выживу. Вернусь в деревню – ну, не сам, конечно, люди помогут. Так нужно будет чем-то заниматься! Ну, вот ты, к примеру, капитан. Я же знаю, что ты – лётчик. Ну. вернёшься ты к себе в полк – ты же должен там что-то делать, правильно?
- Ну, правильно.
- Так что же, сможешь по памяти самолётом управлять?
- Да вообще-то, если вдвоём…
- Ну, со мной! Я места много не займу, меня можно рядом посадить, и я буду просто тебе говорить – что справа, что слева… Так что, не сможешь повести самолёт?
- Смогу…
- Ну, вот и нашли работу и тебе, будешь у нас в колхозе работать. Знаешь, сколько полей опылять надо! там всякая вша завелась… Слушай, капитан, я тут мимоходом и про свою работу вспомнил.
- А какая у тебя работа?
- Отец баяну меня научил. Я же на баяне играть могу! У меня слух! Я по слуху определял, кто летит: наши или не наши.
- Эх, вот этого мне тогда и не хватило… Тебя мне не хватило!
- Ну, значит, я на баяне… Тележку сделаю, чтобы передвигаться. Самое главное – руки есть! У нас ведь как: неделя – свадьба, неделя – похороны. Неделя – праздник колхозный, неделя – партсобрание. Всё время праздники! А играть некому, одни бабы остались. А бабы на баяне не могут, им аккордеон подавай. Слушай, Машенька, у тебя нет баяна?
- Да откуда у меня баян?
- Если узнаешь, что где-то есть баян – сразу тащи ко мне!
- А как же ты играть-то будешь, ты же лежачий!
- На баяне можно и лёжа играть. Можно и сидя. И совсем не обязательно стоя! Главное – чтобы кто-нибудь поддержал.
- За этим дело не станет, Петя. Вот я, к примеру, поправлюсь – и поддержу!
- И впрямь поддержишь. Товарищ капитан, вы же, как ангел, к нам с неба прибыли!
- Да нет, из реки.
- Но в речку-то с неба попал. Вот и получается: уповай на небо!
- Что значит – уповай?
- Надейся.
- Думаешь, мои глаза там, на небе, остались?
- Всякое бывает. Бывает, что и на небе остаются глаза. И человек видит больше, чем на земле. Ты что, не знаешь этого?..
И задумался Иван…
Через месяц госпиталь переводят дальше от линии фронта, в родную деревню Петра. На прощание Петро сказал Ивану:
- Ты запомни, наша деревня – тут у нас две реки, а деревня – между ними. Что бывает между речками? Ну, говори, капитан, ты же должен знать!
- Нет, не знаю.
- Во́лок бывает. И деревня наша называлась Волоки. А сказать это как-то тяжело, да никто толком и не знает, что такое «волоки», стали называться Волки! Деревня наша Волки. Запомнил? – Волки! А крайняя изба, если отсюда смотреть…
- А мне откуда ни смотреть – всё равно ничего не видать!
- Ну, прости, прости, забыл я, забыл. Кстати, может, к этому моменту у тебя всё и восстановится!
- А что восстановится, когда сгорело?
- Что ты знаешь? Мне вот один тут мужик, который до тебя лежал – Царство ему Небесное, помер – так вот, перед смертью он мне говорил, мол, есть такое поверье, что даже ноги заново отрастают!
- И ты что, в это поверил?
- Иван, если ни во что не верить, то и жить не надо! Конечно, поверил! Я, кстати, каждый день проверяю. У меня такое впечатление, что одна нога стала больше!
- Ну, тебе проще ноги-то проверять. А вот как мне глаза-то проверять?
- А ты их открывай и смотри.
- А они не открываются.
- Что, совсем не открываются?
- Совсем. И ресниц нет, ничего нет.
- Машенька, открой ему глазки, – попросил Петро.
- Нельзя, врач сказал – повязки, повязки и повязки, и ни в коем случае не открывать, – ответила Маша.
- Ну, да ладно. Деревня Во́лки, или Волки́, как хошь: у нас и так, и так говорят. Изба первая, если отсюда идти… Так мне идти тоже не подходит… В общем, если отсюда ехать, понял? Или лететь! Лучше даже лететь. И вот первая остановка – это моего бати изба. Туда меня и привезут. Отсюда я и начну свою новую жизнь! А ты обязательно навести меня. Думаю, ты меня быстро узнаешь. Если не по голосу, то, по крайней мере… Машенька, пожалуйста, достань у меня из-под подушки документики. Возьми там одну мою фотографию. Ваня, друг мой дорогой, ты руку-то можешь протянуть? Вот, возьми, это моя фотография, я тебе её дарю! По этой фотографии ты меня узнаешь, когда приедешь после войны! Приедешь, и сразу меня узнаешь!
Он сказал это настолько уверенно, что Иван взбодрился:
- Ну, спасибо тебе, Петро. Машенька, ну, и какой он тут, на фотографии?
- Какой… Как в жизни. Хорошо выглядит.
Госпиталь должны были везти дальше, а за день до перемещения вдруг исчезла Маша. Иван спросил у Петра:
- Куда Мария-то пропала?
- Главврача перевели – а он её с собой забрал.
- А она адресок не оставила?
- Ваня, какой адресок?! У тебя моя фотография. Если ты меня найдёшь – поверь, я тебе её из-под земли достану! Она же тебе понравилась, я же вижу. И ты ей понравился. Она меня так за руку не держала!..
Прошло несколько месяцев. Иван начал подниматься, потихоньку ходить. Однажды к нему пришли товарищи из авиаполка и сказали:
- Решай, Иван, как дальше быть. Или мы тебя отправляем в тыл, или ты давай у нас тут долечивайся. Харч мы тебе обеспечим и одежду. Но ты должен поправляться, потому что, капитан, замены-то нету!
Так Иван остался при авиаполку. Каждый день приходит он к речке, на речке – маленькая пристань, там балагурят летчики. Иван садится на берегу, думает – эх, удочку бы!.. Нет, удочку не забросишь. Тогда он просто кидает камешки в реку. Надо же, как красиво они плюхаются в воду!
Как-то раз услышал он среди знакомых мужских голосов незнакомый, женский. Прислушался – нет, не Маша. Потом понял, что голос этот приближается к нему.
- Здравствуйте, – сказал незнакомый голос.
- Привет, – сказал он, не поворачивая головы. - А ты что тут делаешь?
- Летаю.
- Тебя, видно, прислали на замену?
- Да, мне сказали – пока капитан не поправится. Так ты уже почти поправился.
- Почти… Осталось ещё немножко. Мне бы тебя разглядеть, красавица. Я бы тебя в машину утащил бы и улетел бы отсюда за тридевять земель! Где никто не знает…
- Чего не знает?
- Что я слепой.
- А, так это ты, значит…
Стала она приходить каждый день. День не придёт – в полёте. Иван по звуку определяет: она – не она. Летит… Слава Богу, жива.
А потом она исчезла на несколько дней. Кто-то из ребят пришёл к нему и сказал:
- Иван, ты не волнуйся, Катя поехала на какое-то важное совещание, поехала кое-что узнать.
Он, как всегда, сидел у реки и подбрасывал камешки, когда услышал ее шаги. Он не мог обмануться. Он повернулся – она подошла к нему и сказала: «Знаешь, Ваня, а ведь я приехала с радостью. Я разговаривала с профессором, офтальмологом, и он всё допытывался – как загорелась твоя кабина – в общем, всю твою историю. И он сказал, что если бы у тебя открывались, глаза, то было бы всё иначе, шансов бы не было. Это долго объяснять… Он сказал так: Иван успел захлопнуть глаза, и, к сожалению – только ты, Ваня, правильно это пойми – очень испугался, потому что для летчика потеря зрения – это конец. Он напугался настолько, что не осознавал этого. Он не боялся врага, который на него летел, не боялся огня – и от испуга он их уже открыть не смог. Он ослеп психологически. И если это так – он прозреет, потому что его потеря зрения – не на уровне нерва, а на уровне вот этого страха».
Иван долго вникал в то, что она сказала, потом переспросил:
- Ты правильно всё поняла?
- Да, я поняла, он и на бумаге это нарисовал: вот глаз, от него идут нервы в мозг. Зрение фиксируется в мозгу. А глаз – только аппарат. И если глаз сгорает – фиксироваться нечему. Это потеря зрения. Но если нерв не успевает сгореть – а ты бы испытал такую боль, что не пришел бы в себя – тогда есть надежда, что зрение вернется. Врач так и сказал: «Он направил всю свою волю к поступку, и совершил его. А дальше он закрыл глаза и остался один на один со своей незрячей головой. Поэтому глаза у него и не открываются, и слез нету. А раз нет слёз – нет и зрения. Вот как работает наш мозг, и человек привыкает к своему состоянию. Но если только это так, как я представляю, то он прозреет. Но для этого должно произойти событие, которое вытолкнет его из его состояния. Мы это называем чудом».
Иван встал, прошелся. Он не видит, но чувствует, что она рядом с ним.
- Катя, ты рядом?
-Да.
- И ты уверена, что это возможно?
- Конечно.
- Значит, должно что-то произойти? А что может произойти?
- Я не знаю, что должно произойти. Но знай, Ваня: я помогу тебе, чтобы это произошло.
- А что? Ты о чём?
- Это потом. Сейчас главное – чтобы ты в это поверил. Если ты в это поверишь – будет успех. Если ты в это не поверишь – ничего не получится. Ты так и будешь до конца дней бросать камешки в воду. Тебе это нравится?
- Вообще-то меня это успокаивает. Но мне это не нравится.
- Мне тоже. Ваня, это не нравится. Мне рассказывали, что ты был хорошим пилотом. Тебе надо летать.
- Без глаз? Летать?
- А вот это мы и проверим.
- Я не имею права рисковать – ни людьми, ни машиной.
- А ты не будешь рисковать. Мы полетим с тобой вдвоём. Я буду контролировать. По звуку ты ориентируешься в небе?
- Да, конечно.
- Ты ориентируешься по звукам, которые снизу идут?
- Наверное.
- Ты ориентируешься в пространстве – где что происходит?
- Конечно.
- Так кто тебе мешает? Мы сядем с тобой рядом… Ты же настоящий пилот, у тебя это должно быть автоматически: вот ты сел в кабину, а дальше – на автомате. Если нет автоматизма – ничего не выйдет.
- Я об этом не думал.
- Надо попробовать!
- А где мы возьмём самолёт?
- Так вон у нас сколько самолётов стоит!
- Без разрешения?
- Ваня, если ты прозреешь – то уже неважно, было у нас разрешение или нет. Разрешение будет оттуда.
- Откуда?
- С неба.
- Опять про небо. Кто-то мне говорил про небо. Да, и Петька говорил, и Машенька это говорила…
- Значит, так, - заключила Катя. - Не летать ты не можешь, правильно?
- Да.
- А летать без зрения ты не имеешь права, так?
- Так.
- Значит, надо вернуть зрение!
- Ах, какая ты умная! Как ты правильно сказала! Удивительно! Я об этом думаю уже несколько месяцев, а ты… сама догадалась?
- Нет, это слова того профессора: «Он мучается, что не летает! А вот если он взлетит – я не знаю, я не уверен, но это шанс.
И наконец они оказались в машине. Тут Катя говорит:
- Я – старший лейтенант. А ты, Иван, – капитан. Вот и лети!
Он автоматически ощупал приборную панель, рукоятку, штурвал – и машина поднялась в воздух.
Катя внимательно смотрит на него, потом вытирает слёзы с его лица:
- Ваня, ну что ты?
- Я же лечу!
- Конечно, и я тоже с тобой лечу. Мы вместе летим!
- Это же чудо!
- Наверное…
Но в этот момент заглох мотор. Иван вздрогнул:
- Неужели всё повторится?
- Всё повториться не может. Тогда ты был один, а теперь нас двое.
- Ты права, – он успокоился. И мотор опять заработал. – Вижу лес, как в тумане, совсем в тумане… А дальше – полоска.
- А это река. Там ты уже был.
- А куда мы летим?
- Я не знаю, куда мы летим, но знаю, что летим… Смотри!
Они видят, что из леса выбегают какие-то люди и начинают стрелять по самолёту. Диверсанты! Машину пробивают в нескольких местах. Катя закрывает Ивана собой и кричит:
- Вверх! Уходи вверх! Там они нас не достанут!
А снизу уже поднимаются наши и накрывают диверсантов плотным огнём.
Иван бросает машину вверх и уходит от преследователей, как вдруг с ужасом чувствует, что Катя бессильно опустила руки.
- А теперь иди на посадку – произносит она.
- Ты ранена?
- Ничего, – отвечает она. – Сажай прямо на поле, там широкая дорога…
И вот они на земле. Он бережно берёт её на руки. Она еле слышно говорит:
- Наконец-то ты меня увидел, – и закрывает глаза. Теперь уже навсегда.
февраль 2018 г.
Оскар Грачёв