Грустно разочаровываться в любимых, друзьях, коллегах. И в писателях, в творчество которых влюбляешься в юности, а спустя много лет начинаешь более подробно вникать в творчество, изучать биографию...
И приходишь к грустному недоумению: "А что я в нем нашла? Почему так много лет советовала другим обязательно познакомиться с его творчеством?"
Сегодня я хочу поделиться о своем романе с творчеством Сергея Довлатова: от пылкой влюбленности - до постепенного разочарования через узнавание и отрицание наличия таланта. Подчеркиваю: это - мой канал и исключительно мое личное мнение.
В юности я случайно купила тонкую книжку рассказов Сергея Довлатова "Иностранка" с посвящением " Одиноким русским женщинам в Америке - с любовью, грустью и надеждой". Эту серию историй о трудностях выживания в США эмигрантов из СССР, о нравах 108-й улицы Квинса, где жил сам Довлатов, я прочитала меньше, чем за час. Затем были куплены и по несколько раз прочитаны «Компромисс» и «Чемодан». В то время я училась на факультете романо-германской филологии и, имея в своем багаже прочтенные произведения многих авторов от Гомера до наших дней, уже могла оценить стилистику и юмор с оттенком грусти, которым были пропитаны эти книги. Первое знакомство с Довлатовым мне запомнилось только с положительной стороны.
Спустя много лет я решила возобновить это знакомство и купила несколько сборников Довлатова, где собрана практически вся его проза. Было время для их внимательного прочтения и - параллельно - изучения его биографии в разных источниках в Интернете для сопоставления некоторых фактов в произведениях - так сложилось, что я несколько скрупулёзна.
В этом случае можно вспомнить знаменитую цитату из Экклезиаста:
"И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это — томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь." Да, знание, безусловно, умножает печаль.
Сергея Донатовича Довлатова не стало 24 августа 1990 года в Нью-Йорке. Безусловно, что он был личностью: противоречивой, одаренной, писателем, обладающим уникальной стилистикой. При этом - назвать его талантливым я не могу. При всем уважении к его сложной судьбе.
В современном литературоведении существуют две антагонистические позиции: "Довлатов - не икона, а полное говно, бездарь и алкаш" и "Гений. Икона русского либерализма".
Уже до меня многое написано представителями обоих лагерей. И даже среди либералов, обожающих и цитирующих Довлатова, нашлись Михаил Веллер и Дмитрий Быков (29 июля 2022 Минюстом России внесен в реестр СМИ — «иностранных агентов), использовавшие личность и творчество Довлатова как инструмент для хайпа и рубки бабла. Веллер накропал аж две книжонки о никудышности Довлатова, Быков (ай-ай-ай, считающий себя гением - и снизошедший до "полного ноля в литературе" - Довлатова) несколько лет не мог успокоиться, написав злобный памфлет, выступая в концертных залах и на радио.
В СССР Довлатов сделал вполне успешную карьеру журналиста, став "золотым пером» республиканской газеты «Советская Эстония». Его юмористические рассказы печатались в журнале "Крокодил". В 1974-м году его повесть «Интервью» была опубликована в популярнейшем литературном журнале «Юность». Из-за нелепой случайности, связанной с найденной при обыске у эстонского диссидента рукописи «Зоны», дальнейший взлет вверх превратился в падение вниз. Тогда-то Довлатов и принял решение об отъезде в Америку, хотя интуитивно оттягивал отъезд.
Не буду описывать подробности отъезда Довлатова в Америку, кому будет интересно - эта информация общедоступна - история не самая чистоплотная (игра в «жертву кровавого режима», якобы политическое преследование органами госбезопасности в Ленинграде).
В Америке оказалось, что все самое лучшее он написал или начал писать, живя в СССР. В подавляющем большинстве то, что Довлатов написал в Америке, было несравнимо слабее. Критик Анатолий Найман в своей книге «Славный конец бесславных поколений» (М., 2003) писал: «У Серёжи Довлатова, когда он жил в Ленинграде, была как раз слава настоящая, на весь город. Её принесла ему великолепная внешность, рост, мощь, красота, пьянство, драки, романы, легенды об этом пьянстве, этих драках и романах, легенды о том, что он пишет что-то, что не печатают, элегантные плащи и шарфы, которые он носил. Как обычно в таких случаях, было непонятно, яркость ли личности – причина славы или слава придаёт ей яркость. ... В Ленинграде никто не мог его заменить, а в Америке то же могли делать и другие, и даже лучше, чем он.». Вот, что пишет об американском периоде Довлатова Михаил Веллер: "И вот теперь он в Штатах, все его книги опубликованы. Но там это... никому он там не нужен".
Страна оказалась чужой, чужим для нее оказался и сам Довлатов. Да, в Америке он мог писать и говорить то, что хотел, но это никому не было нужно.
Об отношении к американской жизни Довлатова свидетельствуют выдержки из его писем: «Народ кругом — говно. Камни летят со всех сторон. Жизнь отвратительна»; «Две вещи как-то скрашивают жизнь: хорошие отношения дома и надежда когда-нибудь вернуться в Ленинград».
Довлатов сделал свой выбор ценой разрыва отношений с близкими, друзьями, приспособленчества. Вернуться в Ленинград физически - была не-судьба. Как писала Марина Цветаева в "Повести о Сонечке": "Была – судьба. Было русское «не-судьба»." В Америке «творческие запои» регулярно чередовались с запоями алкогольными,
Фраза Довлатова «У Бога добавки не просят» звучала как приговор, который он вынес себе. Он умер после очередного тяжелого запоя.
Говоря о произведениях Довлатова, бросается в глаза следующее: на их стенах развешано слишком много невыстреливших ружей. Антону Павловичу Чехову приписывают слова: «Если в первом акте пьесы на стене висит ружье, в последнем акте оно обязательно выстрелит.» В произведениях Довлатова главным героем является он сам. Остальные персонажи - мимолетные, бесследно исчезающие куда-то в неизвестность.
В трех разных произведениях знакомство Довлатова со второй женой описывается по-разному. Единственное, что объединяет сюжетную линию их взаимоотношений: обида на жену за ее эмоциональную скупость и главное - за то, что она сама решила уехать с дочерью в Америку и приехала к Довлатову в музей-заповедник имени Пушкина в Михайловском сообщить об отъезде и попросить согласия Довлатова на выезд ребенка из СССР. Даже после воссоединения с семьей в Америке обида на жену у Довлатова осталась.
Сам Довлатов был законченным эгоистом, о чем откровенно писал в своих произведениях. Будучи зацикленным на себе и собственном непризнанном таланте, он не мог создавать другие - яркие, четко прописанные образы. Хотя Довлатов пытался компенсировать внимание к собственной персоне самоиронией и даже самоуничижением, получалось не очень убедительно.
Впрочем, если Довлатов сам себя казнил, а не помиловал, он понимал, что сделал неправильный выбор.
«Думаю, что Нью-Йорк — мой последний, решающий, окончательный город. Отсюда можно бежать только на Луну», — написал Довлатов в «Ремесле». Так и случилось. Переехав в Штаты, он так и не выучил английский. До конца своих дней он в душе оставался в Ленинграде, на улице Рубинштейна. И читатели его остались в России. Он знал это, отсюда и эти горькие и печальные строки:
«Березы растут повсюду. Но разве от этого легче? Родина — это мы сами. Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутерброды, завернутые в газету. Мелочь из отцовского кармана. Стакан “Агдама” в подворотне... Армейская махорка... нелепые, ужасающие стихи... Рукопись, милиция, ОВИР... Все, что с нами было, — родина. И все, что было, — останется навсегда».
Оставляйте свои мнения и рассуждения в комментариях.
Помните, что можете оставлять Ваши комментарии анонимно, если не хотите раскрывать свое имя) В любом случае, я отвечу на Ваш вопрос или комментарий.
СПАСИБО, ЧТО ДОЧИТАЛИ!
Ваша Черубина Стеббль-Гоголева