28. Лиманская Коза
Луна скрылась за облаками. Шестеро людей ползли по нейтральной полосе. Их бурые, с желтоватыми вкраплениями, маскхалаты, походящие на панцири черепах (а эти пресмыкающиеся нередко попадались в этой местности) делали их неприметными для глаз неприятеля.
Станиславские скалы!
Они возвышаются над уровнем моря не слишком высоко – на 40-50 метров, но красивы необычайно. Если взглянуть на них днём со стороны лимана, то окажется, что их порода имеет самые различные оттенки – начиная от нежно лимонного и оканчивая ярко оранжевым. Закаты в этих местах необычайно красивы, особенно в летнюю пору, когда огромное светило торжественно погружается в море. Об этой местности упоминал в своих книгах ещё Геродот и, по мнению некоторых историков, где-то в этих местах находился храм греческой богини Деметры. А поскольку сия богиня отвечала за плодородие и земледелие, нетрудно предположить, что некогда здесь было развито сельское хозяйство. Впрочем, ныне часть этой территории уже скрыта под водой, а вместе с ней, возможно, и святилище Деметры. Прошлое весьма неохотно выдает нам свои тайны. В различные эпохи, судя по раскопкам археологов, эту местность населяли разные народа – эллины, готы, римляне, гунны, славяне… Да мало ли какие племена обитали на этой древней земле? Что же касается недавних времён – то есть эпохи развитого социализма, – то сюда в летние сезоны любили наезжать отдыхающие – чаще всего так называемыми «дикарями», ибо в ближайших селах: Широкой Балке, Станиславе, Софиевке, Золотом Мысе, Лиманской Козе и иных населенных пунктах туристической инфраструктуры (если не считать нескольких простецких коттеджных домиков) создано не было. Поговаривали, впрочем, что на диких пляжах, удаленных от больших дорог, находили себе приют нудисты – этот передовой отряд демократии и прогресса.
Но то – прошлое.
Ныне же шла война. Война на уничтожение людей и создание на базе человека разумного нового биологического существа – демократа.
И это, увы, не фантастика.
Новые реалии вторгались в жизнь незаметно, исподволь, вскользь, словно некие карточные шулеры, севшие сыграть с вами в покер якобы даже и с благими намерениями. И адептов новой доктрины – доктрины позитивной деградации и разумного конструктивного кретинизма, как некоей квинтэссенции нового мы́шления, (апостолом которого через несколько десятилетий явится Михаил Сергеевич Горбачёв) становилось все больше, а люди разумные начинали оставаться в меньшинстве.
Люди становились непонятными и опасными в нарождающемся мире мутантов. Почему они не желали шагать в ногу со временем, в ногу с прогрессом, с его кластерами и с его прекрасными кейсами, когда все выгоды от этого были столь очевидны? Почему так упорно цеплялись за свои отжившие стереотипы? За какого-то там эфемерного Бога, которого нет и никогда не было (как это уже тысячу раз доказано и передоказано британскими учеными) за химеры честности, совести, долга?
К чему весь этот отстой?
Люди невежественны, примитивны и твердолобы по своей природе. Они не способны впитывать в себя новое, передовое и безнадёжно застряли где-то там, в тёмных веках христианства со своими дикими предрассудками, и потому их следует обнулить. И лишь после того, как весь этот ненужный хлам будет выброшен за борт истории – тогда, и только тогда можно будет построить новый демократический мир.
Шестеро людей ползли по нейтральной полосе. Шестеро людей, не пожелавших превращаться в вебштейнов.
Нам известны их имена. Это – Василий и Петр Панины, Геннадий Арский, Гарик Певцов, полковник Максимов и старший сержант Леонид Петров. Время от времени в небе вспыхивали ракеты, и их огни зависали над землей и медленно, слишком медленно, как казалось разведчикам, опускались на своих парашютах, освещая бугристый ландшафт. И тогда люди замирали, вжимались в складки древней земли, стараясь слиться с рельефом местности.
Ракеты угасали, и группа продолжала движение вперёд, но вот где-то вдали вспыхивали прожектора и их блеклые лучи начинали обшаривать гористую местность. И чем ближе люди подползали к Широкой Балке, тем ярче и чаще освещался ночной пейзаж, и тем большей была вероятность того, что они будут обнаружены.
В свете одной из таких ракет Василий Панин – а он возглавлял группу – узрел впереди себя глубокую продольную складку, уводящую вниз лощины. Едва ракета угасла, он юркнул в трещину и стал спускаться в овраг. Это и была Широкая Балка, и она действительно была широка – настолько широка, что некогда по её дну проходила дорога, по которой нудисты и прочие романтически настроенные граждане совершали автомобильные поездки на дикие пляжи.
После того, как весь отряд оказался в Балке, Василий Панин повел его в сторону лимана. Двигались в тени высокого обрыва, за которым находились уже демократы. Пройдя километра два и миновав с дюжину как бы отростков-ложбинок, смахивающих на лапки многоножки, они остановились перед одной из них, и Василий указал пальцем вверх:
– Выходим.
Он стал бесшумно выбираться из балки.
По его расчетам, с этого места пролегал самый оптимальный маршрут к селу Лиманская Коза – конечной цели их рейда.
Разведчик был уже у края балки, когда из-за туч вышла луна и облила холмистый пейзаж мертвенным сиянием. Тишину ночи прорезал какой-то скрежещущий звук. Панин приподнял обмазанное тёмными полосами лицо и выглянул их ложбинки.
Загадочные звуки приближались. Что-то очень длинное подступало к балке, и от таинственного механизма на землю падали блеклые пятна света.
Затем всё внезапно смолкло. Пятна ближнего света угасли, и высоко над разведчиками вспыхнул яркий луч прожектора; он стал обшаривать территорию нейтральной полосы. Теперь Панин мог различить контуры этой штуковины. Это была высокая тренога, и на её вершине был установлен мощный прожектор, а за ним чернело пятно кабины, вроде тех, что можно увидеть на подъёмных кранах. Две ноги треножника стояли метрах в трех от балки, как раз по сторонам от той складки, в которой залегла его группа.
Некоторое время луч прожектора исследовал местность за Широкой Балкой, затем кабина с фонарем заскользила над их головами по горизонтальной стреле, фонарь изогнулся, словно змея, на гибкой трубе, заглянул вниз и стал просвечивать балку своим белым оком.
Дальше медлить было нельзя.
Панин приподнялся, махнул рукой, давая знак группе следовать за ним, выбрался из оврага и, пригибаясь, рванул под треногу. Разведчики устремились за ним. И как раз вовремя.
Луч прожектора начал освещать трещину, в которой только что таились люди; вот он достиг её края, посветил, так сказать, себе под «ноги» и замер.
Замерли и люди. Они находились под треножником – скорее всего, в слепой зоне, хотя полной уверенности в этом у них не было. Панин прислушивался к ночной тишине, полагая, что где-то рядом должна находиться охрана. Не могла не находиться. В то, что тренога могла разгуливать сам по себе без всякого присмотра ему верилось мало.
И он оказался прав. Вдали блеснули лучики фонарей, и послышались чьи-то невнятные голоса. Панин поднял руку, указывая направление – вправо от себя и чуть вперед; он пригнулся и, на кошачьих лапках, стал выходить из-под треноги.
Отряд, стараясь не шуметь, последовал за ним.
Между тем демократы приближались к прожектору, словно стая шумливых гусей, не беря никаких мер предосторожности, и Василий Панин возблагодарил Господа Бога за их разгильдяйство.
Никем незамеченный, отряд прошел с полкилометра по холмистой местности. Луна скрылась за облаками, и теперь Василий Панин вёл людей в темноте, как кот, ведомый лишь неким инстинктом.
Из-за тучки, словно из-за клочка рваной тряпицы, выскользнул бледный лик луны, осветил холмы и долы, и Василий Панин поздравил себя с тем, что он не сбился с курса. С левой руки от себя он увидел вросший в землю валун, от которого до Лиманской Козы было уже километра два, или три.
У валуна отряд сделал короткий привал. Пока всё шло как по нотам. Но это вовсе не означало, что и дальше им будет сопутствовать удача. Василий Панин это понимал.
Лиманская Коза находилась в относительно спокойном от боевых действий месте, ибо со стороны Республики Людей крупных населённых пунктов за Широкой Балкой не было, и тратить снаряды на обстрелы почти голой местности демонам было ни к чему. С другой стороны, люди тоже не стреляли по либералам даже и тогда, когда становилось известно, что в том, или ином селении сосредоточены крупные силы бесов, дабы не нанести урон жителям и, таким образом, на этом участке фронта установилось некоторое затишье. Убаюканные этим обстоятельством, демоны несли службу спустя рукава, устраивали гулянки с кулачными боями и либеральными совокуплениями между собой – словом, разнообразили свою суровую армейскую жизнь маленькими праздниками жизни.
В селе стоял лишь небольшой гарнизон бесов под командованием какого-то занюханного Дон-Дона Бутусова, и ничего примечательного в нём не происходило. Но вчера в штаб Республики Людей поступила информация о том, что в Лиманской Козе объявился аж целый супер Дон-Дон, и разведчикам был даден приказ пойти и взять его. Узнав об этом, Максимов стал напрашиваться на то, чтобы и его с Петровым включили в группу. Посовещавшись с братьями Паниными, Иванов дал своё согласие.
С наступлением темноты группа вышла в рейд, и вот сейчас люди сидели в тени нависшего над ними валуна и смотрели, как за Широкой Балкой взвиваются ракеты, и лучи прожекторов обшаривают пространство нейтральной полосы.
Впрочем, особо рассиживаться времени не было, и Василий Панин поднял группу для нового марш-броска. Он проинструктировал разведчиков: в село входить по двое. Первыми идут он и его брат, Петр Панин, за ними – Максимов и Петров, замыкающими – Певцов и Арский. Конечная цель – коттедж Лиманская Коза (в нём, по данным разведки, и квартировал супер Дон-Дон). У коттеджа рассредоточиться и ожидать дальнейших указаний. В случае непредвиденных обстоятельств действовать по обстановке.
Во втором часу ночи люди вошли в уснувшее село и начали пробираться к дому отдыха. Выходить на центральную улицу – улицу Ленина (а демократы ещё не успели её декоммунизировать) Василий Панин запретил, и они двигались боковыми улочками.
Ведь улица Ленина – это своего рода сельский Бродвей, или Piccadilly Street – как вам больше понравится. Не в том смысле, чтоб в ней бурлила жизнь все ночи напролет, ибо ни кабаре, ни ночных стриптиз-клубов тут не было. Однако же она освещалась уличными фонарями, (а это для Лиманской Козы было уже круто!) и на ней вполне можно было нарваться на военный патруль, либо встретить подгулявших героев АРО.
Что же до инфраструктуры, то на улице Ленина находились школа, сельмаг, сельсовет, в котором поселился присягнувший новой власти полицай, клуб культуры, занятый гарнизоном бесов, и, в самом конце её – дом отдыха Лиманская Коза.
Эта Лиманская Коза была своего рода визитной карточка села.
Сам дом отдыха представлял собой строение мансардного типа, по местным меркам, так даже и роскошное, с двумя колонами, установленными на широком крыльце, над которым нависал врезанный в крышу как бы скворечник с небольшим балконом. Фасадная часть дома освещалась уличными фонарями в стиле ретро. Площадь пред коттеджем – довольно обширная – была выложена тротуарной плиткой и на ней возвышалась главная достопримечательность Лиманской Козы – собственно, самая Лиманская Коза.
Сие благородное животное, изваянное из глыбы серого гранита весом в двадцать тонн, достигало такой высоты, что человек среднего роста мог едва дотянуться до её носа. К материнскому боку прильнула маленькая козочка, и туристы, в особенности же детвора, во всю использовали это обстоятельство. Если кто-либо из них желал сфотографироваться верхом на козе, то непременно сперва взбирался на спину малышки, и уже с неё перебирался на спину её матери.
За хвостом Лиманской Козы серебрился лиман, и от памятника до пляжа было не более пяти минут хода. Одним словом, то был райский уголок для тех, кто желал отдохнуть в сельской тиши вдали от шума городского.
В половине второго ночи верхние окна коттеджа были освещены, и за золотистыми гардинами мелькали тени. Потом на балкон нетвердой поступью выступил какой-то толстомордый тип в майке, раскинул руки и запел пьяным хриплым голосом:
Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка тёмная была.
Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.
К нему присоединился ещё один козовод – узколицый, высоколобый, с подковообразной проплешиной и в очках. Собутыльники обняли друг друга за плечи, развели руки по сторонам и затянули уже дуэтом:
А поутру они проснулись,
Кругом помятая трава.
Ах, не одна трава помята,
Помята девичья краса.
Привлечённые их пением, на балкон вывалилось ещё трое не вполне трезвых скворцов, потрёпанных жизнью, и вместе они составили уже полноценный квинтет.
Пение русской народной песни, да ещё и вблизи от линии фронта – это была уже стопудовая зрада[1], сдача государственных интересов Кремлю, и за это можно было загреметь под фанфары. Тем более, что желающих подложить побратимам свинью в доблестной армии героев АРО находилось немало. Однако же сейчас головы храбрых вояк были слишком затуманены алкоголем, и они не отдавали себе отчета в своих изменнических действиях.
Напрягая жилы на шеях, побратимы прилежно горланили два первых куплета, потом пробуксовывали и начинали всё сызнова. Оценили сие чудесное пение местные жители, или нет – это истории неизвестно. А вот окрестные собаки оценили. Они начали подвывать, потявкивать, подгавкивать певцам и, таким образом составился уже, если можно так выразиться, большой, расширенный квинтет – своего рода, Ночной Квартал, даваемый обитателям Лиманской Козы совершенно задаром, на одном лишь только чистом вдохновении.
Привлечённый этим концертом, к коттеджу подкатил военный патруль на мотоцикле с коляской, и стоящий на балконе толстомордый певец, с пьяной улыбкой на квадратном лице, помахал ему ладонью. Из коляски вылез герой АРО с раскосыми калмыцкими глазами и представился, беря под козырек:
– Капрал Кастрюлин.
– Ну, и чего ты сюда припёрся, капрал Кастрюлин? – весело спросил с балкона мордатый. – Думаешь, здесь наливают?
– Хочу проверить, все ли тут в порядке.
– Бдишь?
– Так точно. Бдю, господин супер Дон-Дон.
– Ищешь у меня на фазенде русских диверсантов, га?
– Никак нет, господин супер Дон-Дон. Мы патрулируем улицу, как нам и положено по уставу.
Толстомордый пьяно повел пальцем у своего носа и покачнулся.
– Только не надо… не надо нам тут хрю-хрю… Тут дурных нету. И пьяных тоже. Это понятно?
– Так точно, господин супер Дон-Дон.
– Тут все трезвые, как стёклышки. Усекаешь?
– Так точно, господин супер Дон-Дон.
– Погоди, – сказал господин супер Дон-Дон. – Стой там, где стоишь. Сейчас я к тебе спущусь.
Зачем? Он и сам не знал этого. Возможно, ему просто захотелось почесать языком с капралом?
Через минуту-другую супер Дон-Дон вывалился из коттеджа и на заплетающихся ногах направился к Кастрюлину. В свете уличных фонарей было видно, что на нём, кроме залитой соусом майки, были надеты синие брюки с галифе и шлепанцы на босу ногу.
Вслед за ним на улицу высыпало ещё четыре козовода. Полковник приблизился к Кастрюлину и сурово спросил:
– Ты кто таков будешь?
– Капрал Кастрюлин, – чётко отрапортовал капрал Кастрюлин.
– Не брешешь?
– Нет.
– А я кто такой – знаешь?
– Так точно.
– И кто же я, по-твоему, га?
– Супер Дон-Дон Балакин.
– Верно… Я – супер Дон-Дон Балакин, – супер Дон-Дон Балакин засмеялся и ухватил двумя пальцами капрала за нос. – Ух ты, шельмец!
Он потрепал его ладонью по щеке.
– Шельмец! Шельмец и есть! И не спорь даже со мной… – он прочертил пальцем спираль над своей головой. – Смотри у меня, капрал, смотри… Враг не дремлет! И мы с тобой должны держать порох сухим. Это тебе понятно?
– Так точно, господин супер Дон-Дон.
– Ладно… Свободен пока…
Он вразвалку направился к стоящему у мотоцикла второму герою АРО.
– А ты кто таков будешь?
– Рядовой Симонов.
Супер Дон-Дон поднял руку и схватил Симонова за нос:
– У, шельма…
Он подошел к Лиманской Коза, повернул голову на бычьей шее и крикнул:
– Дон-Дон Бутусов!
– Чаво? – лениво осведомился тип в очках, распевавший на балконе с супер Дон-Доном.
– Хрен через плечо! (тут мы несколько смягчили фразу). – Построй личный состав перед козой.
Дон-Дон Бутусов встал шагах в десяти от памятника, вытянул правую руку на уровне плеча и дал команду строиться. Когда герои АРО, включая и патруль, выстроились в шеренгу, он отошёл чуть в сторону и рявкнул:
– Рравняйсь! Смирр-на!
Засим развернулся во фрунт к супер Дон-Дону, приставил к виску ладонь домиком и доложил:
– Господин супер Дон-Дон, личный состав Лиманской Козы по вашему приказанию построен.
– Так… – протянул супер Дон-Дон Балакин, опираясь ладонью о бок детёныша козы. – Подтянуть животы… Расправить плечи… Шаромыги… Раздолбаи… Вояки хреновы… Дон-Дон Бутусов, ко мне! Ша-гом… арш!
Дон-Дон Бутусов поднял ногу в пляжной тапке, браво взмахнул руками, желая подойти к командиру печатным шагом, однако из этого вышел один конфуз – движения его были слишком раскоординированы, а тапки не слишком-то приспособлены к строевой ходьбе. Так-сяк, он всё же дочапал до супер Дон-Дона, приставил кончики пальцев к виску и проговорил заплетающимся языком:
– Господин супер Дон-Дон, Дон-Дон Бутусов по вашему приказанию прибыл.
– Ну-ка, братец, – сказал ему супер Дон-Дон Балакин, цепляясь одной рукой за голову детёныша Лиманской Козы и задирая колено на его спину, – помоги-ка мне взобраться на эту детку.
Он начал карабкаться на козлёнка, а капитан Бутусов поддерживал обеими руками раскормленный зад супер Дон-Дона. Однако туша у начальства была, как у борова, и Дон-Дон понял, что в одиночку ему с поставленной задачей не справиться. Он крикнул героям АРО:
– Ребята! Ко мне!
Совместными усилиями герои АРО взгромоздили супер Дон-Дона Балакина сперва на козленка, а затем пересадили и на спину его достопочтенной матери. Оказавшись верхом на козе и ухватившись руками за её рога, супер Дон-Дон Балакин скомандовал:
– Рота, стройся!
Герои АРО снова выстроились в шеренгу перед Лиманской Козой и вытянули руки по швам.
– На месте шагом… арш! – скомандовал Балакин.
Солдаты замаршировали.
– Запевай! – крикнул супер Дон-Дон Балакин и, отпустив один рог, размашисто взмахнул рукой:
Путь далек у нас с тобою
Веселей солдат гляди
Солдаты подхватили:
Вьется, вьется
Знамя полковое
Командиры – впереди
Солдаты в путь в путь в путь
А для тебя родная
Есть почта полевая
Прощай труба зовет
Солдаты в поход.
В хоре разнокалиберных голосов зычный голос супер Дон-Дона Балакина гремел как Иерихонская труба:
Каждый воин – парень бравый
Смотрит соколом в строю
Породни... роднились мы со славой
Славу добыли в бою
Ему вторили:
Солдаты в путь в путь в путь…
Пению подвывали собаки, и луна освещала эту мизансцену призрачным светом. И благодарные зрители в пятнистых маскхалатах, занявшие свои места, считай, что в партере (то бишь в кустах сирени и конопли, разросшихся на другой стороне улицы) с удовольствием следили за выступлением этого военного ансамбля.
Балакин расходился не на шутку:
Вы слышите, грохочут сапоги
И птицы ошалелые летят
И женщины глядят из-под руки
В затылки, наши бритые глядят…
Поймав кураж, он отпустил второй рог козы и принялся размахивать уже обеими руками, рискуя свалиться с памятника:
Вы слышите, грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней
Уходит взвод в туман, в туман, в туман
А прошлое ясней, ясней, ясней
Потом герои АРО спели «Полем, вдоль берега крутого, мимо хат, В серой шинели рядового шёл солдат», и «Шла с ученья наша рота У деревни на виду, Мимо сада-огорода, Мимо девушек в саду» и ещё кое-что в том же роде.
Всё это были самые крамольные песни советского периода, категорически осуждённые и запрещенные в демократической армии Труменболта. Однако же и новых, толерантных песен правильной, гомосексуальной ориентации, выдумано было ещё слишком мало. А те, что были выдуманы (Голубая луна, к примеру) не сочетались со строевым шагом. Вот потому-то – не по своей воле, но лишь исключительно из-за скудости песенного репертуара – герои АРО и вынуждены петь такие ненавистные им москальские песни.
Наконец супер Дон-Дон Балакин почувствовал, что уже осип от надрывного пения и несколько подустал. Он начал рискованный спуск с Лиманской Козы. Поддерживаемый чуткими руками своих подчинённых, супер Дон-Дон спустился с памятника на грешную землю, расстегнул ширинку и помочился под статую. В горле у него пересохло, ему было очень душно, и голова плавала и качалась, как член в его ширинке. Супер Дон-Дону хотелось освежиться, и он отдал приказ:
– Рота! Слушай мою команду! – он взглянул на свои наручные часы, как бы сверяя точное время в некоей секретной военной операции. – Сейчас всем личным составом выдвигаемся на пляж.
– И мы с вами? – спросил капрал Кастрюлин.
Супер Дон-Дон показал ему дулю.
– А это ты видел?
И эта дуля, как станет ясно из дальнейшего, спасла жизни патрулю.
Второй акт этого спектакля разыгрывался в новых декорациях, поставленных самой природой.
Мы с вами видим берег лимана, освещенный томной Луной… Ночь тиха, слышны лишь тихие всплески волн, мягко набегающих на песчаную отмель. В воде темнеют головы купальщиков, да вдали чернеет силуэт сторожевого катера.
На катере бдят, несут свою вахту воины демократии и прогресса. Бдит капрал Кастрюлин и рядовой Симонов. Бдят на своих постах и прочие герои АРО, держат порох сухим в своих демократических пороховницах – надежно защищают всю Европу и весь цивилизованный мир (и даже всю солнечную галактику) от нашествия русских вандалов.
Супер Дон-Дон Балакин плескается в бархатистых водах залива. Он раскинул руки за головой и покачивается в её ласковых волнах, и его жирный животик поэтическим овалом серебрится в свете луны.
Что ж, супер Дон-Дон Балакин вполне заслужил себе право на этот небольшой отдых. Ибо он, супер Дон-Дон Балакин, всё время на передке, всё время на линии огня с русскими сепарами. Супер Дон-Дон Балакин всей душой, всем своим пламенным сердцем поддержал революцию Кружевного Достоинства и готов был отдать за светлые идеалы майдана, за его кластеры и кейсы всю свою жизнь, всю свою кровь – до самой последней её капельки. Так отчего же ему теперь не расслабится, коль выпала в кои веки такая халява?
Он всё еще нежился в шелковистых водах залива, когда на песчаный брег стали выходить его отважные побратимы.
Первым, покачиваясь и отфыркиваясь, вышел Дон-Дон Бутусов, но не прошёл он по песчаной косе и десяти шагов, как позади него, словно из-под земли, выросла могучая фигура в пятнистом маскхалате, зажала ему рот, в лунном свете блеснул клинок армейского ножа и... Бутусов был переселён в мир иной. Безмолвно возникли две другие фигуры и оттянули мертвое тело в глубину пляжа, под живописную кручу, на которой некогда любили фотографироваться туристы.
Балакин продолжал блаженствовать... Ах, как хороша, как удивительно хороша была эта волшебная ночь!
Выбравшись на берег, супер Дон-Дон обнаружил, что на пляже, кроме него, никого не было. Куда же подевались все эти раздолбаи, чёрт бы их побрал?
Его удивление переросло в страх, когда чья-то мускулистая рука обхватила его горло. Он открыл рот, и стоящий позади него человек тут же воткнул в него кляп.
– Не шали, – прошелестел ему в ухо глухой угрожающий голос, и он почувствовал на своей сонной артерии холодную сталь клинка. Глаза Балакина округлись от ужаса, и по его ноге потекла тёплая струйка мочи.
Дальше всё происходило, как в каком-то фантасмагорическом сне. Перед ним возникло несколько зловещих фигур в маскхалатах. Лица их были разрисованы темными полосами. Один из незнакомцев приблизился к нему и посмотрел на него таким взглядом…
– Жить хочешь? – спросил он.
Выпучив глаза от страха, полковник Балакин энергично затряс головой.
– Тогда делай, что тебе велят. И не рыпайся. Понятно?
Балакин снова закивал.
– Одень штаны.
Его отпустили, и под наведенными на него автоматами он натянул на себя свое галифе, сунул ноги в шлепанцы.
– А теперь протяни руки.
Он протянул.
Сколько же их было? Семеро? Десятеро? Или больше? В голове всё помутилось, тело сковал липкий противный страх. Только бы жить! Жить! Он выполнит всё, всё что они скажут, только бы они не убивали его!
Ему связали руки у запястья, и потянули за собой на веревке, как барана.
[1] Зрада – измена (укр.)
Продолжение 29. Обер Дон-Дон-Балакин