Любопытная ситуация вырисовывается: в то время как одни татары защищали Отечество на западе, другие бунтовали по месту жительства. Под Казань тогда отправлялись русские отряды из разных городов, но не только: например, из Шацка воевода Иван Григорьевич Желябовский, собрав последние силы, повел на борьбу с бунтовщиками 210 мещерян.
С.Б. Бахмустов
Значительные русские силы подавляли восстания с 1615 года – владимирцы, муромцы, нижегородцы, арзамасцы, мещеряне, смоляне, а также бельские немцы.
Тактику Москва выстроила многозначительную, – поручать подавление бунта местной этнической верхушке столица явно не хотела: как бы чего не вышло, ибо воевать против внешних врагов – дело святое, а против своих – сомнительное. С новых наборов начался и 1617 год. В Муроме свой полк пополнял князь Борис Михайлович Лыков, отрядивший на набор стольника Григория Леонтьевича Волуева и дьяка Ивана Сукина. Разряд приписал к полку дворян и детей боярских разных городов, в том числе
в Муроме взяли в полк 47 человек,
в Нижнем Новгороде 136 человек,
в Арзамасе 306 человек,
в мещерских городах 75 человек,
в Казани 101 человека,
в Тетюшах, Уржуме, Царевосанчурске по 3 человка,
в Свияжске 43 человека,
в Чебоксарах 25 человек,
в Козмодемьянске 23 человека,
в Цивильске 8 человек,
в Алатыре 90 человек,
в Курмыше 64 человека.
Это русские люди. Но в муромский полк пошли и татары тоже
– из Касимова 240 человек,
из Кадома 115 человек,
из Арзамаса 114 человек,
из Алатыря 115 человек,
из Курмыша 60 человек.
Набор коснулся и мордвы и бортников: таковых в Нижнем Новгороде собрали 618 человек, в Арзамасе 620 человек. Не совсем понятен социальный статус рассыльщиков, которых к ведомству князя Лыкова приписали 137 человек из Мурома, Арзамаса и Нижнего Новгорода17. В августе 1617 года по поволжским городам снова поехали сборщики: князю Лыкову потребовалось пополнение.
Историческая наука явно недостаточно освятила события 1618 года, когда королевич Владислав повел решительное наступление на Москву, пытаясь взять реванш за 1612 год. Царь Михаил Федорович обратился к России, напомнив дворянству и народу о присяге 1613 года и об обещании защищать царство даже ценой жизни. И народ откликнулся: «...все единодушно дали обет Богу за православную крестьянскую веру и за него, государя, стоять... и с недругами... битись до смерти, не щадя голов своих»18. Речь шла не только об отражении нашествия, но об организации надежной обороны Москвы (о «крепкой и прямой службе»): народ понимал, что «московскому государству от литовских людей разорение» может снова опрокинуть общество в Смуту. По некоторым росписям можно установить приблизительное число защитников столицы, прибывших из средневолжских городов – около 500 человек, распределенных по разным заставам.
Дополнительно в полк князя Семена Васильевича Прозоровского, укрепившегося за Яузой, поступили служилые люди из Арзамаса, Алатыря, Свияжска, Казани, Курмыша, Ядрина и других понизовых городов; в полк Федора Волынского явились арзамасская мордва и бортники – 100 человек, в Боровск к князю Афанасию Юрьевичу Куракину – нижегородской мордвы 90 человек.
В Боровске же собирались главные силы, оборонявшие в Москву; во главе их стояли князья Дмитрий Михайлович Пожарский и Григорий Константинович Волконский. В этот полк прибывали служилые люди из многих городов, среди которых мы снова видим поволжские – Арзамас, Нижний Новгород, Муром, Касимов, мещерские острожки, – в последних случаях конные татары, мещерских 134 человека, касимовских 76. Еще одну группу конных татар прислали Кадом, Кашира, Коломна и Алатырь.
Поволжье отдало Москве почти все наличествовавшие силы: на всю оборону Оки от Мурома до Нижнего Новгорода остались последние крохи арзамасского гарнизона – 100 стрельцов и 30 пушкарей. И еще Арзамас готов был поставить под ружье 226 посадских жителей. На оборону волжских берегов Нижний Новгород мог выставить 256 наемников и 200 стрельцов, – но и эти силы в случае надобности Москва могла оттянуть на свои рубежи. И такие времена наступили: правительство направило боярина князя Бориса Михайловича Лыкова в Нижний Новгород для экстренного набора войска. Основные труды по набору были возложены на подручного воеводу Лыкова – стольник Ивана Колтовского, судя по всему человека крайне решительного, жесткого и целеустремленного.
Отличие ситуации сравнительно с 1612 годом состояло в том, что Колтовский поехал по городам вооруженный не только указом и патриотической идеей, но и сумой, наполненной деньгами: он вел учет служилым дворянам по отечеству, верстанным татарам, мордве, черемисам, «старого выезду иноземцом и немцом» (то есть наемникам прошлых времен, укоренившимся в русской жизни), разного рода «даточным людям», зависимым от бояр, монастырей, губных старост и так далее.
Всем призванным на войну он сразу же платил жалованье – от 15 до 25 рублей человеку соответственно срокам предварительной службы. 20 сентября 1618 года Владислав подошел к Москве, встал за 15 верст. На помощь к нему пришел гетман Сагайдачный с запорожцами («с черкасы, со многими людьми»).
В ночь с 30 сентября на 1 октября поляки, литовцы и союзники попытались взять Белый город, но получили решительный отпор; погибли более 3000 интервентов. Владислав запросил мира; царь Михаил Федорович потребовал освобождения из польского плена своего отца митрополита Филарета, князя Василия Васильевича Голицына и других узников.
В состав посольства была включена большая группа дворян – делопроизводителей, свитских и охраны; среди прочих по росписи мы видим волгарей – муромчан, арзамасцев, мещерян, свияжан, курмышцев, чебоксарцев, тетюшан, алатырцев – всего 53 человека; перед выездом посольства свита пополнилась еще на 141 представителя Понизовья.
Таким образом, понизовые дворяне стали свидетелями окончательной ликвидации Смуты, – события, имевшего для России важнейшее историческое значение. Хотя весь XVII «бунташный» век Россию сотрясали трагические события, ничто не могло повернуть исторический процесс вспять. После победы над очередной польской интервенцией последовала новая роспись порубежных полков и воевод и нового распределения между ними сил Понизовья: военная доктрина государства не изменилась, но корректировалась весьма существенно. Во многих городах, в том числе понизовых, воеводы заранее знали, сколько и куда людей они должны послать по первому требованию: Нижний Новгород относился к Большому полку, Арзамас к Правой руке, Шацк к Сторожевому, Алатырь и Курмыш к Левой руке и так далее.
По тревожному поводу Нижний Новгород обязан был, кроме того, сформировать для Калуги группу из 242 служилых дворян, Казань отправить 45 пушкарей в Коломну и 100 стрельцов в Боровск, Арзамас готовил для Боровска 72 воина из мордвы и бортников (по росписи 1619 года).
В 1621 году еще один город был назван среди базовых для сбора полка – Шацк. Воевода князь Никита Мезецкий мог рассчитывать на прибытие 267 мещерян, 75 шацких помещиков и казаков, 318 татар.
Массовая мобилизация 1631 года, вызванная угрозой войны с поляками и литовцами в районе Смоленска, показала такие цифры призыва по уездам: относительно крупные силы собирали и отправляли в полки такие города, как
Нижний Новгород (206 человек),
Арзамас (364 человека),
Мещерские остроги (324 человека),
Муром (115 человек),
Казань (136 человек),
Свияжск (77 человек),
Алатырь (126 человек) и Курмыш (72 человека).
Другие города – Чебоксары, Козмодемьянск, Кокшайск, Тетюши, Уржум и прочие – послали совсем небольшие силы – от двух человек из Уржума до 21 из Чебоксар. Речь пока шла о русских дворянах и детях боярских, о профессиональных воинах по отечеству, лучшей части русской рати. Как же нужны были такие люди в полках. Правительство не решалось совсем оголять гарнизоны крепостей в этнических районах, где могли разгореться бунты. Значительные силы остались на месте.
Зато в путь двинулась вместе с русскими воинами татарская конница – 1120 человек. Всего же в полки из Среднего Поволжья поступили 3405 человек, задержавшихся в районе вяло текущих боевых стычек почти на год. Некоторые данные позволяют предполагать практику отбора воинов уже по их прибытии в полки. Вот один такой случай: в 1636 году Темников отправил в полки 519 татар, но полковые воеводы, осмотрев пополнение, отправили назад в город 50 человек – самых молодых, посчитав, что их время придет в следующие годы.
В Казани, самом крупном городе края, в команде воеводы боярина Семена Васильевича Головина состояли дворян и детей боярских 374 человека, иноземцев 111 человек, стрельцов 2000 человек, запорожцев 220 человек. Гарнизон пополнялся также местными служилыми людьми, о которых стоит сказать особо. Татары несли службу по присяге, их казанский воевода мог поднять 220 человек. Еще к городу было приписано 6219 дворов чувашей и черемис, из которых «на службу хаживали» 2073 человека (хаживали – крепко сказано, они жили в домах и призывались только при надобности из расчета один человек с трех дворов).
По такой же пропорции призывались черемисы, приписанные к другим городам:
к Уржуму 1553 двора, соответственно 517 человек,
к Свияжску 2676 дворов, в смену 892 человека,
к Козмодемьянску 1742 двора – 581 человек,
к Ядрину 913 дворов – 304 человека,
к Курмышу 923 двора – 317 человек и так далее.
Казань постоянно командировала своих служилых людей в другие города; так, в 1628 году часть казанских стрельцов традиционно отправлялась на годовую службу в Астрахань (366 человек) и на постоянное место жительства в Черный Яр (300 человек). Интересный эпизод был зарегистрирован в Нижнем Новгороде, где на службу поверстали десять крымских татар. В Касимове, Темникове и Кадоме были отмечены только служилые татары-мишари – соответственно 405, 369 и 248 человек.
Официально к Темникову были приписаны 1120 дворов мордвы, соответственно на службу поднимались 340 человек, к Кадому – 300 мордовских дворов, то есть 100 человек в смену.
В Касимове основой воинских сил всегда значились служилые татары, подчинявшиеся воеводе Алексею Чубарову – князей, мурз и конников 421 человек; бывали годы, когда из Темникова уходили стрельцы, зато служилых татар при воеводе Афанасие Кукарине значилось 383 человека.
В Алатыре самой многочисленной служилой прослойкой тоже считались испомещенные в уезде татары – 407 человек, а на службу ходили также мордва – 290 человек с 871 двора.
Мелкими группами по гарнизонам были рассыпаны тарханы (служилые татары, которым были дарованы льготы по налогам), пушкари, толмачи, их в каждом поволжском городе полагалось по 2–4 человека. Кроме стационарных сил, воеводы отвечали за своих годовиков, несших очередную службу в больших полках. Особенно хлопотно было в мирное время, когда очередников разбивали на мелкие группы, менявшиеся на службе каждые две недели: эти группы надо было расписывать, следить за их мобилизационной готовностью, вовремя отправлять, вести за ними контроль на расстоянии (обычно есаулы, сотники и пятидесятники списывались с родным городом), принимать назад, опросом выявлять качество службы и так далее. Как правило, Алатырь держал в полках до сотни детей боярских, Темников – до 200 и более татар, Касимов – такое же количество татар и так далее. За просчеты в таком деле Москва спрашивала с воевод особенно строго.
Из всех городов только Казань сохраняла относительную автономность и особо силы на годовиков не растрачивала, – но и напряженность службы в Казани была несравнимо выше, чем в других поволжских центрах: этот город держал под контролем огромную территорию, на которой далеко не все жители знали русский язык, зато желание побунтовать теплилось постоянно, превратившись в модель поведения.
Активное участие служилых поволжских татар в войнах внешних и внутренних прослеживается на протяжении десятилетий. Так, в 1622 году в полк Ивана Петровича Шереметева, формировавшийся в Рязани, прибыли 832 татарина из числа кадомских и бордаковских; тогда же из Касимова в полк Василия Чевкина и Ивана Кикина (г. Михайлов) были посланы 420 татарина, а в Пронск к князю Григорию Волконскому – еще 488 касимовских татар.
На Волге сформировались целые казацкие ватаги, сплошь состоявшие из татар; мы это знаем потому, что в 1614 году к ним было послан толмач Софрон Огарков с письмом, написанном на татарском языке. В Нижнем Новгороде в 1616 году служилых татар совсем не было, в гарнизоне Арзамаса – тоже, но в уезде было размещено много служилых татар, воспринимавшихся скорее не как регулярное войско, а как мобильное конное ополчение. Такая же ситуация наблюдалась в Алатырском, Курмышском, Шацком, Темниковском уездах.
Разрядные росписи, датированные временем после Смуты, зарегистрировали стационарные включения татар в «кадрированные» полки, расквартированные по разным городам, – на условии очередной службы, которая менялась дважды в год (двусменная); но тогда же ввели и двусменные ритмы, о которых мы уже упоминали. По росписи 1621 года
Арзамас поставлял на очередную службу по 227 русских дворян и по 116 татар в смену,
нижегородцы посылали иноземцев мелкими группами по 30 человек несколько раз за смену,
Темникову вменили посылку в смену 200 татар,
селам по Цне – 40 татар и так далее.
Из опасения прорыва поляков и литовцев Шацк в 1616 году сформировал подвижный гарнизон: списки служилых людей зарегистрировали 300 стрельцов и 210 дворян, детей боярских и мещеры.
Основной вывод напрашивается сам собой: в годину тяжких испытаний для Отечества поволжские татары, прежде всего мишари, проявили себя с лучшей стороны, составив со служилыми русскими людьми, в первую очередь с провинциальным дворянством, монолитную силу, способную сокрушить многочисленного, хорошо подготовленного к войне врага. Ратное дело являлось фактически непрерывным тяжелым трудом, определенным присягой государю и свершавшимся по повелению государя. Именно в таких событиях ковалось сословие, оформившееся в конце XVII века как потомственное служилое, а в особых случаях как столбовое дворянство.
(Оригинальное название автора статьи - УЧАСТИЕ СЛУЖИЛЫХ ТАТАР ОБЛАСТИ ПОНИЗОВЫХ ГОРОДОВ В ЛИКВИДАЦИИ ПОСЛЕДСТВИЙ СМУТЫ)