Нет, жизнь тебя не победила,
И ты в отчаянной борьбе
Ни разу, друг, не изменила
Ни правде сердца, ни себе.
Это отрывок из стихотворения нашего земляка, русского поэта Федора Тютчева «При посылке Нового завета». Он посвятил произведение своей старшей дочери Анне, строгой, неподкупной, бескорыстной, великодушной. Сам поэт был в достаточно сложных отношениях с религией. Как сказал о нем авторитетный исследователь его творчества в XX веке Вадим Кожинов, «он жил на самой грани веры и безверия». А вот его старшая дочь Анна может стать для многих примером глубокой духовной и православной жизни. Анна Федоровна оставила после себя одни из самых интересных мемуаров XIX века. Ее воспоминания и дневники ярко отражают политическую, культурную жизнь России того времени, ее личные переживания и приход к православной вере.
Обратить в католичество
Анна Тютчева родилась 21 апреля 1829 года в Мюнхене, где ее отец Федор Тютчев состоял на дипломатической службе. Мать Анны, немка Элеонора Петерсон, была лютеранкой. Несмотря на это детей крестили в Православной Церкви. Восприемниками стали брат поэта Николай Иванович, он присутствовал на крещении лично. Крестной матерью заочно стала мать Тютчева Екатерина Львовна.
Родная мать Анны Элеонора умерла, когда девочке было девять лет. Некоторое время после смерти родительницы она и две ее сестры жили у маминой тетушки — баронессы Ганштейн, потом у сестры мамы Клотильды. Отец вскоре женился во второй раз на Эрнестине Дернберг. Анна была очень привязана к своей мачехе и называла ее матерью. В Баварии девочка воспитывалась в престижном учебном заведении.
«В Мюнхенском королевском институте я находилась под влиянием католических священников; они старались привить нам благочестие, правда несколько узкое и фанатическое… тем не менее это религиозное воспитание внушило нам душеспасительный страх перед тщеславием, легкомыслием, светскими удовольствиями, спектаклями, нарядами, чтением дурных книг».
Итак, Анна хоть и была крещена в православии, веру восприняла в Католической Церкви. Но в итоге оказалась непреклонной: «…католические патеры пустили в ход все возможные средства, чтобы привлечь меня к католицизму. Но та несколько искусственная экзальтация, которую они сумели мне внушить, не имела характера глубокого и сознательного убеждения и не могла не рассеяться под влиянием умственного развития».
Полюбить Россию
Анна начала изучать русский язык еще в 13 лет. Но, приехав в Россию через три года, русский язык так и не освоила и до конца жизни не смогла избавиться от немецкого акцента.
16-летней девушкой вместе с сестрами в сентябре 1845 года Анна впервые увидела Петербург, окутанный «мглой и сыростью», который так и не смогла полюбить.
«Меня так внезапно, как бы с корнем, вырвали из того мира, в котором протекло все мое детство, с которым меня связывали все мои привязанности, все впечатления, все привычки, — для того, чтобы вернуть меня в семью, совершенно мне чуждую, и на родину, также чуждую мне по языку, по нравам, даже по верованиям; правда, я принадлежала к этой религии, но никто меня ей не обучал».
Но первое впечатление прошло. И Анна полюбила Россию, ее историю, ее исконную веру. Душа и сердце сроднились с Россией благодаря брошюрам Алексея Хомякова с кратким изложением догматов православной веры. Он не был богословом, а был писателем и ученым, одним из лидеров кружка славянофилов.
Окончательно Анна привязалась к своей новой родине после пребывания в деревне отца в брянском селе Овстуг, тогда оно входило в Орловскую губернию.
«Я страстно полюбила русскую природу. Широкие горизонты, обширные степи, необозримые поля, почти девственные леса нашего Брянского уезда создавали самую поэтическую обстановку для моих юных мечтаний. Поэтому, когда отец написал мачехе о моем назначении в фрейлины к цесаревне и о том, что он приедет за мной в деревню, чтобы везти меня ко двору, я ни одной минуты не испытала чувства радости перед новой и сравнительно блестящей карьерой, открывавшейся передо мной».
Анна, поначалу не понимавшая по-русски, с трудом следила за ходом богослужения, которое казалось ей «долгим и утомительным». Но потребность в молитве вновь и вновь приводила ее в храм. И она постепенно стала проникаться красотой православной службы и понимать ее смысл.
Воспитание без Бога
В 1853 году Анна становится фрейлиной цесаревны Марии Александровны, жены будущего императора Александра II. «Выбор цесаревны остановился именно на мне, потому что ей сказали, что мне двадцать три года, что я некрасива и что я воспитывалась за границей», — пишет Анна в дневниках. Действительно, место при дворе выхлопотал для нее отец Федор Иванович.
В семье предполагали, что ко двору пригласят среднюю дочь Тютчева Дарью. Ей на тот момент исполнилось 17 лет, она была на хорошем счету в Смольном институте. Но «великая княгиня больше не хотела иметь около себя молодых девушек, получивших воспитание в петербургских учебных заведениях». Вот что пишет Анна об образовании в Смольном институте, где учились ее сестры:
«Несмотря на свою молодость, я скоро была поражена недостатками того воспитания, которое давалось детям в этом учебном заведении. Образование, получаемое там, было вообще очень слабо, но особенно плохо было поставлено нравственное воспитание. Религиозное воспитание заключалось исключительно в соблюдении чисто внешней обрядности, и довольно длинные службы, на которых ученицы обязаны были присутствовать в воскресные и праздничные дни, представлялись им только утомительными и совершенно пустыми обрядами. О религии как об основе нравственной жизни и нравственного долга не было и речи. Весь дух, царивший в заведении, развивал в детях прежде всего тщеславие и светскость».
Дорогу фрейлине!
Известие о ее назначении фрейлиной застало Анну в Овстуге. Перед самым Новым годом в имение приехал отец. Федор Иванович сказал, что отправляться нужно не медля. 4 января Анна с тяжелым сердцем выехала из Овстуга. Ее сопровождал управляющий имением Василий Кузьмич. Анна вспоминает, как на каждой станции он кричал самым важным тоном: «Скорей лошадей для ее превосходительства, генеральши фрейлины Тютчевой!». Анна давала ямщикам большие чаевые, чтобы они гнали во весь опор. На подъезде к Москве ее воз опрокинулся в овраг. Девушка ушибла голову, через пару дней она пришла в себя у тетушки Дарьи Сушковой и поехала дальше в Петербург.
С 13 января Анна уже жила в Зимнем дворце. «Я нашла в своей комнате диван стиля ампир, покрытый старым желтым штофом, и несколько мягких кресел, обитых ярко-зеленым ситцем, что составляло далеко не гармоничное целое. На окнах ни намека на занавески», - Анна отмечает скромность, с которой жили придворные дамы. Ее прежняя жизнь во дворце не сравнится с роскошью жизни дворовой прислуги четверть века спустя. Свое назначение фрейлиной и будущую жизнь Анна сравнивает с позолоченной клеткой и признается, что «охотно променяла бы ее на независимость, хотя бы в самых скромных условиях, даже в бедности!»
«Не мог пережить унижения России»
Анна Федоровна приступила к службе еще во время царствования Николая I и застала его уход. «Он ошибался, но ошибался честно, и, когда был вынужден признать свою ошибку и пагубные последствия ее для России, которую он любил выше всего, его сердце разбилось, и он умер. Он умер не потому, что не хотел пережить унижения собственного честолюбия, а потому, что не мог пережить унижения России», - пишет Анна после смерти императора.
Всю любовь, которую Анна не смогла выразить матери, ушедшей слишком рано, мачехе, не принимавшей ее чувств, она перенесла на цесаревну Марию Александровну. С ней она первое время была очень близка духовно: «Религия различно отражается на душе человека: для одних она — борьба, активность, милосердие, отзывчивость, для других — безмолвие, созерцание, сосредоточенность, самоистязание. Первым — место на поприще жизни, вторым — в монастыре. Душа великой княгини была из тех, которые принадлежат монастырю».
У ее мужа Александра II, отмечает Анна, чувства возобладали над умом: «Его основной дар — было сердце, доброе, горячее, человеколюбивое сердце, которое естественно влекло его ко всему щедрому и великодушному и одно побуждало его ко всему, что его царствование создало великого».
В последние годы Анна была гувернанткой младших детей императора — сначала дочери Марии, а потом сыновей Сергея и Павла.
«Отныне я уже не буду принадлежать самой себе, я буду отдавать свою жизнь другим, которые, вероятно, за это ничего не дадут и даже не будут знать, что я чем-нибудь жертвую для них», - пишет Анна Федоровна летом 1858 года после своего назначения гувернанткой к маленькой княжне.
Мантия Серафима Саровского
Старца Серафима Анна Федоровна и вся царская семья считали святым еще до его официального прославления в 1903 году. Анна описывает случай, когда молитвами к святому Серафиму помогли выздороветь маленькой княжне Марии:
«Из Дивеевской пустыни приехала монахиня Лукерья и привезла для малышки мантию святого Серафима…. Я накрыла малышку мантией. Через две-три минуты она заснула и, проснувшись минут через десять, произнесла: «Горло болит меньше». Она снова укрылась мантией и сказала: «Святый отче Серафиме, моли Бога обо мне», перекрестилась и заснула. Минут через десять я потрогала ее – она сильно вспотела. Она продолжала потеть всю ночь и температура упала…Когда малышка просыпалась, она натягивала на себя маленькую мантию».
Постепенно княжна выздоровела. Вдовствующая императрица Александра Федоровна перед своей смертью нашла полное успокоение, когда была покрыта мантией старца.
Мантия как великая святыня будет храниться сначала у княжны Марии Александровны до ее замужества, а потом у великого князя Сергея Александровича. Он вместе с супругой Елисаветой Федоровной присутствовал на прославлении старца Серафима Саровского в 1903 году.
Выбрать между святым и мирским
Анну удивляет и торжественность Литургии, и вольность поведения придворных на богослужении при этом. Вот как она описывает обедню в Зимнем дворце.
«В дни больших праздников и особых торжеств богослужение отправлялось в большой церкви Зимнего дворца: в таких случаях мужчины были в парадной форме, при орденах, а дамы в придворных костюмах, т. е. в повойниках и сарафанах с треном, расшитым золотом, производивших очень величественное впечатление… Обедня начиналась в 11 часов... Я помню, как в первое время мне было трудно приходить к обедне разряженной в голубой или розовый цвет и держаться в церкви, как в зрительном зале, не смея ни становиться, как я привыкла, на колени, ни класть земных поклонов, так как этикет не допускал подобных проявлений благочестия. Все стояли прямо и вытянувшись, молодые фрейлины в самой церкви, старые дамы и кавалеры свиты в ротонде, где они проводили время в разговорах вполголоса на предметы менее всего религиозного содержания».
И уже через три года своего пребывания во дворце, она упрекает императорскую чету за то, что ушли с Литургии: государь, чтобы заняться осмотром войск, государыня – переодеваться к обряду водосвятия. «Когда встает вопрос о выборе между священным и мирским, то предпочтение нужно отдавать тому, что свято, а не подчинять его требованиям этикета и представительства», — сетует Анна.
Замуж за самого честного
Анна Федоровна окончательно покинула двор в 1865 году, проведя здесь 13 лет. Вскоре вышла замуж. Ей уже было 36 лет. Анна стала женой, соратницей и помощницей общественного деятеля, издателя, славянофила Ивана Аксакова. О бескомпромиссности и самоотверженной прямоте Ивана Сергеевича распространялись легенды. «Честен как Аксаков», — ходила поговорка в XIX веке. Если Анна старалась пресечь воровство при дворе — при ней траты на детей императора из казны упали втрое, то Аксаков был казначеем Серпуховского полка во время Крымской войны. И полк оказался самым оснащенным среди других.
У Анны Федоровны и Ивана Сергеевича, к сожалению, не было детей. Иван Аксаков скоропостижно ушел из жизни в 1886 году. Для него сделали исключение как для мирянина и похоронили в Троице-Сергиевой Лавре за ту работу, которую он успел сделать для православной веры России – это публицистика, общественная деятельность, в том числе и за границей. Анна Федоровна после смерти мужа занялась тем, что приводила в порядок архив супруга и публиковала его сочинения и переписку. В Лавре упокоилась и Анна Аксакова. Она пережила своего мужа на три года.
Марина Антонова, младший научный сотрудник музея-заповедника Ф. И. Тютчева "Овстуг". Статья опубликована в журнале "Брянские миряне" №1, 2024 год.
