В моей семье о войне знали не понаслышке. Воевали деды и с маминой, и с папиной стороны. Дед мужа, отец моей свекрови, погиб в Сталинграде в последние дни января 1943 года. Имел бронь, работал на военном производстве, но в самые тяжелые дни Сталинградской битвы был призван. Похоронен, как считается, в братской могиле на Мамаевом кургане.
Воевали-то многие, но фронтовых рассказов мне в моем детстве послушать не удалось. Два деда и прадед погибли на фронте, дедушка Степан, второй бабушкин муж, за которого она вышла замуж после войны, скончался в начале 1960-х - ведь то военное поколение не жило долго, раны давали себя знать. И так получилось, что из всех фронтовиков был у меня только дедушка Миша, мамин дядя. Дедом-то, впрочем, его никто и не звал: для мамы он был дядя, а в своей семье - младшим и любимым единственным сынком Миней. Сестры - старшая Мария, за ней - Нюся, Груняшка и младшая Паночка - звали его "братка". Миня рано повзрослел: отец простудился, разыскивая в холодную ноябрьскую ночь пропавшую лошадь. Лошадь не нашел, но слег от простуды и прежде времени умер. Остались мать, четыре сестры и 13-летний Миня, который теперь и за плугом ходил, и все мужские дела в доме легли на него. Рано повзрослев, и женился рано, до войны, и, не успев еще толком к жене-то привыкнуть, стал отцом озорной веснушчатой дочки.
Дед Миша единственный из нашей семьи прошел всю войну. Воевал на фронтах Великой Отечественной с 1941 по 1945 годы, а домой пришел только в 1947 году: не по своей воле, а по распоряжению командования оставался служить в Венгрии и Румынии. Казалось: эх, нам бы сейчас вырваться на недельку... В Венгрию, например, отдохнуть от текущих дел... по Будапешту прогуляться, прогулку по Дунаю совершить, можно и на Балатон красотами полюбоваться... Да только не туристической поездкой и не курортом была служба для тех солдат, и не хотели они "заграницы" никакой, а хотели только одного - домой. Домой, домой, домой - казалось Михаилу, отстукивают колеса поезда, когда приходилось переезжать в очередной <чужой> город.
Его мать проплакала все глаза, ожидая своего Миньку с фронта: все уж пришли, а его все нет... И похоронки нет, а письма редкие приходят, да еще и спустя два-три месяца после отправки - да жив ли он вообще?.. И все не могла никак старенькая бабушка понять, как же это: войны нет, а сын с войны не пришел...
Дядя Миша (я, как и мама, называла его так) считал, что уцелел он потому, что служил танкистом-механиком. Когда танк подрывали, объяснял он нам, сносило верхнюю башенку и погибал танкист, а механик находился в танке в самом низу, это и спасало. А так, все бывало - бывало, что и танк горел, и в окружение однажды с товарищем чудом не попали, но вот - выжил. А механиком молодой Миша отправился на фронт потому, что в своем колхозе, в деревне, где жил до фронта, работал трактористом. Когда забирали на фронт, в военкомате сказали: "Раз трактор понимаешь, то и в танке разберешься". Он разобрался.
Я в детстве звала маму съездить "к дяде Мише". Только вот жил он далековато, в другом городе, да и... "Да и ничего он нового тебе не расскажет", - говорила мама. Дядя Миша мало говорил о войне. Махнет рукой да выпьет водочки, а то и слезу скупую смахнет. Поэтому дяди-Мишины "фронтовые рассказы" мне известны больше в мамином пересказе.
Чаще всего дядя Миша рассказывал о том, как однажды он чуть было не попал в плен. Взвод их был полностью разбит, вдвоем с раненым товарищем пробирались они к своим. А где свои и где чужие? И где вообще линия фронта? Ничего не понять, шли наугад, как бы сейчас сказали, по интуиции. А вдруг немцы? "Может, погоны срезать", - посовещались, - хоть и служили в звании рядовых, а погоны носили. С другой стороны, что толку их срезать, идут-то они в гимнастерках. Это если в гражданское переодеться, но опять же - сначала надо к своим хотя бы в деревню какую попасть...
Так и шли в военной форме. Шли, шли, и услышали-таки совсем рядом чужую речь. "...wer kommt - кто идет?". Нечего делать, вышли. Мысль одна: когда убьют, сразу или не сразу. "Wohin gehen...? - куда идете?" Ответили по-русски: "Идем домой". "Nach Hause? (домой?)" - "Nach Hause". "Nun, gehen. Gehen, gehen Sie. Gehen nach Hause! - Ну, так идите. Идите, идите же. Идите домой!". Развернулись, пошли в противоположную сторону, руки подняты вверх, шли под прицелом автоматов. Думали, будут стрелять в спину, приготовились. Но... немцы не выстрелили. Как, почему? - мы с вами не ответим на этот вопрос, как не могли ответить и два товарища, выбирающиеся из окружения. ОТПУСТИЛИ. Шли Миша с товарищем, не разбирая дороги, и вышли наконец к своим. Рассказали, из какого они подразделения, как погиб взвод, а про случай с немецким конвоем рассказывать не стали: как бы каких неприятностей от того не вышло. Рассказывал дед тот случай после войны уже много позже, а в маминой семье по тому ли поводу или по какому другому не сложилось негативного отношения к немцам как к народу. Это при том, что войну в нашей семье считали страшным бедствием. И когда я <в раже> иногда начинала пересказывать книжку: "вот, немцы", - мама поправляла: "фашисты". "Не все немцы такие", - и рассказывала про дядю Мишу. "Знаешь, в большинстве они такие же люди, как мы. Многих ведь заставили воевать. Попробуй-ка откажись". "Попробуй откажись" - и будет то же, что было с русским, поляком, евреем - будет концлагерь. К слову, тому же нас учили и в советской школе. В школе я училась в городе Фрунзе (ныне Бишкек), и в каждом классе у нас встречались 1-2 немецкие фамилии. Мы думали, что это дети пленных немцев; только много позже, изучая историю, я поняла, почему в столице Киргизии проживало так много немцев. Это были наши, т.наз. "русские немцы" Поволжья, репрессированные и депортированные жители бывшей Немцев Поволжья АССР. Республика Немцев Поволжья была разгромлена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года. Жителей переселяли в Киргизию, Казахстан, на Алтай и в Сибирь, и когда однажды в классе стали обижать девочку по фамилии ... не буду писать, пусть будет распространенная немецкая фамилия Шмидт, - обзывали ее фашисткой, - наша учительница посвятила этой теме классный час и рассказала нам, что мы не воевали с немецким народом. Мы воевали с фашистской Германией; но это так, именно к слову.
А дед Миша с войны все-таки пришел. Пришел франтом, приодевшись в дорогой заграничный костюм.
Но пришел (почему-то) не в свою семью, и даже не зашел в свой прежний двор к жене и дочке. Пришел к матери и сестре, а вскоре развелся с женой, женился на молодой женщине, с которой купили они новый дом в городе. Там и жил.
Война-война... Много судеб разрушила ты, много ожесточила сердец. Слушала я как-то рассказ другой солдатской дочки. Тоже дочки танкиста, которому тоже довелось вернуться домой живым: "Отец говорил: я никого не люблю, и вас (жену и дочерей) не люблю. У меня нет любви. Когда я был на войне, там, внутри, у меня все вымерзло. Два года я даже не ночевал в доме, а только в танке". Может, и у деда Миши внутри все вымерзло, может, и ему не всегда доводилось ночевать в доме, - думается мне. Когда его спрашивали, чем ему не угодила жена, отвечал кратко: "Басарга". Я так и не знаю,что значит "Басарга", но дядя Миша, говоря о первой жене, изображал, как она быстро-быстро говорит, слегка шепелявя. Дочь, впрочем, признавал, только что сама она не больно-то к ним с новой женой приходила, а вот к моей бабушке (своей тете) и маме (двоюродной сестре) Нинка прибегала частенько, ночевала у них и была для мамы веселой подружкой. В те послевоенные годы принято было "родниться", нередко заглядывал к ним в гости в такие вечера и дядя Миша, веселил Нинку и Томуську (это мама), сидели, ужинали вместе; вот, случалось, в такой вечер и расскажет что-то о войне. Но немного. Не любил войну вспоминать, а если и рассказывал, то чаще всего - как спасся из окружения. Мучило, наверное, его это воспоминание.
.Жил дед (дядя) Миша всю оставшуюся жизнь в небольшом городе*** и не стремился выезжать ни в какие чужие города. Был как-то раз в гостях у сестры Марии в Ташкенте. Эту сестру в семье называли уважительно - Мария или Мария Яковлевна, была она старше остальных и сумела получить образование. А главное - никогда не отказывалась помочь сестрам и брату и всех принимала в гостях. Ташкент Мише понравился - ну как может не понравиться красивый благоустроенный 5-миллионный город, не разрушенный, хотя и по-своему опаленный войной: Ташкент стал гостеприимным пристанищем для тысяч беженцев, детей-сирот, эвакуированных советских людей. Жарковато там, правда, а еще не понял дядя Миша, когда узбек-торговец, зазывая покупателей, кричал на всю улицу: "МантЫ, мантЫ! Кому горячие мантЫ?" - надо же, что продается - и потом рассказывал этот случай, ставший поводом для юмора в нашей семье.
Но все же городок *** и свой дом дядя Миша любил больше всего. Медали и форму надевал он только по случаю - в школу к ребятам иной раз приглашали, а так-то и не носил.
Вот такая неоднозначная военная судьба, о которой мне захотелось рассказать. Мой дед Миша.
Советский солдат, фронтовик Иванов Михаил Яковлевич:
Автор: Виолетта Макарова