Из воспоминаний Виктора Михайловича Шимана
Динабург считался в царствование императора Николая Павловича важной крепостью, имевшей назначение оборонять правый берег Западной Двины и служить опорным пунктом при наступлении к западной границе.
В 1844 году динабургским комендантом был инженер-генерал-лейтенант Густав Карлович Гельвиг, строгий и исполнительный по службе старик-немец. Он входил решительно во всё, не только по управлению крепостью, но и городом, где он знал почти всех домовладельцев и даже легковых извозчиков, от которых требовал безукоризненно опрятных экипажей, здоровых лошадей и прочной сбруи, что и исполнялось: иначе ослушник лишался права на промысел.
При Гельвиге динабургские легковые извозчики считались лучшими в Западном и Белорусском краях. Чистоту шоссированных городских улиц довел старик-комендант до совершенства. Ежедневно гуляя по городу, он часто подымал на улице апельсиновые или хлебные корки или собирал в горсть ореховую скорлупу и клал все это на подоконник ближайшего дома, давая понять, что улицы должно содержать в безусловной чистоте.
Такой порядок в крепости и городе не мог укрыться от императора Николая Павловича, и он дорожил Гельвигом как образцовым комендантом, хотя не упускал случая подсмеяться над ним за его неприязненное отношение к женщинам.
В этом отношении старик Гельвиг был настоящим "маньяком": он не переносил присутствия женщин и всеми мерами старался даже избегать разговоров с ними. Как гражданскому начальнику города, ему по необходимости приходилось иметь дело с разными просительницами. От кого из них можно было отделаться, при помощи плац-адъютанта, он, конечно, не упускал возможности; но не принять даму с известным положением в городе граничило уже с отсутствием вежливости, а таких дам было всегда достаточно.
Многие из них, зная странности Гельвига, являлись к нему под самыми пустыми предлогами, а некоторые, завзятые кокетки-польки, явно желали испробовать, не примет ли он их любезнее, чем других, с целью похвалиться потом, что они победили, наконец, неисправимого женоненавистника.
Все эти усилия были напрасны: старик, по обыкновению, был вежлив, но держался всегда в отдалении от посетительниц, никогда ни одной из них не подавал руки и всегда старался убедить их, что он очень занят и не может уделить им много времени на объяснения, а просил поручить их дело мужу, брату или другому мужчине, с которым он может переговорить на свободе вечером, для чего назначал даже час. Проводив таким образом посетительницу, он приказывал тотчас выколотить стул, на котором она сидела, и окурить комнату уксусом с водой.
По слабости здоровья Государыни Александры Фёдоровны, когда она ехала в Палермо, была назначена в Динабурге двухдневная остановка. Пользуясь ею, Государь назначил на первый день подробный осмотр крепости, а на второй смотр гарнизону. Все обошлось отлично.
Николай Павлович поблагодарил Гельвига за усердную службу и предложил ему на следующий день ехать на смотр гарнизона не верхом, а с Императрицей в коляске.
- Я еще не настолько стар, Ваше Величество, чтобы не мог следовать за вами верхом, - попробовал отделаться от предложенной чести старик-комендант.
- Не в том дело, Гельвиг. Кто же лучше тебя всё покажет жене?
Дальнейших возражений, конечно, не могло быть, и на следующей день утром Гельвиг занял место в коляске рядом с Императрицей. Александра Фёдоровна, не предупрежденная супругом, не могла довольно надивиться необычайному обращению с нею коменданта. Старик все время объезда отворачивался от неё, отвечал на вопросы как-то нехотя и не глядя на нее.
Николай Павлович, ехавший рядом с коляской верхом, смеялся, без сомнения, в душе, видя недоумение своей супруги и растерянный вид Гельвига, но не окончил этим своей шутки.
Смотр прошел благополучно и, по обыкновению завершился царским благоволением коменданту крепости и командовавшему гарнизонными войсками генералу. В виде особого расположения к Гельвигу, Государь, тут же на поле, где производился смотр, объявил ему, что намерен с Императрицей пить у него вечером чай.
- Ваше Величество, у меня нет хозяйки: я старый холостяк, - решился возразить Гельвиг.
- А почему ты не женишься? У меня есть, кстати, на примете, подходящая тебе невеста...
- Я слишком стар, Ваше Величество, для семейной жизни.
- Ну, вот пойди, разбери тебя: проскакать десяток верст верхом ты еще молодец, а жениться стар! Ну, да, я не набиваюсь тебе со сватовством, а чай пить у тебя все-таки буду. Мы попросим Императрицу, чтобы она взяла на себя роль хозяйки. Иди, проси ее!
Старик с сокрушенным сердцем исполнил приказание Государя и под предлогом, что ему надо сделать распоряжение для приема Их Величеств, отпросился домой.
Вечером Императрица уже не удивлялась обращению с нею старика. Чай был сервирован не без вкуса и изящества, не было недостатка ни в печеньях, ни в сладостях, ни в десерте из фруктов; но все это служило только пыткой для старика: Императрица беспрерывно подзывала его к себе и потчевала из собственных рук, то чаем, то печеньем, то грушей или веткой винограда.
Гельвиг был как на иголках: от любезного предложения Императрицы он не только не смел отказаться, но в "благодарность за внимание" приходилось кое-что и съесть, а между тем это были предметы, полученные прямо из рук женщины! Но главная пытка была еще впереди.
Оставляя позабавившего царскую чету хозяина, Императрица подала ему руку. Её следовало поцеловать, что старик и исполнил, но затем, по отъезде гостей, не только без устали полоскал рот, но и весь погрузился в ванну, и в заключение надел чистое белье и переменил платье, отдав снятое в окурку. Комнаты были также усиленно окурены, а кресло, на котором сидела Александра Фёдоровна, на другой же день заново перебито.
Таков был "служака николаевских времен" генерал Гельвиг, человек умный, честный и правдивый, но почти терявший рассудок при вступлении в разговор с какой-либо женщиной. Произведенный в полные генералы, он оставался еще долго динабургским комендантом и лишь при Александре Николаевиче за дряхлостью уволен и в виде милости назначен членом "Военного совета" или "Комитета о раненых", не припомню.
Поправка об императоре Николае Павловиче:
известно, что он играл на флейте и даже "отлично". Но Государь играл отлично только на барабане: талант, который был унаследован от него Великим Князем Николаем Николаевичем. Учителем обоих был нарочно приглашенный для этого из Парижа барабанщик, получивший место в оркестре Большого театра; немногие из оставшихся в живых театралов того времени должны еще помнить его "типическую фигуру с огромными усами".
У Николая Павловича всегда стоял форменный барабан в кабинете, и, говорят, боем его, он призывал следующего на очереди к докладу из ожидавших в приемной министров.
Не полагаю, чтобы Государь играл когда-либо в азартные игры; но он любил бывший тогда в моде преферанс, причем почти всегда его партнерами были графы: Степан Федорович Апраксин, Михаил Юрьевич Виельгорский и Андрей Петрович Шувалов. Сохранился рисунок карандашом очень любимого тогда при дворе рисовальщика Чернышева (Алексей Филиппович), представляющий названных партнеров за игрой.
Василий Дмитриевич Олсуфьев, заменявший иногда одного из названных партнеров, проиграв довольно, по его понятиям, большую сумму, жаловался Государю, что ставка слишком высока. На это Николаи Павлович шутя, заметил: "А ведь он богаче вас всех", и на удивленный вопрос одного из присутствующих (кажется, графа Апраксина), действительно обладавшего огромным состоянием, в сравнении с которым Олсуфьев мог считаться почти бедняком, "Каким же это образом", Государь отвечал:
- Потому что у Олсуфьева, я это верно знаю, нет ни копейки долга, а также ни одной души заложенной в Опекунском совете; ну, а кто из вас, господа, может подобным похвалиться?
Другие публикации:
- Я стоял перед требовательным по фронту императором Николаем Павловичем (Из воспоминаний Виктора Михайловича Шимана (инженера путей сообщения))
- "Хорошо жилось арестантам в арестантских ротах" (Из воспоминаний барона Василия Алексеевича фон Роткирха (литературный псевдоним Теобальд))
- Об Государыне Императрице Александре Федоровне (Из воспоминаний княгини Леониллы Ивановны Витгенштейн)