Термин «выживание» абсолютно уместен и адекватен при описании действий человека, попавшего в экстремальные, неожиданные, непривычные условия. Однако использование этого понятия применительно к человеку в целом уже потому представляется весьма условным, что люди много веков реализуют довольно специфический способ «выживания» - они давно не столько приспосабливаются к внешним условиям, сколько изменяют сами эти условия, создавая для себя искусственную среду обитания на планете.
Видимо, дело в том, что в выбранном нами контексте корректнее говорить не столько о факте, сколько о чувстве одиночества. Часто бывает, что человек, живя один, совершенно не ощущает себя одиноким: здесь будет уместно различить понятия одиночества и уединения. А бывает и наоборот – многие, живя в плотном окружении социума или в большой дружной семье, тем не менее, все равно ощущают себя одинокими.
Когда же возникает чувство одиночества?
«Одиночество в толпе». Специалисты единодушны во мнении, что человеку сложно ощущать себя комфортно просто в «плотном общении», он остро нуждается в так называемом «человеке, которого он назначил своим близким». В одном-единственном человеке, хотя бы. А когда вокруг людей много, но близкого нет…
Есть в психологии такое понятие - «сенсорная депривация» (или эмоционально-информационный голод). Когда человек лишен необходимого ему по структуре личности количества общения, необходимых жизненных впечатлений, у него могут возникнуть проблемы и психологического, и психиатрического, и соматического характера. Все потому, что он самым натуральным образом голодает по общению, по информации.
И чувство одиночества – довольно часто не что иное, как проявление сенсорной депривации в том или ином виде. Проще говоря, нехватка того или иного вида информации или впечатлений. Каких угодно – зрительных, вербальных (словесных) и даже тактильных (прикосновений). И здесь вначале следует точно определить, какой именно информации, каких именно впечатлений вам не хватает, и именно этот недостаток восполнять.
Здесь определенная сложность еще и в том, что иногда бывает сложно разобраться самостоятельно, чего же конкретно нам не хватает. Сенсорная депривация как чувство, тоже имеющее корни в подсознании, подчас не всегда точно определяема самой личностью: так, например, нехватка тактильных ощущений ощущается как «недостаток секса», эмоциональный голод прячется за излишним аппетитом, примеров много. Именно поэтому бесполезно одинокому человеку советовать пойти в какой-нибудь клуб или завести новую подружку. Важно правильно определить и удовлетворить именно тот канал сенсорной депривации, по которому имеется дефицит впечатлений, потому что действие в неверном направлении может привести к еще более плачевным последствиям.
Очень часто чувство одиночества возникает у человека при переходе из одного социума в другой: иными словами, при «смене социальной матрицы». Активно востребованный специалист вышел на пенсию, студентка стала молодой мамой, и даже – сотрудник получил повышение и перешел работать в новый коллектив - довольно часто смена любой «социальной роли» сопровождается временными трудностями адаптации в новом социуме. И проблемы возникают тогда, когда адаптация длится для конкретной личности излишне долго. Однако потеря старых социальных связей и трудности в обретении новых больше всего вызывают напряжение у людей, имеющих те или иные проблемы с самооценкой и с управлением собственной жизнью. Потому что можно какое-то время говорить себе, что, мол, «у капитана на корабле друзей нет», добавляя «но зато я капитан!..» А когда и друзей нет, и ощущения «капитанства» тоже – вот тогда начинает возникать ощущение непонятости, невостребованности и как следствие – чувство одиночества. Даже в новом социуме и в новой, порой весьма желанной, социальной роли.
Часто ощущение одиночества, особенно одиночества в социуме и в семье, возникает в зрелом, социально активном возрасте. Это происходит, когда жизнь выходит на стабильный (даже порой чересчур стабильный) ровный режим, а самому человеку не хватает определенного драйва. Когда происходит потеря или ослабление жизненных стимулов, потеря, говоря словами Э. Берна, «внутреннего ребенка». Жизнь становится не столько стабильной, сколько однообразной, и в этой жизни не остается почему-то ничего, что бы активно влекло вперед из личной заинтересованности, а не по обязанности. Это классическая «потеря смысла», о чем речь шла уже выше.
Так или иначе, одиночество как проблема – всегда конфликт того или иного уровня личности с окружающей ее социальной средой. И чтобы грамотно и с минимальными потерями (или вообще без потерь) выйти из этого конфликта, требуется начать с подробного анализа всей сложившейся ситуации и конкретной личности. То есть, опять с осознания.
Сфера
Чувство одиночества и связанные с ним изрядные издержки в общем случае – это неудовлетворенная потребность в создании сферы (возьмем это слово в качестве термина) – сообщества любимых, близких, «подобных себе» людей, допущенных в самое интимное, личное пространство человека (обычно от 3 до 15 человек).
«Подобные себе» могут быть чрезвычайно отличны по темпераменту, характеру, привычкам, взглядам на прикладные темы. Но они всегда являются «ближайшими родственниками по духу», т.е. носителями некой общей матрицы ценностей, установок, категорических императивов. Это те, кто абсолютно «немотивированно», искренне и всецело любят друг друга, вне зависимости от пола и возраста.
Можно твердо исходить из того, что эти «свои», даже если их нет в наличии здесь и сейчас, всегда обретаются где-то в пространстве. Их надо просто найти.
Их надо позвать. Войти в состояние покоя и представить себе, что вот они – нашлись, наконец, прибыли и входят в ваш дом.
Если есть сфера, одиночество невозможно.
Наблюдения позволяют утверждать, что ощущения качества жизни каждого человека почти в решающей степени зависит от того, существует ли его сфера, есть ли около него этот ближайший круг «подобных ему».
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И СВОБОДА
Важнейшая составная часть Я-концепции, картины мира, общего понимания жизни и поведения любого человека – это ответ на вопрос о том, почему жизнь складывается именно таким, а не иным образом. Другими словами, кто ответственен за все происходящее и насколько свободен сам человек в своем выборе?
Ответ прост: с человеком происходит то, чего он сам хочет, причем всегда и независимо от того, хочется ему этого или нет.
Высказывание весьма решительное, на ум сразу же приходит множество возражений, поэтому давайте разберемся.
Что означают эти два слова: свобода и ответственность?
Наличие у человека способности и возможности выбора цели, варианта и реализации исхода события – это и есть свобода. Важно подчеркнуть, что человек способен выбрать не только из каких-либо готовых вариантов различного происхождения, но и творчески, своей волей создать собственный вариант, собственное событие, не обусловленное и не навязанное внешними обстоятельствами.
Свобода - это способность человека преобразовывать окружающий мир, самого себя и тот социум, частью которого он является.
Обратимся к замечательным словам Н.А. Бердяева: «Творчество не есть только придание более совершенной формы этому миру, оно есть также освобождение от тяжести и рабства этого мира. Творчество не может быть лишь творчеством из ничего, оно предполагает материал мира. Но в творчестве есть элемент «из ничего», т.е. из свободы иного мира. Это значит, что самое главное и самое таинственное, самое творчески новое идет не от «мира», а от духа» («Царство духа и царство кесаря»).
И еще: «Свобода есть мощь творить из ничего, мощь духа творить не из природного мира, а из себя. Свобода в положительном своем выражении и утверждении и есть творчество» («Философия свободы. Смысл творчества»).
Свобода является основным принципом, обязательным условием существования личности. Именно свобода отличает человеческое существо от животного, потому что человек обладает способностью разорвать прочную цепь стимулов и реакций на них, которым подчиняются животные. Здоровый ум может сдерживать различные импульсы, поддерживая их в состоянии неразрешенного равновесия, пока не будет принято окончательное решение в пользу одного из них. Это наличие творческих возможностей, равнозначное свободе, является главным свойством, определяющим личность.
Нет необходимости дискутировать об «абстрактной» или «абсолютной» свободе и голом произволе, т.к. даже самые иррациональные, на первый взгляд, поступки всегда обусловлены внутренним миром самого человека и внешними обстоятельствами. Абсолютная свобода воли есть абстракция от сути, от реального процесса формирования волевого акта человека.
Безусловно, волевое решение, связанное с выбором целей и мотивов деятельности, определяется в основном внутренним миром человека. Однако этот мир сознания не только не противостоит внешнему миру, но и является в огромной степени его отражением. «Объективная естественная необходимость» проявляется в человеческом сознании в виде логической и психологической необходимости, связывающей идеи, познавательные образы, понятия и представления человека. Более того, сами цели человеческой деятельности, лежащие в основе свободного выбора поведения, определяются интересами, возникающими в ходе практической деятельности в реальном, проявленном мире.
Сложнее дело обстоит с ответственностью: тут нередко возникают разночтения, причем весьма замутняющего свойства.
Так, одно из наиболее часто встречающихся утверждений на эту тему гласит: свободное действие человека всегда предполагает его ответственность перед обществом за свой поступок. То есть, имеется ввиду ответственность перед кем-то внешним.
В словарях мы найдем развитие этой парадигмы: «отве;тственность – это обязанность отвечать за поступки и действия, а также их последствия. Ответственность — определенный уровень негативных последствий для субъекта в случае нарушения им установленных требований. По характеру санкций за совершаемые действия выделяют следующие виды ответственности: юридическую, материальную, моральную, политическую и др».
Трудно отделаться от впечатления, что ответственность таит в себе явную угрозу. Так ли это?
Семантически очевидно, что «ответственность» - от слова "ответ". Ответ на что-то. Мы отвечаем на вопрос.
Так что ответственность - это готовность ответить на: вопрос, ситуацию, трудности, вызовы и т.п. Готовность, а не обязанность. Желание ответить, а не принужденность внешними обстоятельствами.
Свобода и ответственность - единое целое, «две стороны одной медали». Отнимите у медали одну сторону - медаль исчезнет, ее просто не будет. Противоположность не может существовать без своего "антипода".
Смысл единства свободы и ответственности в том, что вы не сможете совершить свободный поступок, если не готовы ответить на то, что будет потом. Речь не про ответственность за последствия поступка, а про готовность ответить на них.
Ответ начинается с принятия ситуации, которая возникает. Вы становитесь к ней лицом, и тогда можете на нее ответить. То есть, действовать дальше в этой ситуации. Скажем, если вы не готовы к тому, что ваша семья разрушится, то не сможете быть честным со своим партнером, хотя ложь заставляет вас страдать. Если вы не готовы принять ситуацию неопределенности, то не сможете уйти с работы, которую уже ненавидите, несмотря на все плюсы, которые она дает. Вы не сможете освободиться, если не готовы встретиться со свободной жизнью.
Таким образом, ответственность – это готовность принять последствия собственных действий. Понимание того, что и действия, и последствия – они свои, собственные. Ответ себе: готов ты или не готов к возникающим изменениям, событиям, следствиям, и есть суть свободы и ответственности. Взять ответственность на себя - бессмыслица. Она и так всегда на нас, точнее - в нас, мы всегда отвечаем сами. Нет никого и ничего, что могло бы ответить за нас. Даже когда нам кажется, что мы успешно перевалили эту ответственность на другого, мы ошибаемся. Потому что ответственность мы отдали в чужие руки вместе со свободой, а себе оставили иллюзию того, что от нас ничего не зависит, и вполне реальные страдания. И эти страдания - и есть наш ответ на ситуацию, поскольку ответ есть всегда. Мы всегда отвечаем - и когда мучаемся, ничего не меняя в нашей жизни, и когда, набравшись смелости, совершаем свободные поступки и становимся счастливее. – или–, Абсолютно всегда выбираем мы - страдания или счастье, действие и бездействие, решение и уклонение от его принятия, изменение и стабильность.
Мы свободны, потому что ответственны, и ответственны, потому что свободны; нет одного без другого.
Надо понять как непреложный факт, что мы сами всегда и во всем определяем то, что с нами происходит. Независимо от того, нравится нам происходящее или нет. И это понимание раскрепостит, наконец, нашу свободу. Мы осознаем, что наша жизнь целиком зависит от нашего понимания, целеполагания, выбора и действия. Наконец, необходимо просто осознать, что ответственность – всегда с нами. Сделали ли сами осознанный выбор или кто-то другой сделал его за нас - мы все равно имеем дело с результатами. Именно мы, и никто иной. Поэтому «уйти от ответственности» в принципе невозможно. Можно совершить умственную операцию «перемещение ответственности на другого», но нельзя физически переместить на другого те обстоятельства и события,, которые появятся в результате вашего действия или бездействия. Нельзя переместить другого в вашу жизнь.
Ответственность - это мощный инструмент изменения качества жизни и действенное средство формирования в своей жизни желаемых событий.
Вот что говорят эксперты-врачи. Согласно одному из основных постулатов психотерапии, пациент должен рано или поздно научиться отвечать за свои поступки. Поэтому детерминированность, которая снимает с личности всякую ответственность, в конечном итоге просто мешает душевному выздоровлению. Причинно-следственная предопределенность годится только для весьма ограниченной области неврозов, вызванных комплексом подавления. Освободившись от комплекса, пациент принимает на себя ответственность за творческое созидание собственного будущего.
Как свидетельствует опыт, страдающие неврозами пациенты чаще всего придерживаются предопределенности в отношении к жизни. Они всегда ищут, на кого бы переложить вину за собственные трудности – на родителей, на несчастливое детство, на коллег. Для них все сгодится, "лишь бы только я был не виноват" – вот их лейтмотив. Объяснить это легко: стоит такому пациенту взять ответственность на себя, как ему придется предпринять какие-то шаги, чтобы справиться со своим неврозом. Безусловно, в любой произошедшей с человеком беде наличествует бессчетное количество предопределяющих факторов, но в основе основ личностной автономии лежит момент собственной ответственности и возможность творческого развития.
В «Психосоматике и телесной психотерапии» М. Сандомирского предлагается простое и действенное упражнение для тестирования уровня собственных свободы и ответственности.
Подумайте и постарайтесь ответить:
- Какие ситуации связаны для вас с психологическим напряжением, особенно чрезмерным, с мобилизацией всех сил, опасениями из-за возможных ошибок или неуспеха, боязнью возможной критики со стороны окружающих, обременительной для вас необходимостью управлять действиями других людей? В каких ситуациях вам свойственно ожидать указаний от других или колебаться, сомневаться при выборе решений? Избегать риска, перестраховываться, искать удобной возможности переложить ответственность на чужие плечи?
В каких, напротив, вы могли бы активно действовать, но не разрешаете себе этого сделать, подавляете свои желания, вынуждены собственными руками сковывать свою инициативу? Как ваше тело стремится уходить от ответственности и на какие области тела «груз ответственности» давит больше всего? Обратите пристальное внимание на ощущения в области задней поверхности шеи, а также нижней части живота.
Экзистенциальная проблема: смерть
Каждый человек рано или поздно задается вопросом о конечности своего индивидуального существования. Собственно, человек и есть сознание, которое осознает свою смертность и может делать ее предметом размышления. Неизбежность собственной смерти не воспринимается как отвлеченная истина, а вызывает сильнейшее эмоциональное потрясение, затрагивает самые глубины внутреннего мира.
Первая реакция человека после осознания своей смертности – чувство безнадежности и растерянности. Преодолевая это чувство, человек существует всю жизнь, отягощенный знанием о грядущей собственной смерти. Тем не менее, это знание становится основополагающим в последующем духовном развитии человека
Каким образом?
"Жизнь - это возбуждающее и великолепное зрелище. Она мне нравится. Но если бы я узнал, что через три часа должен умереть, это не произвело бы на меня большого впечатления. Я подумал бы о том, как лучше всего использовать оставшиеся три часа. Потом бы я сложил свои бумаги и спокойно лег, чтобы умереть". Так говорил о своем отношении к смерти мыслитель, которого по прихоти судьбы считают адептом личного наслаждения. В знаменитом письме к Менекию Эпикур выдвинул сотни раз повторявшийся аргумент против страха смерти: пока мы существуем, смерти нет; когда смерть есть, нас нет. Убедительную силу этого аргумента не только понимают, но и в той или иной мере воспринимают люди, заполнившие жизнь надличным содержанием.
«Свободный человек меньше всего думает о смерти, его мудрость в исследовании не смерти, а жизни», справедливо считал Спиноза.
Почему свободный человек меньше всего думает о смерти, почему мысль о ней не только логически обесценивается, как это сделал Эпикур, но и выталкивается из сознания свободного человека?
Формула Спинозы - позитивна. Она связывает освобождение человека от страха смерти и от мыслей о смерти с растворением человека в целом, в космосе. Реализация этой концепции изменяет ее: свободный человек не растворяется в природе, а преобразует ее. Преодоление страха смерти происходит не через отчуждение личности, а через ее реализацию. Личность становится не случайным и малозначимым всплеском целого, а возможным источником преобразования целого. Личная смерть предстает уже не леденящим душу призраком, но причиной примиренной, "вечерней" грусти. Это не ужас перед небытием, а сожаление об уходящем бытии, о его конкретных индивидуальных звеньях. Такое чувство и такая мысль не выходят за пределы психологии "свободного человека". Это мысль не о смерти, а о жизни и ее неповторимых проявлениях.
В работах по трансперсональной психологии была показана закодированность архетипов умирания и смерти в глубочайших пластах психики. Это являются косвенным подтверждением точки зрения, в соответствии с которой знания о неизбежности окончания жизни стимулируют стремление человека к самосовершенствованию, самовыражению.
Поэтому психологический смысл смерти можно видеть в том, что она способствует внутреннему развитию человека, тем самым придавая смысл жизни (В. Франкл). Такая позиция представляется значительно более обоснованной и гуманной, нежели утверждения, согласно которым для самого умирающего смерть абсолютно бессмысленна, а если это так, то и жизнь не имеет ни смысла, ни ценности.
Личностное принятие человеком одной из этих полярных установок или выработка собственной, промежуточной осуществляется под влиянием неосознаваемых и осознанных, научных и вненаучных представлений о смерти. Известно, что в экстремальных ситуациях человек стремится к спасению жизни, инстинкт самосохранения требует преодоления угрозы смерти, и вместе с тем люди оказываются способны на самопожертвование. А исследования в области психологии умирания показывают, что на его заключительных этапах наступает фаза «примирения»: человек успокаивается, погружается в размышления о прожитых годах и предстоящей смерти, причем это сопровождается улучшением телесного состояния.
Некоторые исследователи считают, что страх смерти не врожденное, а приобретаемое в ходе жизни свойство психики. Л. Уотсон, например, просматривая литературу по проблемам психологической реакции человека на смерть, был поражен тем фактом, что «страх смерти возникает только у взрослых людей и только у тех, кто имеет время для размышлений на эту тему».
Один из лидеров адвайты-веданты Рамана Махарши (1879-1951) так описывал свой опыт преодоления страха перед смертью: «Я сидел один в комнате на первом этаже в доме моего дяди. Я редко болел, и в этот день я чувствовал себя нормально, но неожиданно мною овладел страх смерти. (В это время Рамане Махарши было 16 лет.) Мое здоровье не грозило мне ничем, и я не пробовал понять причину этого страха. Я почувствовал, что я умру, и начал думать, что мне делать. Я не думал о том, что можно обратиться к доктору, к старшим или к друзьям. Я чувствовал, что должен сам справиться с этой ситуацией и сам найти ответ, сам найти решение этой ситуации, не откладывая. Страх смерти обратил мой ум в глубину меня самого. И я сказал, обращаясь к самому себе практически без слов: «Вот пришла смерть. Что это значит? Что значит умереть? Умирает тело. Но является ли мое тело мною? Оно безмолвно и инертно. Я же чувствую всю силу моей личности. А также голод «Я» во мне самом, которое отлично от него. Таким образом, я являюсь духом, который больше, чем тело. Тело умирает, но дух, который выше тела, не может быть тронут смертью. Это значит, что «Я» есть бессмертный дух». Это было не просто мыслью, это было открытием, которое хлынуло в меня, как живая истина, и которое я воспринял непосредственно, без размышления. «Я» было чем-то реальным, единственной реальной вещью в этом состоянии. И вся сознательная деятельность, связанная с моим телом, была связана с этим «Я». С этого момента «Я» привлекало к себе мое внимание и стало объектом моих непрерывных размышлений, моего постоянного удивления. Страх смерти исчез раз и навсегда. «Я» поглотило все мое внимание, вся моя жизнь была теперь посвящена этому «Я».
В психологии существует понятие «пограничной ситуации», в которой резко обостряется самоосознание личности. Так называется, в частности, пограничными моменты непосредственной угрозы жизни, которые активизируют личностное мышление, освобождая его от шелухи коллективного опыта, навязанных моделей поведения. Как раз с этим связан другой интересный феномен — резкое изменение жизненного кредо людей, побывавших в состоянии клинической смерти и имевших опыт «запредельного существования».
Вот что рассказывает одна молодая женщина, попавшая в тяжелейшую автомобильную аварию (ее монолог приводят в своей книге американские исследователи Станислав и Кристина Гроф):
«За те несколько секунд, пока мой автомобиль был в движении, я испытала ощущения, которые, казалось, охватили века. Необычайный ужас и всепоглощающий страх за свою жизнь быстро сменились ясным сознанием того, что я умру. Как это ни странно, одновременно пришло такое глубокое ощущение покоя и мира, какого я никогда раньше не испытывала. Казалось, я перемещалась с периферии своего существа — тела, заключавшего меня — в самый центр моего «Я», место невозмутимого спокойствия и отдохновения... Время как бы исчезло; я наблюдала свою собственную жизнь: она проходила передо мной, как фильм, очень быстро, но поразительно подробно. Достигнув границы смерти, я как бы оказалась перед прозрачным занавесом. Движущая сила опыта влекла меня через занавес — я была все еще абсолютно спокойна, — и вдруг я осознала, что это не конец, а, скорее, переход. Описать мои дальнейшие ощущения я могу только следующим образом: все части моего существа, чем бы я в тот момент ни была, ощущали континуум за тем, что я раньше считала смертью. Я чувствовала, что сила, направлявшая меня к смерти, а потом за ее пределы, будет вечно вести меня в бесконечную даль.
Как раз в этот момент мой автомобиль врезался в грузовик. Когда он остановился, я огляделась вокруг и поняла, что каким-то чудом осталась жива.
Потом произошло нечто поразительное: сидя в груде разбитого металла, я почувствовала, что границы моей личности исчезают, и я начинаю сливаться со всем окружающим — с полицейскими, обломками машины, рабочими с ломами, пытающимися меня освободить, машиной «скорой помощи», цветами на соседней клумбе, телерепортерами. Каким-то образом я видела и чувствовала свои раны, но казалось, что они не имеют ко мне никакого отношения — они были лишь частью быстро расширявшейся системы, включавшей в себя гораздо больше, чем мое тело.
Солнечный свет был необыкновенно ярким и золотым, казалось, что и весь мир сияет прекрасным светом. Я ощущала счастье и бьющую через край радость, несмотря на драматизм обстановки, и это состояние сохранялось в течение нескольких дней в больнице. Это происшествие и связанный с ним опыт полностью изменили мое мировоззрение и понятие о существовании. Раньше я не особенно интересовалась вопросами духа и считала, что жизнь заключена между рождением и смертью. Мысль о смерти всегда меня пугала. Я верила, что «мы проходим по сцене жизни лишь однажды», а потом — ничего. Попутно меня мучил страх, что я не успею осуществить в жизни все, чего хочу.
Теперь я совершенно по-другому представляю мир и мое место в нем. Мое самоощущение превосходит представление о физическом теле, ограниченном рамками времени и пространства. Я знаю, что я часть огромного безграничного творения, которое можно назвать божественным».
Француз Жерар Шураки, переживший опыт «пограничного существования» (он тоже попал в автомобильную аварию), говорит: «Я бы, конечно, не хотел когда-нибудь снова перенести такую физическую боль. Но сейчас у меня уже нет страха перед смертью. Для меня смерть — это тоже жизнь, только в другом месте... Когда-то я гонялся за временем, так стремился не отстать от жизни. Сама жизнь казалась мне бесконечной гонкой. Теперь я далек от этого. Для меня куда важнее внутренняя ценность вещей. А в жизнь я влюбился еще сильнее».
Американский врач Р.Моуди указывает, что пережитый опыт умирания производит, как правило, умиротворяющее воздействие. «Многие говорили мне, что после того, что произошло, они чувствуют, что их жизнь стала глубже и содержательнее, так как благодаря этому опыту они стали гораздо больше интересоваться фундаментальными философскими проблемами».
«Я рос в маленьком городке. Люди там не отличались широким кругозором, — говорит один из обследованных Моуди «возвращенцев с того света». — И я был таким же, как все. Но после случившегося со мной мне захотелось узнать больше... Я как будто повзрослел за одну ночь... Передо мной открылся новый мир, о существовании которого я даже не подозревал. Я думал: «Как много в мире такого, о чем я и не догадывался. Оказывается, есть вещи поважнее, чем футбол, танцы и прочее. Я чаще стал думать о том, где граница для человека и для его сознания?»
Итак, большинство из побывавших «по ту сторону бытия»: а) перестают бояться смерти; б) производят переоценку основных представлений; в) изменяют образ жизни.
Есть исследователи, которые считают, что переживания, испытанные во время клинической смерти, с точки зрения экстремальной психологии могут относиться к так называемым компенсаторным явлениям. Полагаю, что это вполне красивое словосочетание - «компенсаторные явления». Только сугубо умозрительное. Этикетка без содержания. Ибо никто не показал, кому, что, как, зачем и почему эти явления «компенсируют».
Среди других аспектов восприятия смерти следует отметить и такой: свидетели смертельных происшествий зачастую бывают потрясены гораздо больше, чем те, кто подвергся смертельной опасности (если жертва не получила серьезных физических повреждений).
Подытоживая все сказанное, выделим сухой остаток.
Страх смерти бессмыслен как с точки зрения материалиста (Эпикур), так и с точки зрения реалиста (Моуди). В конечном счете, этот страх существует в современной культуре лишь в силу ряда досадных недоразумений, которые на полтора столетия вывели тему смерти из нормального воспитательного и научного оборота. Думать надо о жизни, ее наполнении, целях, планах, потребностях, удовольствиях и пр. А возникшие мысли о смерти и страхе перед ней – наипервейший диагностический признак какого-то внутреннего душевного дисбаланса. Это подсознание таким образом сигнализирует нам о неких значимых рассогласованиях и незавершенных задачах.