Алексей Морозов
Адрес статьи: https://naukaverakuljtura.com/сила-русского-сопротивления-развенч/
Постепенно на восток начинают прибывать англичане и французы: «2 октября 1918 г. встречали проходивший на запад эшелон английских войск; вышло все очень натянуто, по внешности все было прилично, но сердечности не было.
3 октября 1918 г. встречали французский эшелон, по внешнему виду довольно распущенный; французы знали, что им готовится встреча, но не потрудились даже одеться и сидели в вагонах в самом откровенном неглиже. Не совсем понятно, для чего гонять на запад этот международный винегрет из гомеопатических порций союзных войск. Определенной задачи им нет, порядка они не приносят, но график забивают, запасы кушают и цены поднимают»[1].
В отличие от северных и южных областей европейских частей России, где англичанам и французам принадлежала решающая роль в оказании помощи белому движению, главными действующими лицами в Сибири и на Дальнем Востоке были чехословаки и японцы.
Вмешательство японцев в гражданскую войну было обусловлено как собственными соображениями, так и заинтересованностью США в наличии крупных вооруженных сил в непосредственной близости от России, способных выполнять поставленные задачи.
Не учли только американцы особенность японцев действовать исключительно в своих интересах, индикатором этого послужило их отношение к белому движению, где они опираются и поддерживают исключительно деструктивные силы в лице атаманщины, возглавляемой такими одиозными фигурами, как Семенов и Калмыков, наглядно продемонстрировавших не только народу свои разбойничьи натуры, но и союзникам свои карательные методы борьбы с гражданским населением Сибири и Дальнего Востока.
Из донесений 1918 г.: «Японцы остановили отряд Волкова, посланный для ликвидации Семенова и пригрозили при неповиновении применить оружие; в Никольске же заставили вернуть оружие разоруженной калмыковской сотне. Это уже хуже, чем невмешательство, это открытая помощь бунтовщикам и прямой удар по образующейся русской власти.
Семенов определенно и крепко поддерживаемый японцами, продолжает занимать непримиримую положение; союзники продолжают безмолвствовать и разрешать этим японцам творить их злое дело; никаких оправданий у японцев быть не может, ибо они превосходно знают, что такое представляют из себя атаманы; они делают тоже, что делали до сих в Китае, разводят ссоры и грязь, чтобы ловить рыбку в мутной воде»[2].
Не только поддерживают, но и вместе с карателями пытаются привести в повиновение население восставших районов. Однако первый же подобный опыт привел к печальным для них результатам, когда «повстанцы Амурской области поколотили японцев, при этом погибла целая японская колонна; в этом не ничего удивительного, так как японские войска не приучены к действиям малой войны в нашей тайге»[3].
Усугубили положение несправедливые распоряжения местной администрации, когда после свержения большевиков новые власти стали рассчитываться за прошлое, проведя показательные порки провинившихся, что немедленно вызвало сопротивление населения. Местная администрация и местные реакционеры воспользовалась непониманием японцами сложившейся обстановки и натравили японские войска на большевиков, японское командование приказало населению сдавать последних, пригрозив за неисполнение сжиганием непослушных деревень.
Однако «вскоре японцы нарвались, и красные их жестоко поколотили; тогда японцы стали жечь деревни, и подняли против себя всю область и сейчас их положение там настолько неважно, что, как говорят, они очищают область и предоставляют ее самой себе»[4].
Получилась оккупация с азиатским своеобразием, когда японцы свои методы борьбы против китайцев пытались перенести на российскую территорию, в отличие от европейских союзников понимающие, что нельзя вступать непосредственно в вооруженную борьбу на стороне белых, а только своим присутствием следует оказывать необходимое давление. Поэтому и вышли они из гражданской войны в России не только без потерь, но и с большим плюсом, т.к. считали, всё, что плохо лежит, должно найти своего хозяина, которым себя и посчитали, с одновременным мнением, что лежало всё очень плохо.
Выдающуюся роль в Сибири сыграли чехословаки. И здесь у автора воспоминаний и непосредственного участника этих событий генерал-лейтенанта А.П. Будберга, пребывающего в должностях от Главного начальника снабжения Сибирской армии до Военного министра у Верховного правителя России Колчака мнение о чехословаках более чем твердое и непоколебимое: «Август 1918 г. Тяжело смотреть на родной мне Владивосток, совершенно потерявший свой русский щеголеватый вид. …тяжело видеть, до чего дошла Россия, да еще и там, где прошло 11 лет жизни и где моими трудами создалась наиболее сильная русская крепость, Все, что можно, растащили товарищи, продавшие весь металлический лом, укравшие броневые покрышки дальномерных будок и пытавшиеся продать 8- и 11-дюймовые пушки старых образцов каким-то японским спекулянтам. Чехословаки вычистили все вещевые магазины, хранившие неприкосновенные запасы крепости на двести тысяч человек; теперь они щеголяют в нашем обмундировании и сапогах; при встрече узнаю наше штиглицевское сукно и великолепные сапоги работы вятских кустарей.
Толстов мне рассказал, что, когда началось разграбление чехами наших крепостных магазинов, то он обратился к командовавшему чехами генералу Дитрихсу, надеясь на то, что тот русский генерал русского генерального штаба; на жалобу Толстова, что чехи грабят, Дитерикс ответил: “и дальше будем поступать также, у нас ничего нет и взять нам неоткуда; русского же нам жалеть нечего”»[5]. Одного только не учел рассказчик, что русский генерал русского Генерального штаба переродился в пособника иностранных наемников, чувствующих себя хозяевами на просторах обильной Сибири.
«Едем по дороге, где охрана в руках чехословаков; жирные и надутые, они важно разгуливают по станционным платформам, окруженные русскими девицами; одеты, как женихи, причем я узнаю наши владимирские сапоги на их ногах и наше сукно на их шинелях.
Проезжаем ряд станций, переполненных чехословаками, распухшими от безделья и жирной кормежки. Скорее бы их увозили домой, ибо пользы от них практически никакой; настоящей охраны дороги они не несут, подъедают наши и без того жидкие запасы продовольствия, забивают своими поездами транспорт и тащат все русское на правах спасителей. Кроме того, у них несомненные тенденции поддержать русскую “демократию” против реакции и их политиканы весьма охочи вмешиваться в наши дела.
При общем безделье, при нервности, вызываемой стихийным стремлением домой, при неизбежной и злой критики всех наших язв и недостатков, такое настроение чехов может создать для нас в конце концов тяжелые затруднения. Сейчас под их властью вся наша магистраль, весь подвоз и случайное воспаление этой артерии может нас погубить. Поведение чехов и командного состава в Харбине и Владивостоке показывают достаточно ярко, что эти практически немецкие метисы отлично учли свое теперешнее значение и его выгоды; они понимают, что немедленно им уехать домой нельзя, и не теряют времени, чтобы с наибольшей пользой использовать это временное здесь сидение, отъесться, отдохнуть и возможно больше обогатиться; они самым эгоистическим образом преследуют только свои чешские интересы.
Трудно было выдумать более вредную для нас комбинацию, как охрана магистрали этими случайными войсками»[6].
Как оказалось, выгоды от охраны железной дороги, казалось бы, неисчерпаемой по перемещаемым товарам, оказались недостаточны, и чехи изыскали новые возможности для пополнения своего кармана.
«Случай на почте дал мне возможность познакомиться с какой-то таинственной бухгалтерией между чехами и Жаненом (командующий войсками Антанты в России); ко мне попал конверт, шедший от какой-то чешской комиссии к Жанену с требовательной ведомостью текущих ассигнований. Вслед за разными рубриками на разные виды довольствия, указывается к зачету круглая сумма в девять миллионов франков “за спасение для русского народа Каслинского завода».
Выходит, что чехи не только нагребли у нас сотни вагонов нашего имущества и разбогатели на нашем несчастье, но и ставят на какой-то таинственный счет разные “спасения”, связанные с их вооруженным выступлением против большевиков»[7].
Подводят итоги деятельности чехословаков представители Добровольческой армии, посланные генералом Алексеевым М.В. в Сибирь для контактов с адмиралом: «Игравшие (чехословаки) еще не так давно преобладающую и, кстати сказать, не всегда полезную для общих интересов роль на западном фронте, организованные на началах «революционной дисциплины», чехо-словацкие войска, понеся большие потери в первых боях, а также за счет слишком расточительного комплектования различных тыловых учреждений, к концу января сего года (1919) окончательно разложились, отказываясь от участия в боях, почему уведены с фронта в глубокий тыл. Здесь эти баловни союзного командования, роскошно, до мелочей, обставленные в отношении удовлетворения всех материальных потребностей, должны были нести необременительную гарнизонную и т.п. службу»[8].
После таких воспоминаний, кажется нет более вредоносных интервентов, чем чехословаки, но это ошибочное мнение, т.к. все же находят у них и положительные с точки зрения белого движения стороны, когда они сражаются с Красной Армией, тогда как у пресловутых поляков, вылезающих как черт из таберки во всех смутах в России, никакие положительные качества даже не просматриваются.
«Ближе к Омску на охране дороги стоят поляки; одеты щегольски, вид здоровенный, тоже показывают, что нас спасают, а на самом деле укрываются от фронта. Рядом наши железнодорожные части щемят сердце своим оборванным, нищенским видом и изможженными зелеными лицами; они ютятся в каких-то грязных логовищах, питаются впроголодь, и несут самую тяжелую службу[9].
Очень много жалоб на безобразия и насилия чинимые польскими войсками в районе Ново-Николаевска; эти не стесняются грабить, производить насильственные фуражировки, раплачиваться по ничтожным ценам и захватывать наши заготовки, эшелоны и баржи с грузами.
На наши жалобы, обращенные к Жанену, не получаем даже ответа; польское хозяйничанье особенно для нас обидно; чехам мы все же обязаны и часть их дралась вместе с нами за общее дело; польские же войска создались у нас за спиной из бывших пленных и наших поляков, взявших с России все, что было возможно, а затем заделавшихся польскими подданными и укрывшихся от всяких мибилизаций и военных неприятностей в рядах польской армии»[10].
Наиболее дальновидные деятели делали заключение, что интервенция запоздала, она была бы очень кстати, если бы союзные войска могли взять край немедленно после выступления чехословаков и, заняв железные дороги и важнейшие населенные пункты, сразу можно было установить там порядок, восстановить законы и самоуправление.
Однако интервенция не просто запоздала, а явилась фактором простого разграбления России и затягивания гражданской войны.
Руководители белых находились в плену собственных иллюзий относительно союзников, считающих их после громадного вклада русских войск в общую победу над Германией обязанными прийти бескорыстно на помощь.
Постепенно это заблуждение начинает доходить до руководителей, что всей Европе не нужно, чтобы на политическом горизонте появилась могущественная и реформированная Россия.
Для Англии, Германии и Франции никогда не существовало дружественной России, ни в какие времена, а была только угрозой (мнимой или реальной), нависшей всей своей мощью и неисчерпаемыми ресурсами над Европой.
Белое движение не смогло получить доверия населения России, когда их лидеры непосредственно или опосредованно участвовали в свержении царя, а врага принимали и воспринимали как союзника в борьбе с большевиками, которые занимали двусмысленную позицию по отношению к участникам гражданской войны.
А промахи и ошибки белых в этой борьбе умело использовали красные.
[1] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 255-256.
[2] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 272-273.
[3] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 294.
[4] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 309.
[5] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 244.
[6] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 309, 312.
[7] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 264.
[8] Архив русской революции. Отчет о командировке из Добровольческой Армии в Сибирь в 1918 году. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 9. С. 282.
[9] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 312.
[10] Архив русской революции. Дневник барона Алексея Будберга. 1917 год. Москва: Издательство “ТЕРРА” – “TERRA”, 1991. Том 13. С. 302.