Найти в Дзене
Сэм Хейн

Время историй.

#время_историй

Ствол у дерева серый,

Свечи в желтой листве,

А в стихах о Гэсэре -

Битва в каждой главе.

Нам за ястребом в тучах

Почему б не погнаться,

Родословной могучих

Почему б не заняться?

В поединках побеждены,

С многооблачной вышины

Наземь сброшены были три сына -

Три опоры Атай-Улана.

Утвердились три злобных хана,

Шарагольских три властелина,

Там, где Желтой реки долина.

Самый старший был стар и бел,

Прозывался Саган-Гэрэл,

Табунами коней владел,

Что светились белою мастью.

Черный люд, подневольный люд,

У него находился под властью.

Средний сын, тот Шара-Гэрэл,

Что соловым конем владел,

Был для мира людского напастью.

Черный люд, подневольный люд,

Под его находился властью.

Самый младший, Хара-Гэрэл,

Сероцветной кобылой владел,

На расправу был крут и лют.

Под его находился властью

Черный люд, подневольный люд.

Вот подумал Саган-Гэрэл:

"Не пора ли свату отправиться,

Чтоб для первенца-сына красавицу

На просторной земле присмотрел?"

Стали хитрым трудом трудиться

Три владыки, три колдуна.

Сотворили огромную птицу,

Что, казалось, земле равна.

Хан Саган-Гэрэл белолицый

Создал голову этой птицы

Из белейшего серебра,

Чтоб возвысилась, как гора.

Желтоликий Шара-Гэрэл

Отлил грудь из желтого золота,

Чтоб сверкала жарко и молодо.

Черноликий Хара-Гэрэл

Из железа выковал тело,

Чтобы черным блеском блестело.

Сын Сагана, Эрхэ-тайжа,

Чародействуя, ворожа,

Сделал крылья и оперенье

И вдохнул в нее душу живую

Для полета и для паренья.

Рукотворную птицу большую,

Что была, как земля, велика,

Угощают мясом быка,

И тогда существо рукотворное,

Непомерное, туловом черное,

Шевельнуло клювом по-птичьи

И сожрало все мясо бычье.

Дали целого ей жеребца -

Съела птица мясо и сало

И еще еды пожелала,

Чтоб насытиться до отвала.

Дали целого ей верблюда,

Чтоб насытилась птица-чудо.

Клюв у птицы как мощный молот -

Кое-как утолила голод!

Три владыки, три злобных брата,

Наставляют разбойного свата:

"Троекратно ты облети

Землю круглую, нежную, юную,

Осмотри все дороги-пути,

Ибо девушку надо найти,

Чтоб сияла прелестью лунною,

Ты четырежды осмотри,

Чтоб сияла светлей зари,

А потом уже отбери

Ту, чьи щеки алее дня,

Ту, чьи губы жарче огня,

Ту, чье сердце - пахучий цветник,

Ту, чьи думы - кипучий родник!"

С этим твердым ханским наказом

Рукотворная птица разом

На высокое небо взлетела -

Как земля, велико ее тело!

Распростертые мощные крылья

И луну и солнце закрыли,

Расширялась когтистою тучею,

В небе тварь пожирая летучую.

Троекратно она облетела

Ширь и даль земного предела,

Выполняя слово наказа,

Облетела четыре раза

Землю круглую, нежную, юную,

Но нигде с красотою лунною

Не находит она невесты

Совершенной и наилучшей,

Той, чье сердце - цветник пахучий,

Той, чьи думы - родник кипучий.

Над вселенною пролетая,

Увидала железная птица:

На просторах счастливого края,

Где река Мунхэ, закипая,

По долине Морэн струится,

Расстилается величаво

Ранних жаворонков держава.

Опустилась птица большая,

Землю крыльями закрывая,

Посреди благодатных трав,

Распростершихся без предела,

И на лиственницу присела,

Ветви красные обломав.

А Гэсэра вторая жена,

Дорогая Урмай-Гохон,

Светоносная, как луна,

Озарившая небосклон,

Блеском правой своей щеки

Затмевая закат высокий,

Блеском левой своей щеки

Затмевая свет на востоке,

Как трава степная, звеня,

В это время зарей-восходом

Засияла перед народом,

Возвестив наступление дня.

В это время дядя Гэсэра,

Многомудрый нойон Саргал,

Все измерив, чему есть мера,

Дальновидным умом познал,

Что за птица вдруг прилетела,

Распластав железное тело.

И, с обличьем обеспокоенным,

Он сказал Гэсэровым воинам -

Храбрецам тридцати и трем:

"Прилетела к нам не с добром

Рукотворная эта птица.

В ней опасность большая таится.

Надо справиться с ней, с проклятой,

А не то беда разразится.

К нам проникла, как соглядатай,

На разведку примчалась птица!

У нее голова бела,

Голова блестит серебром,

Пусть взлетит стальная стрела, -

Эту голову разобьем.

Пусть стрела засвистит, взлетая,

Чтоб разбилась грудь золотая,

Пусть и третья взлетит стрела,

Чтоб разбились оба крыла!"

Но Гэсэровы тридцать и три -

Эти грозные богатыри -

Стали робки, стали несмелы,

Не метнули проворные стрелы

В эту птицу величиной

В необъятный простор земной.

И тогда по хребту земли

Поднялась огромная птица, -

На восток, на восток стремится,

Уменьшаясь все время вдали:

То в пылиночку сокращается,

То в былиночку превращается.

На летунью Алма-Мэргэн

Посмотрела с видом расстроенным:

Ведь Гэсэра третья жена

Родилась настоящим воином!

Тетиву натянула она

И пустила стрелу Хангая, -

От большого пальца большая

Сила этой стреле дана!

Восемь верхних высот пронзая,

Сотрясла их до самого дна,

Семь глубин и низин потрясая,

Их стрела пронзила насквозь.

Говорит воитель-красавица:

"На ладони отозвалось,

И в ушах моих отдалось.

Пусть вдвоем верховые отправятся,

Пусть посмотрят, что там стряслось".

По верхушкам трав луговых

Двое двинулось верховых:

Там, где зелень светом дышала,

Там, простреленное, лежало

Из крыла, что было остро,

Быстро выпавшее перо.

Двое славных и сильных бойцов

Пятьдесят притащили возов,

Пятьдесят возов запрягли,

На возах поместили перо

Из крыла, что было остро,

Из крыла, что скрылось вдали,

Из крыла той птицы, чье тело -

Словно ширь земного предела.

На пятидесяти возах

Кое-как притащили перо.

Вспыхнул гнев у Саргала в глазах.

Он, всегда защищавший добро,

Убеленный годов серебром,

Так сказал тридцати и трем:

"Далеко-далеко на востоке,

Желтоцветной долиной владея,

Пребывают, хитры и жестоки,

Три владыки, три хана-злодея,

Ненавистники рода людского.

Зависть, злоба и месть - их основа,

Ложь и мерзость - их клятва и слово,

А разбой и грабеж - ремесло.

Чтоб узнать, что у нас творится,

Чтоб людей победило зло,

Ими послана эта птица

Рукотворная, величиной

В необъятный простор земной.

Жаль, что мой племянник Гэсэр

О державе мало заботится,

Где-то в дальнем краю охотится,

Жаль, что наша Алма-Мэргэн

Не сразила стрелой соглядатая

И разведчица эта пернатая

За далекими скрылась пределами.

Жаль, что вы, тридцать три храбреца,

Растерялись - и стали несмелыми

И беспечными ваши сердца,

Жаль, что в птицу я сам не стрелял:

Постарел, ослабел ваш Саргал..."