- Маш, ну не уходи, пожалуйста. - Севка шмыгал носом, стараясь сдержать слёзы. Это получалось плохо, и на щеках уже блестели первые мокрые дорожки.
- Севочка, хороший мой, я буду к тебе приезжать.
- Будешь, как же! - Татьяна рывком распахнула дверь кухни. - Чтобы ноги твоей здесь не было больше!
Маша не стала слушать. Подхватила полупустую спортивную сумку и, подмигнув Севке, закрыла за собой дверь. Он с ненавистью, на которую только способно было его маленькое сердце, посмотрел на мать, бросился в комнату и, уткнувшись, в подушку, зарыдал.
Девочка выскочила из подъезда, ещё раз оглянулась на освещённые окна. Шесть лет назад отец привёз её сюда испуганной девятилетней Шуней.
Шуня-Машуня. Так папа её называл. Маша появилась на свет от случайной связи. Случайной, потому что родная мать её была в этих связях крайне неразборчива. Любила выпить и погулять с молодыми ребятами. Была весьма хороша собой, и, наверняка, сама бы никогда не догадалась, от кого родила дочь. Но девочка подрастала, и соседи начали шептаться.
- Помните, к Ваське друг приезжал? Жил ещё здесь как-то летом. Девчонка - вылитый он. Глаза только Надеждины, морские. Вась, ну-ка подойди.
Василий долго хлопал глазами, слушая соседок, пытаясь осознать, как связан его институтский приятель Саня с девочкой, носящейся в заношенном платьице по их старому тихому двору вместе с другими ребятишками.
- Да ты сам глянь! - Убеждали старушки. - Мы ж помним его. Видный парень. И родинка у девчонки точно, как у него.
- Да он, вообще, в другом городе живёт. - Отмахивался Васька. - Приезжал всего один раз.
- А для такого дела много разов и не нужно. - Ехидно заметила сухонькая в аккуратном платочке Матвеевна. - Дурное дело, сам знаешь, нехитрое.
- Ты бы, Вася, написал приятелю своему. - Вмешалась строгая Вера Игоревна. - Сейчас всё проверить можно. Может быть, хоть копейкой бы девчонке помогал. Бегает в обносках. Надежда не больно о ней печётся.
- Да он и женился уже теперь. - Задумчиво протянул Василий.
- А его разводиться никто и не заставляет. - Вера Игоревна проводила взглядом, убегающую от мальчишек Машу. - А только, может, живёт человек, и ни сном ни духом, что где-то кровиночке его плохо.
- Да бред это всё. - Рассердился Вася. - С Надюхой полгорода гуляло. Чего Саня крайний сразу?
Но с тех пор начал приглядываться к девочке. Правда, как ни крути, а похожа на Сашу. Василий даже институтские фотографии вытащил. Решился и позвонил приятелю.
- Так и так, Саня. Ты скажи, было у тебя что-то с Надеждой?
Саша отпираться не стал.
- Было, Вась. Очень уж она мне понравилась тогда. Я ведь даже встречаться с ней хотел, только она сама отказалась. Сказала, мол, случилось и случилось. Не я первый, не я последний. А что, девочка, правда, похожа?
Вася знал, как важно это для друга. Когда-то, в раннем детстве того самого забрала из детского дома одинокая женщина. Вырастила, как родного, но правды скрывать не стала. Когда они учились в институте, она уже болела не первый год. Вася товарищу и с похоронами помогал. Саня потом пытался найти родных, но никаких данных не было.
- Похожа, Саня. Очень похожа. Не знаю, как тебе это будет, как жена отнесётся, но, похоже, Машка твоя.
Александр приехал. Снова жил у Васи, говорил с Надеждой, и подал ведь заявление на установление отцовства. Хотя чего там устанавливать было. Достаточно рядом их с Машей поставить. Дочь ему тогда Надежда не отдала. Алименты Саша платил, приезжал с девочкой видеться. И только к девяти Машкиным годам, когда Надежда совсем по кривой дорожке пошла, привёз девочку к себе.
Надо было идти на вокзал. В Машином кармане лежал билет в родной город. Но ноги не шли, ей казалось, что она слышит, как там, в доме, захлёбываясь слезами, плачет Севка.
Татьяна, папина жена, невзлюбила Машу с самого начала. Когда Александр привёз дочь, супруга уже вот-вот должна была родить Севу. Мало кому доставит радость чужой ребёнок в доме.
- Танюш, прости и пойми. - Просил отец. - Но Машке там совсем худо. Надя спивается, не слышит и не видит никого. Девчонка растёт, как трава в поле. Я дочери занятия гимнастикой оплатил, а она водить не стала, деньги до ребёнка только благодаря Василию и доходят. Пропадёт ведь.
Татьяна натянуто улыбалась и кивала. При отце разговаривала с Машей ласково, а без него бросала на девочку злые взгляды. Когда родился Севка, Маша смотрела на него, как на величайшее чудо. Она как-то сразу безусловно и безоговорочно приняла и полюбила брата, всячески старалась помочь, качала коляску, когда малыш плакал, держала бутылочку, без напоминаний бежала мыть упавшую пустышку. Татьяна поначалу фыркала, но потом вдруг осознала практическую пользу такой Машиной любви и начала беззастенчиво пользоваться помощью девочки.
- Покачай. Подержи. Присмотри. - Короткие приказы звучали музыкой в Машином сердце. Она готова была проводить с братишкой всё своё время, но Александр заботился о том, чтобы у дочери было время на собственную детскую жизнь. Водил её в цирк и в кино, снова записал на гимнастику, куда Маша бегала на занятия теперь уже сама.
- Шуня-Машуня, ты у меня боец! - Говорил он ей, не занявшей призового места на соревнованиях. - Я тобой страшно горжусь!
Татьяна никогда не приходила, как Александр ни уговаривал.
- Некогда, дорогой. Сходи сам. Сева маленький, начнёт капризничать. И потом, я так выматываюсь с двумя детьми.
Маша ни разу не призналась папе, что иногда целый день сидит с Севой, пока Татьяна болтает по телефону с подругами или убегает куда-то на "пару часов", которые растягиваются на неопределённое время. Что моет посуду и пол, или ходит в магазин. Потому что больше всего боялась, что мачеха, разозлившись, перестанет разрешать ей играть с Севой.
- Ты взрослая. Должна помогать родителям.
Она кивала и соглашалась. А Сева, так вкусно пахнущий молочной кашей, тянул к сестре пухлые ручки, и не было у девочки никого в этом мире ближе.
Когда Севе исполнилось три года, неожиданно погиб Александр. Сделал замечание парням, ломавшим детскую площадку во дворе, а те, разгорячённые алкоголем и собственной лихостью, запинали мужчину под его собственными окнами. Врачи "скорой", приехавшие на вызов, только руками развели. Поздно.
Татьяна после похорон, хотела сразу же отправить дочь мужа обратно к матери, но вовремя сообразила, что без Машиной помощи придётся ей нелегко.
- Хочешь домой? - Спросила она девочку.
Та испуганно замотала головой. Уехать от Севы? Нет. Никогда.
- Вот так и скажешь, если спросят.
Маша к этому времени уже ловко управлялась по хозяйству, а всю свою любовь отдавала младшему брату. Сева платил сестре тем же. К ней бежал за утешением, её звал по ночам, если становилось страшно. Всё свое раннее детство он провёл рядом с Машей.
- Мама тебя не любит? - Тихо спрашивал он девочку, когда начал хоть что-то понимать.
- У меня другая мама есть. - Пыталась объяснить она. - А это твоя. Она тебя любит. А папа был мой и твой. Ты помнишь папу?
Севка неуверенно кивал. На самом деле он помнил не очень хорошо. Только какие-то отрывки. Как папа носил его на руках, дарил игрушки...
Теперь мама встречалась с дядей Геной. Он был шумный, весёлый, и Севке нравился. Когда они только познакомились, Татьяна начала надолго исчезать из дома. Часто и ночами не приходила. Но Маше было уже почти четырнадцать, и забирать Севу из садика, кормить и укладывать спать, она научилась давным-давно. Гимнастикой после смерти отца девочка больше не занималась, но продолжала оставаться гибкой, подтянутой. И брата на прогулках учила бегать, прыгать, забираться на лестницы и горки.
- Ты пацан, Сева. - Учила она. - Должен всё уметь.
И мальчик, старательно пыхтя, пытался подтягиваться.
- Ты у меня боец! - Говорила ему Маша даже тогда, когда у Севки совсем ничего не получалось. В такие минуты девочка вспоминала отца и ей очень хотелось плакать, но она крепилась, потому что ей было от кого услышать эти слова, а брату, кроме неё никто их не скажет.
А потом дядя Гена переехал жить к ним. И Татьяна вдруг как-то сразу заметила, что он смотрит на Машу. И как смотрит. На длинные волосы, на гибкую фигурку и огромные цвета морской воды глаза.
- Тебе надо уехать. - Твёрдо сказала она.
- Почему? Ну, пожалуйста, можно я у вас. Как же Сева?
- Сева уже большой. И ты... Ты тоже почти взрослая. Доучишься у матери. До каникул полторы недели. Закончишь, и до свидания. Я пока улажу всё с документами.
Татьяна уже купила ей билет, когда этот Гена полез обнимать Машу в коридоре. Девочка отбивалась, но, если бы внезапно домой не вернулась мачеха, ей было бы не справиться с ним. Как же Татьяна кричала. Не на него, на Машу.
- Такая же, как твоя мать! Зачем только отец вытащил тебя из этой помойки? Там твоё место! Убирайся!
Маша вздохнула. Рукавом вытерла одинокую слезинку и, закинув на плечо сумку, зашагала к вокзалу.
* * * * *
- Мам, что поесть?
- Севочка, сынок, где ты был?
- Какая разница? Тебе что до этого?
Севке скоро шестнадцать. Он груб с матерью и больше никому не верит. Он так долго плакал тогда, когда ушла Маша. Так просился к ней...
С дядей Геной мать прожила четыре года. А потом он исчез, испарился. Соседка с нехорошим смешком бросила как-то.
- Помоложе себе нашёл.
Мать потом ещё заводила знакомства, но бесполезно. Они так и жили с Севой вдвоём. Мальчик словно мстил матери. То с безупречной учёбы скатывался почти на "тройки", то бросал тренировки. Классе во втором отчим отвёл хнычущего от обидчиков Севку в секцию.
- Чтобы умел постоять за себя.
С тех пор, как не стало рядом сестры, никто больше не говорил мальчику, что он боец, никто не верил в его силы. Севка злился на мать, злился на Машу, за то, что ушла, и чувствовал себя самым несчастным и одиноким человеком в мире. И всю накопившуюся злость вкладывал в тренировки. Тренер хвалил его за настойчивость, и это хоть как-то компенсировало отсутствие уверенности в чужой любви.
- Татьяна Ивановна! - Говорила классная. - Если Всеволод не перестанет вести себя подобным образом, то вылетит из школы. Вы знаете, с какой компанией он связался?
И чего мать паникует. Компания, как компания. Не хуже других. Между прочим, ничего особенного они не делают. Ну, тусуются во дворах. Недавно задели чью-то машину. Вот хозяин орал. А они потом делали так, что "орала" его машина. Было весело смотреть, как он щёлкает брелоком сигнализации. Так это ведь просто шутили.
Но однажды шутки закончились. Это когда они начали избивать двух каких-то незнакомых мужчин.
- Севка, бей!
Он отступил. Мало того, что тренер не разрешает. Ещё и Маша когда-то шёпотом рассказывала ему, как погиб их отец. Поэтому Севка не бил. Но в полицию, которую вызвали неравнодушные граждане, попал вместе со всеми.
И вот он сидит, опустив глаза, в кабинете инспектора ПДН.
- Вы не имеете права разговаривать со мной без родителей. Я несовершеннолетний.
- Разговаривать, имею. И тебе уже шестнадцать.
Что-то очень знакомое в голосе. Он поднимает взгляд. Глаза. Большие, чистые, цвета морской волны.
- Ты? Вы?!
- Севка, ну, как же так?
- Маша, я не бил!
- Верю. Мой брат не мог докатиться до такого.
Приезжает мать. Случайные свидетели подтверждают: да, этот не бил. Потом, позже, появятся какие-то записи с камер, доказывающие то же самое.
- Мария... - Мать в замешательстве.
- Мария Александровна. Инспектор вашего районного ОВД по делам несовершеннолетних. Вот, распишитесь здесь и здесь.
Севка никак не может поверить в происходящее. Детская обида перемешивается в его сознании с радостью от того, что он видит сестру.
- Вот адрес. - Она даёт ему в руки свёрнутый листок. - Приходи.
Он сидит на диване в небольшой квартире, краснея и смущаясь, пока суровый с виду, но на самом деле весёлый, Машин муж Андрей накладывает ему жареную картошку с грибами.
- Ешь давай. Налегай. Грибы, правда, из заморозки, но зато настоящие, лесные. Я ещё на прежнем месте собирал.
Андрей тоже служит в полиции.
- Собственно, он и помог мне устроиться, когда мы сюда переехали. - Говорит Маша. - Так-то я педагог-психолог. Но очень хотелось помогать именно таким, как ты.
- Маша. - Сева кладёт вилку на стол. - Помнишь, ты говорила, что будешь приезжать. Почему ни разу не приехала?
- Я приезжала, Сев. Правда, приезжала. Твоя мама не разрешила. Просила не тревожить тебя, не калечить тебе психику. Я смотрела, как ты идёшь из школы, на тренировку. Ты выглядел довольным. И я подумала, что она права.
- А я ждал. - Возразил Сева.
- Прости. Потом уехала учиться. Там познакомилась с Андреем. Когда возникла необходимость переезда, решили переезжать сюда. Хотелось быть к тебе поближе. Я ведь даже с тренером твоим разговаривала.
- Так это ты? Мама ведь ничего не знала.
Парень вспомнил, как не так давно, Николай Петрович почти выгнал его за прогулы и хамство, а потом вдруг внезапно простил. Поставил условие, что такое не повторится больше, и простил.
- Ты же у меня боец, Севка. - Маша смотрит, как он работает вилкой, как ходят под кожей желваки. - Я помню, как непросто бросать спорт. Особенно, если нравится. Тебе ведь нравится.
Парень кивает. Он тогда ничего никому не сказал, но был страшно рад, что тренер изменил решение.
- Маш, а как теперь?
- Тебе решать, братик. Можно продолжать катиться в пропасть, что ты уже потихоньку и начал делать. А можно остановиться прямо сейчас. Ещё совершенно не поздно. Ты умный и сильный, Севка. Папа бы тобой гордился.
Ему вдруг захотелось, чтобы сестра обняла его так, как обнимала в детстве. И она поняла. Села рядом и погладила по голове, а он, залившись краской, уткнулся лицом ей в волосы. Андрей вышел тихонько, чтобы не смущать их.
Они досидели допоздна, разговаривая, и перебивая друг друга. Потом пошли провожать Севу.
- Маша, можно я буду к вам приходить?
- Конечно, Сев. Мы потому и приехали. Чтобы рядом быть. Родные люди обязательно должны быть где-то рядом.
Впервые за долгие долгие годы Сева засыпал абсолютно счастливым. Сейчас рядом с ним был самый родной человек. И он знал, что теперь, наверняка, всё будет хорошо.