По утрам, приезжая в реанимацию, я торопливо шла к доктору и дотошно расспрашивала его об изменениях в состоянии ребёнка за прошедшие сутки. И хоть на приём для консультаций родителей было отведено послеобеденное время, врач, видя моё удручающее, поникшее состояние, не отказывался и не избегал меня, вкратце излагая текущий ход событий.
Особых улучшений не наблюдалось, но главное, что и ухудшений тоже не было.
Утром меня пригласили на пост к старшей медсестре, которая не поворачивая ко мне лица, объявила, что моего молока стало слишком много, и больше его принимать не будут.
Места в холодильнике было рассчитано на хранение молока только на одну ночь для всех малышей реанимации, а мое молоко не расходуется, а только накапливается, поэтому больше, пожалуйста, не привозите его сюда, вы здесь не одна, вежливо закончила она свой диалог.
Далее последовал совет складировать молоко у себя дома. Дома, так дома, подумала я, лишь бы всё не зря, лишь бы оно пригодилось сыночку.
От регулярных сцеживаний у меня на груди стали образовываться синяки, непроходящие, болезненные, стертые участки кожи шелушились и чесались, не спасали ни самые жирные кремы, ни ранозаживляющие мази.
Мысль прекратить самоистязание, и отказаться от сохранения молока, посещала меня во время каждого сцеживания. И тут еще, как специально, случился этот отказ в приеме молока в общую морозильную камеру в реанимации.
У сцеженного и замороженного грудного молока имеется свой срок хранения, примерно 3 месяца, но в реанимации медицинский персонал, говорил, что можно хранить и до 6 месяцев, и это вполне безопасно.
Ключевую роль в вопросе с молоком сыграло безмерное чувство вины перед собственным ребёнком.
Маленький, недоношенный, очень слабенький, так еще и без маминого молока, которое оказывает исцеляющее действие, и особенно необходимо деткам, у которых отсутствует иммунитет.
И я продолжала сцеживаться каждые три часа, днем и ночью. Несмотря на то, что лечащий врач, строго настрого запретил медицинским сестрам давать мое молоко во время кормления, а на мои вопросы отвечал коротко:
- Нам сейчас и так проблем хватает.
Врача я очень даже понимала: малыш был настолько уязвим и нестабилен, а я настолько "темная лошадка", что рисковать доктор не хотел, поэтому сейчас, когда с максимальной осторожностью, с оглядкой на показатели, начинали восстанавливать питание, вводя в рацион по несколько миллилитров смеси, ни о каких экспериментах с грудным молоком не могло идти и речи.
Альтернативой грудному вскармливанию была полностью расщипленная лечебная смесь.
Белковый компонент этой смеси был представлен гидролизатом белка молочной сыворотки, основной задачей которого являлось обеспечить ребенка энергией, независимо от состояния его ферментных систем. Минус этой смеси заключался с трудностями в наборе веса.
Смесь поддерживала организм, была насыщена необходимыми аминокислотами, разнообразными витаминами и минералами, но набору веса не способствовала.
В нашем случае, выбирать не приходилось, сын практически не набирал в весе, но при этом был обеспечен необходимыми элементами для поддержания жизнедеятельности организма. Именно эти элементы помогали ему в ежедневной борьбе против бактерий, вирусов, грибов, и прочих организмов.
Отсутствие или недостаточность ответа собственного иммунитета ребенка, вызывали у меня огромные сомнения в завтрашнем дне, с каждым разом усиливая панику.
Такому малышу много не надо, достаточно принесённой на одежде пылинки, и последствия не заставят себя долго ждать. Поэтому выданный мне на материнском отделении медицинский халат, я тщательно стирала, а потом отпаривала утюгом, бережно складывая в индивидуальный пакетик.
Ближе к обеду мне вручили вязаную осьминожку. Можно было выбирать: розовая или голубая. Были еще и другие расцветки, но в основном цвет соответствовал полу ребёнка.
Я держала в руках свою осьминожку голубого цвета, и раскручивала пальцами множество ее щупальцев из петелек.
Волонтеры развозят по отделениям города недоношенным малышам такие изделия, связанные крючком из ниток, неравнодушными людьми, которые хотят хоть чем-то помочь.
Малыши воспринимают осьминожку, с ее спиралевидными щупальцами, за пуповину мамы, крепко сжимая в ручке, они перестают выдёргивать зонды и системы дыхания.
Разглядывая первую в жизни своего ребёнка такую необычную игрушку, словно завороженная ее появлением, я зашла в комнату для сцеживания — молочную кухню.
Сцеживались все по расписанию кормления деток, поэтому в комнате было многолюдно. Первой попавшейся мамочке я показала свою осьминожку и спросила: - У вас есть такая? Нравится малышу?
Женщина пристально посмотрела мне в глаза, и ничего не ответив, вышла из комнаты. От ее взгляда мое лицо раскраснелось, меня бросило в жар, по спине побежали мурашки.
Я никого не знала здесь по имени, ни одной истории, о причинах нахождения здесь мам и их деток. Я принципиально обходила всех стороной, лично ни с кем не была знакома, хотя в реанимации находилась уже более трех месяцев. Некоторые лица мне были просто знакомы, потому что я видела их каждый день.
Одна из женщин, постарше меня, ставшая случайным свидетелем моего безответного вопроса, взялась прояснить ситуацию.
- У нее ребёнок не недоношенный, им эта игрушка не поможет ничем.
И женщина поведала мне историю обычной, благополучно протекающей беременности, которую вели в самой лучшей клинике города.
Заранее подыскав гинеколога и заключив договор на платные роды, она и ее муж приехали рожать своего первенца, в соответствии с ПДР. Что-то пошло не так, и вот уже асфиксия, и часть клеток головного мозга погибает, и влечёт за собой необратимые последствия.
Малыша весом 4200 кг удаётся реанимировать, после чего он попадает сюда, в реанимацию самой высокотехнологичной больницы города.
Родителям предлагали сразу отказаться от ребёнка, но этот вариант им не подошёл. И вот мама здесь, сцеживается каждые три часа в течение года, не пропуская ни одного дня. Про себя она мечтает оказаться дома, вместе со своим ребёнком, потому что от стен реанимации ее уже давно тошнит.
Боже мой, зачем я открыла свой рот, с этим дурацким вопросом. Впервые в жизни я решилась первой заговорить с кем-то здесь, и вот так облажаться. С другой стороны, откуда я могла знать об этой ситуации, мой вопрос казался настолько безобидным, что рассуждения об этичности и уместности этого вопроса незнакому человеку, выглядели нелепо.
Часто, кажущееся нам абсолютной нормой, не соответствует представлениям о нормах незнакомым нам людям, с учетом ситуации, в которой человек находится в данный момент времени.
Быть внимательным и осторожным в своих высказываниях, нужно везде и всегда, и уж тем более в отделении реанимации детской больницы, где даже самое короткое, необдуманное и безобидное слово, может глубоко ранить.
Для себя я решила, что молчание, кроме банального приветствия, это единственно верное решение для избежания неприятностей.
Продолжение следует.
Спасибо за ваш интерес, проявленный к моей истории из жизни. И отдельное спасибо за ваши лайки и терпение.
