- Макс, привет! - я отодвинул его приоткрытой дверью в сторону и вошёл в квартиру.
В темноте тусклой лампочки, торчащей на проводах при входе, тревожно засуетились по почерневшему линолеуму шустрые стайки тараканов.. Обувь можно было не снимать, чтоб не хрустеть я смотрел под ноги и ступал осторожно.
Чуть дальше по коридору, между пыльным завалом и горой тряпья, стояла метровая бутыль из-под каких-то химикатов.
Мать Макса работала на "Фармаконе" (химико-фармацевтическое производство), уже много лет бутыль была со спиртом, который не заканчивался. Я за ним собственно и пришёл, и за Максом. Рядом с бутылью лежал ковшик.
- Беликов, ты не вовремя, но проходи.- запаздывал с приглашением Макс, закрывая входную дверь.
- Что делаешь?- из вежливости поинтересовался я у него.
- Пробую создать новое вещество. Я на пороге открытия, тебе точно понравится ! - он нервно хихикнул.
Макс нетерпеливо вошёл вслед за мной в свою комнату. Там у него было почище, посередине комнаты было отмытое пятно линолеума, на столе стояла домашняя лаборатория. Макс химичил, хотя при этом имел "двойки" по всем школьным предметам и двух по разному пьющих родителей.
Неуспеваемость он компенсировал любовью к химии, в частности к фармакологии. При скорой повальной увлечённости новыми веществами, это могло стать профессией будущего. Пластмассовый мир должен был вот-вот победить растительный.
Макс хотел быть среди победителей.
Ну, например, победителей "рака", если вы о чём-то плохом сейчас подумали.
Макс был самоучкой, родители его этому не учили. Они вообще ничему его не учили и были самыми необычными родителями из всех, кто был у моих друзей. Оба почему-то хорошо относились ко мне.
Мама его в прошлом была спортсменка, выигрывала Олимпиады по гребле, потом не знаю, потом Макс и "Фармакон" с бутылью в коридоре. Вне работы она всегда смотрела телевизор лёжа в кровати. Очень любила спортивные передачи.
Папа у Макса был интеллигентный и инженер, он всё время читал. Без книги в руках я его не видел никогда. Чаще всего он сидел на кухне с разведённым спиртом. Там он много курил и читал. Вокруг него важно ползали тараканы в клубах беломорного дыма. Если папа замечал, что его нога заграждает им путь, он просто уступал дорогу, перекидывая ногу на ногу. Заползающих на страницы книг он очень аккуратно сдувал на пол, придерживая очки на переносице.
Из всех многочисленных раз, когда я заходил и не заставал Макса дома, его отец ни разу не повторился. Один и тот же ответ всегда звучал по-новому, от "Максим Игоревич не изволит быть дома" до " Ожидаем его через пару часов, обещался быть". Или даже так, грубовато как-то, " Максима нет дома."
Дом был заброшен, как и Макс.
Есть квартиры, в которых давно не было ремонта, в доме Макса никогда не было уборки, примерно со дня сдачи дома.
Как он там выжил в детстве не понятно, я с ним познакомился лет в 12. Он к тому времени уже окреп и неплохо ориентировался в завалах квартиры.
Макс очень любил своего отца, с матерью виделся редко, у него была своя комната.
- Макс, что получается-то?! - я кивнул на пробирку с мутной жидкостью.
- Опытный образец, надо ещё поработать, довести до ума, есть кое-какие идеи.
- Ты в школе то сегодня был?
- Не смог, много работы.
Макс нетерпеливо поглядывал то на меня то на колбы.
- Отвлечься не хочешь немного? Сегодня АЛИСА в СКК, у меня билеты есть.
- Не могу, надо ещё поработать.
- А родители где?
- Поздно будут. Мать во вторую смену сегодня, папа сказал, что задержится.
- Отлично, неси стопки, почитаем пока на кухне. До концерта два часа ещё есть.
Когда мы подъезжали к СКК со своей окраины, с главной артерии Парка победы к спортивному комплексу уже массово "... слетались птицы на болото, место гиблое..."
Шли беспорядочными рядами расхлистанные алисоманы, тысячи оголтелых подростков. Тысячи тех, кого так легко забирали с улиц за один только внешний вид. В дни концертов АЛИСЫ в городе даже негласно объявлялось "чрезвычайное положение".
"Зона особого внимания..."
При входе стояло оцепление из милиционеров в фуражках, всех обыскивали. Многих выдёргивали из толпы и оттаскивали в стоящие рядом автобусы, для дальнейшего препровождения в КПЗ. Критерии отбора были разные, в основном плохо держащихся на ногах. Но и за непочтительное "мент" туда же.
Из запрещённых флагов, ремней, кастетов лежали сложенные горы, как на параде победы у мавзолея. Вокруг них стояло бесчисленное количество конфискованных бутылок.
" ... Вы их называли шпаной, они вас называли - менты..."
Прорвавшись с билетами сквозь кардон заграждений, благоразумно допив мамин спирт до пункта пропуска, мы вошли в нужный сектор, лучами тысяч глаз сходящегося на сцене. Сквозь клубы дыма, курящей в нетерпении толпы, вышел Кинчев. Как будто бы сошёл со множества плакатов, развешанных по стенам наших домов.
Толпа неистово зашлась в криках и под первые же аккорды из мощных динамиков началось то, что являлось храмовой вершиной наших восторгов.
Начался концерт. Концерт, на котором ты ощущаешь единение со всей этой несметной армией таких же как ты. Всё остальное время ты один, ты не такой как все, ты обречён на непонимание и отчуждённость, но здесь ты слышишь другое "... И если кто-то думает так же, как я, мы с ним похожи точь-в-точь. Мы вместе!.."
И мы заходились в плясках, повторяя слова ".. Чё, братушки, лютые псы,
Изголодалися?
По красной кровушке на сочной траве
Истосковалися?.."
Макс разбудил меня утром, вернее я проснулся сам от холода приоткрытого окна. За окном шёл снег. Вчера ещё его не было, но Макс сказал что прошло два дня. На столе валялись опрокинутые колбы, в кармане куртки я нашёл два смятых билета в СКК. Полоски с надписью "контроль" на них чудом остались нетронутыми.
"Снег на лунном поле
Заметал следы,
Волки торопили полночь, то была их ночь.
Чертовы колеса
Нас звездами несли,
Небом кружила снежная дочь.
Чуду доверяли,
Верили беде,
Видели, как босиком по сугробам шли облака.
Луч целовали
Утренней звезде,
Да у берез в мороз просили молока.
Сладко да недолго
По душе гулять,
Липким отваром ночь опоила вещие сны.
Кровь замутила
Чертова мать,
Да отпустила петлять до весны..."