Второй сын Юрия Долгорукого и дочери хана Аепы Андрей родился ок. 1111 г. и, вероятно, ещё в отрочестве стал княжить во Владимире-на-Клязьме. Здесь он оставался до 1147 г., когда в летописи встречается упоминание об участии его вместе с братом Ростиславом в походе на Рязань. Эту задачу они успешно выполнили. Рязанский князь бежал к половцам.
С 1149 г. Андрей принимает деятельное участие в борьбе своего отца с Изяславом Мстиславичем за киевский стол. Проведя несколько лет на юге, Андрей Юрьевич прославился редким мужеством в боях и примерным отношением к воинскому и сыновнему долгу, а также как способный военачальник-тактик, осмотрительный, хладнокровный и осторожный, но вместе с тем решительный и твердый.
Уже в походе на Волынь, к Луцку, на соединение с отцом, будучи ночью из-за случившегося переполоха брошен бежавшими союзными половцами, он остался на месте до рассвета, несмотря на уговоры брата и дружины, и оказался прав. Наутро Андрей снова отличился, но уже совершенно иначе. Бросившись на вышедшего из крепости неприятеля, он далеко опередил своих. Лишь с двумя телохранителями – «детскими» княжич пробился к самым воротам Луцка, был здесь окружен, дважды ранен копьями и едва не погиб, но сумел вырваться обратно, зарубив несколько врагов. Своего израненного коня, вынесшего его из схватки, Андрей торжественно похоронил в кургане на берегу р. Стырь «комоньства его ради». Силён, благороден был тот, прежний русский язык, было в нём утраченное слово «комоньство», которое надо понимать, как конское мужество или доблесть!
В дальнейшем Андрей Юрьевич стал правой рукой отца, его главным воеводой и советником, исполнителем ответственных и опасных поручений в бесконечной войне за Киев, не переставая при этом совершать все новые подвиги. В 1151 г. в битве с Изяславом Мстиславичем под Киевом Андрей переправился во главе атакующих через р. Лыбедь, снова был там окружен и непременно погиб бы, если бы какой-то половец не схватил его коня за узду и не повернул, увлекая обратно.
Через несколько дней в сражении на р. Руте Андрей, расставив полки для боя, первым на глазах у всех врезался с копьем наперевес в ряды киевского войска, подавая пример остальным и, «переломив копье», отчаянно рубился. С него сбили шлем, его щит был весь иссечен, но князь чудом остался невредим.
Отличился Андрей и при осаде Чернигова: подавая пример остальным князьям, он приказал штурмовать крепость, что в те времена еще было редкостью. Имя его уже внушало страх врагам. Позднее он одним своим появлением под Переяславлем смирил половцев, когда они из союзников превратились в грабителей.
У Андрея Юрьевича случались и неудачи. В 1154 г., когда Долгорукий в очередной раз захватил Рязань, Андрей остался стеречь город, но однажды ночью был захвачен врасплох рязанским князем Ростиславом, вернувшимся с половцами. Почти вся дружина его погибла или была пленена, но сам он успел ускакать в Муром.
Помогая на юге отцу, пытавшемуся вернуть времена Мономаха, Андрей не разделял его стремления утвердиться в Киеве. Он отчетливо видел упадок разоренного усобицами и набегами юга Руси и первым осознал политические перспективы нового «залесского» края, где вырос и куда всем сердцем стремился вернуться.
Уже тогда Андрей Юрьевич проявил себя как самостоятельный, зрелый политик, обладающий к тому же выдающимися человеческими качествами. Он неоднократно пытался примирить отца с Изяславом, уговаривая Юрия отказаться от борьбы, не сулившей прочного успеха; настаивал на соблюдении принятых договоров, скрепленных клятвами.
После того как Юрий Владимирович весной 1155 г. в третий раз и теперь довольно прочно овладел Киевом, Андрей получил в удел Вышгород, но вскоре бросил его и таком ушел на северо-восток, захватив с собой дивной византийской работы икону Божьей Матери, ставшую позднее главной святыней Русской земли. Разрыву с отцом предшествовали мучительные для обоих споры. Юрий Долгорукий не хотел отпускать своего самого верного помощника, прекрасно понимая, насколько ослабит его уход сына. Отъезд Андрея действительно стал одной из причин последовавшего вскоре падения Долгорукого.
Вернувшись на родину, Андрей принялся продолжать дело, начатое его отцом. В первую очередь он достроил заложенный Юрием в Переяславле-Залеском храм Спаса, одарил местное духовенство, сделал богатые вклады. У Андрея появилось новое прозвище – «Боголюбский» по загородной резиденции «Боголюбову». Позднее он перенес столицу своего княжества из боярского Суздаляя во Владимир-на-Клязьме, основанный его дедом.
После смерти отца, последовавшей в мае 1157 г. Андрей Юрьевич, согласно завещанию, должен был занять его место в Киеве. Залесье же оставалось младшим сыновьям – Михаилу («Михалке») и Всеволоду. Появление Андрея на юге неизбежно повлекло бы за собой новую войну, но он отказался от своих прав на Киев не из слабости или нерешительности, а пренебрегая дряхлеющим югом ради набирающего силы северо-востока Руси.
4 июня 1157 г. собрание представителей Залесской, или «Суждальской» земли в Ростове, расторгнув договор с умершим великим князем Киевским, впервые избрало себе государя – Андрея Юрьевича. С этой даты следует вести отсчёт собственно российской истории, а Андрея Боголюбского считать первым настоящим правителем Северо-Восточной Руси – будущей России.
Андрей Боголюбский сразу же заявил о себе как твёрдый и властный хозяин. Приехавшие с юга младшие братья даже не были допущены на «земский собор» и не получили в Залесье полноценных уделов. Через несколько лет они вместе с мачехой Андрея – принцессой Еленой отправились на её родину – в Византию. Князем двигало стремление сохранить государство единым, а не расколотым на куски, и ради осуществления своих целей Андрей должен был во второй раз перешагнуть через родственные чувства. Когда же отцовы бояре попытались помешать, он выгнал и их, не желая терпеть возле себя никакой фронды, «хотя быть самовластцем всей земли Суждальской».
Вскоре был восстановлен контроль над Рязанью, а в 1160 г. князь Андрей, возможно, по просьбе рязанцев, организовал большой поход в степь, едва не закончившийся катастрофой. Конница всей Сверо-Восточной Руси, ведомая старшим сыном Изяславом, зайдя далеко за Дон, сразилась с половцами. В первой схватке враги были опрокинуты и бежали, но, судя по описаниям Никоновской летописи, они использовали прием, известный позже у казаков как «вентерь». Рассыпавшиеся по полю кочевники притворным отступлением заманили русских в урочище с характерным названием «Ржавки» (очевидно - болото) и здесь, повернув, ударили на своих преследователей «и многих избиша». Все-таки нашим удалось выстоять и на этот раз, снова обратив половцев в бегство, но домой из похода возвратилось меньшинство.
В 1164 г., едва завершив строительство во Владимире Золотых ворот (с намёком на Киев, Константинополь и Иерусалим) и освятив на их боевой площадке храм, Андрей Юрьевич поднял ополчения залесских городов и дружины вассалов в поход на волжских булгар – последний, возглавляемый им лично. Подобно отцу, этот князь в зрелом возрасте предпочитал подобные дела поручать сыновьям. Как и дед – Владимир Мономах, Андрей Боголюбский большое внимание уделял идеологическому обеспечению военных действий. Попутно скажем, что наш «первый самовластец», подобно своему великому деду, был тоже склонен к литературным трудам. Он лично причастен к появлению первых оригинальных произведений русской письменности на Северо-Востоке – цикла сказаний о чудесах иконы Владимирской Божией Матери. Кое-что в них написано им самим, или с его слов. Более того, князь, которого современники сравнивали с премудрым царём Соломоном, изображали на стенах новых белокаменных храмов, в виде царя Давида, играющего на гуслях – «псалтири», в окружении зверей (что, как предполагают, озачало будущее единение Русской земли вокруг этого мудрого царя), не боялся вступить в полемическую переписку с самим Кириллом Туровским – знаменитым проповедником и церковным писателем того славного времени. Есть основания полагать, что он состоял в переписке и с германским императором Фридрихом Барбароссой, обмениваясь с ним посольствами и дарами.
Походу, имевшему в основе вполне материальные причины – торговое соперничество, Боголюбский придал религиозную окраску, представив, как богоугодное дело – борьбу с неверными – мусульманами. Войска взяли с собой икону Богородицы Владимирской.
В решающем сражении, как повествует Лаврентьевская летопись: булгар «самех исекоша множьство, а стягы ихъ поимаша и одва в мале дружине оутече князь Болгарьскый до Великого города. Князь же Ондрей возвратися с победою (из преследования Ю.С.), видевъ поганыя Богары избиты, а свою дружину всю сдраву стояху же пеши съ с(вя)тою Б(огороди)цею на полчище подъ стягы. И приехавъ до с(вя)тое Б(огороди)цы (и до пешець), князь Андреи с Гюргемъ (Муромским Ю.С.) и со Изяславомъ и съ Ярославом (братом Ю.С.) и со всею дружиною удариша челом предъ стою Богородицей (и почаша целовати с-тою Богородицю), с радостью великою и со слезами, хвалы и песни въздающе еи. И шедше, взяша градъ ихъ славный Бряхимовъ» (ПСРЛ. Т.I вып.2. Суздальская летопись по Лаврентьевскому списку. Л. АН СССР, 1927. Стб.352-353.).
«Се же быс чудо новое святое Богородицы Володимерское», что было увековечено в очередной повести цикла, воспевающей победы русского оружия, сама победа была объявлена религиозным праздником. Совпадая с византийской традицией «изнесения древ честнаго Креста Господня», этот праздник, сопровождающийся водосвятием, ныне называемым в народе «Мокрым Спасом» или «Медовым Спасом», по первоначальной сути своей есть древнейший национальный воинский праздник России.
Поход был исключительно успешен, еще три города-крепости и торговые центры на Волге и Каме были взяты и разгромлены; захвачены большие трофеи, а главное – прекратилось насилие над русскими купцами. На некоторое время были устранены препятствия для исключительно прибыльной торговли с Востоком. Успех был, по-видимому, уже после решающей битвы, оплачен княжеской кровью. Та же летопись отмечает в апреле следующего года смерть участника похода, княжича Изяслава, но Ипатьевская (киевская) то же событие фиксирует октябрем 1164 го – вскоре по возвращении из похода, «и плакася по немъ князь Андрей отець и братъ его Мстислав».
Могущество владимирского самовластца быстро возрастало. Андрей Боголюбский подчинил своему влиянию смоленских, черниговских и полоцких князей, провозгласил себя великим князем и приступил к осуществлению своих далеко идущих замыслов. Его старшинство признал и Киев. Одновременно он украшал, перестраивал и строил новые прекрасные храмы, основывал монастыри, призвав из разных земель мастеров. Владимиру предстояло стать столицей не только залесья, но и всей Руси. Кафедральным стал Успенский «Златоверхий» собор, в котором хранилась чудотворная икона Богородицы. С этих пор владимиро-суздальское зодчество стало славиться затейливой резьбой по камню – «узорочьем». Помимо храмов сооружались и каменные оборонительные сооружения: Золотые и немного меньшие размерами Серебряные воротные башни, а также каменный замок в Богоюбове, рядом с которым появился прекрасный парадный храм Покрова пресвятой Богородицы на уст ье Нерли.
В 1168 г. на киевский престол вступил Мстислав Изяславич, князь независимой Волыни, старый враг, с которым Андрею Юрьевичу доводилось сражаться еще во времена борьбы их отцов в 50-е годы. Мстислав, в отличие от своего предшественника Ростислава Смоленского, не собирался ни в чем уступать Боголюбскому. Формальным поводом к войне послужило изгнание новгородцами ставленника Андрея Юрьевича, на место которого Мстислав посадил сына Романа. В ответ Боголюбский немедленно организовал поход на Киев коалиции одиннадцати князей во главе с сыном Мстиславом и воеводой Борисом Жидиславичем. После непродолжительной осады Киев был взят и впервые разграблен, вероятно, в отместку за отравление Юрия Долгорукого и избиение его дружины. Мстиславу Изяславичу удалось бежать. На киевский стол был посажен брат Глеб Юрьевич Переяславский.
Впервые «мать городов русских» становилась обычным вассальным держанием. Новгородская 5-я летопись отмечает 1168 г. как-бы началом новой эры: «Княженье великое Суздальское отъселе наста княземъ Андреемъ Юрьевичемъ, а столъ великии всемъ княземъ градъ Володимерь» (ПСРЛ. Т.IV. Пг., 1917. C.162.). Политический центр русских земель окончательно сместился далеко на восток. Великий князь Владимирский становился отныне реальным владыкой почти всей Руси, за исключением Галичины и Волыни, но оставался еще Новгород, где собирались жить по своей воле.
Зимой 1170 г. Мстислав Андреевич повел на север огромное войско почти всей Руси. Киевский летописец, не в состоянии определить примерную его численность писал: «и толико бысть множьство вой, яко и числа нетуть», новгородский же уверяет, что одних только князей в этом полчище было 72. Вся эта рать, как саранча разорила весь юг Новгородчины и окрестности города. Новгородцы же с Романом успешно отбивались, выходя на вылазки. В ходе одной из них Мстислав, как когда-то отец его, у городских ворот заколол копьем несколько человек.
На четвертый день битвы под Новгородом случилось необъяснимое, войско, ведомое волынским княжичем и посадником Якуном одолело. Новгородцы энергично преследовали «низовские полки», захватывая тысячи пленных. Побежденные разбегались по разоренной земле, страдая от голода и конского падежа. Киевский летописец объясняет это начавшейся накануне в войске эпидемией («Бысть же моръ великъ в конехъ и въ полкох»). Новгородский же – чудом. Не ожидая ниоткуда помощи, новгородцы всю надежду возложили на Бога, ночами непрестанно молясь по всем храмам. В третью ночь осады и молитвенного бдения архиепископ Иоанн услышал голос, призывающий его взять из церкви Спаса на Ильине улице икону Богородицы (образ, ныне, в память о случившимся, именуемый «Знамение») и выставить ее на крепостной стене «…противу супостатомъ, и абие узриши спасение граду». Утром икону установили «на острогъ», здесь она, под обстрелом замироточила, и от стрел повернулась ликом к городу, а войска противника смешались и начали рубить друг друга, чем и воспользовались новгородцы.
Победа, впрочем, новгородцам не помогла, князь Роман, по смерти отца, вскоре оставил их, а великий князь применил против них прием, использовавшийся уже Юрием Долгоруким, перекрыв подвоз «низовского» хлеба. В результате этой не сложной меры вольнолюбивый город вскоре оказался в его подчинении.
В 1172 г. зимой состоялся новый поход на булгар. Усилившаяся боярская оппозиция сделала все, чтобы сорвать планы князя и тем ослабить его власть. Большая часть «копий» боярского ополчения не присоединилась к двору великого князя. Ростовский тысяцкий Борис Жидиславич так и не принял участия в походе, хотя Мстислав Андреевич с рязанцами и муромцами две недели ждал его в Городце и вынужден был выступить с явно недостаточными силами. В результате поход превратился в набег и чуть было не закончился плачевно. Взяв один городок и разорив несколько селений, владимирцы должны были спешно уходить от большого булгарского войска.
После того как в Киеве умер (предположительно отравлен) Глеб Юрьевич, великий князь приказал занять его место Роману Ростиславичу Смоленскому, а затем потребовал от него и братьев разыскать и выдать киевлян – отравителей. Когда же те отказались, он приказал Ростиславичам покинуть Киев. Не все братья этому подчинились. Храбрейший из них Мстислав вызвал самовластца всея Руси «на суд Божий» и засел в Вышгороде, но Андрей Юрьевич даже не снизошел до того, чтобы лично возглавить войска новой коалиции.
Огромную рать повели юный сын Юрий (будущий муж грузинской царицы Тамары) и все тот же Борис Жидиславич. Это было роковой ошибкой Боголюбского. Старшие сыновья, верные исполнители отцовской воли и, вероятно, способные военачальники, безвременно умерли. Войском, фактически безраздельно, руководил глава недовольных бояр. Неудивительно, что на этот раз гигантское предприятие закончилось крахом. Длительная пассивная осада постепенно деморализовывала силы коалиции. Не получив достойного вождя, 50-тысячное полчище бесславно бежало из-под Вышгорода, охваченное беспричинной паникой.
Теперь великий князь остался практически один на один с боярами-заговорщиками и вскоре погиб, в ночь на 29 июня 1174 г. в своем замке, преданный ближними слугами-«дворанами» и женой, унесшей княжеский меч. Но и в последние свои минуты князь оставался воином – безоружный, он крушил кости нападавшим дубовой скамьей.
На страницах летописей навсегда запечатлелся образ благородного рыцаря и мудрого стратега, выдающегося военачальника и просвященного правителя, далеко опередившего свое время, которому русская культура и русская государственность обязаны столь многим.