Всегда готов выпить,
но иногда не хочу,
а иногда не с кем!
Звоню Пису, спрашиваю: жив ли ты?!
Пис не пьёт, совсем. Даже на Новый год ни-ни. Крайний раз на Красный Октябрь, но, видимо, не очень получилось. И как отрезало, а может быть, другое что – не колется. По пятницам мне больше не звонит, не тревожит. В другие дни тоже. А чего звонить, коли, не пьян. Коли не пьян: чего свою трезвость напоказ выказывать. Вот и не звонит. Бросил, представляете, даже на Новый год бросил: толи, пенсионных денег нет, толи хохлуха Оксана Миколавна сглазила.
Хохлуха, Оксана Миколавна – как говорит Пис, красноречиво маша руками – руководитель с дивными частями тела вот такого махонького отдела снабжения всего Морфлота Советского Союза нынешней России от Аляски до Калининграда. Так сказать, руководитель западЭнского мира по сжиганию православных душ в топке незакрытых нарядов на провизию и просроченных путёвок на его доставку от прославленного Северного Архангельского пароходства – перекрестилась и в ехидной улыбке пожелала хорошего настроения новоиспечённому пенсионеру. И хорошее настроение пенсионеру сразу и замаячило вблизи открытых мест по проталинам в половодье на Северной Двине без капли спиртного.
А как получилось. Пис же резкий малый, утром ранёхонько встал и, ни с того ни с сего, прекратил все трудовые отношения от Аляски до Калининграда, о чём в своей маляве на имя генерального директора и заявил: «по случаю столетия Беловежской пущи прошу не препятствовать моему ухожу в покои Горковского заказника корабельных сосен от Петра Великого, вблизи городского поселения неприкаянных душ деревни Осяткино», а к обеду уже был освобождён от всех грехов трудовой юности с вещами на выход. В пароходстве архангельского порта, конечно, ужаснулись от его внезапной любви к родине предков, но виду не подали – пенсионер, что хочет, то и вытворяет в соответствии с ТК РФ, и замечания не скажи лучшему дайнабойщику колдобин в окрестностях славного города Архангельска. Считай, по всей стране снабжение прервал, а ему хоть бы хны, пенсионер, имеет право и так. Ну и что, что всё на нём держалось, на его упрямом «козлике-от-Кутюр» Волжского автозавода, без которого и мощные ледоколы с места не сдвигались, и Северная Двина ледоход не начинала. Это уже в прошлом – заявление написал, страницу перевернул…
Ушёл с работы, и пить перестал, во как бывает. Когда я внезапно бросил пить, продолжал Пис, от меня как от прокаженного сразу же отвернулся весь мир, отвернулись все: и родные, и близкие, друзья и знакомые, жена и дети, без телячьих объяснений: кто прав, кто виноват. Понятно, что я виноват. Остался гол как сокол, один на один с дачей, в лютые морозы Севера, на пенсии, в канун Рождественских колядок…
Вот такую тираду полковника в отставке пропел мне Пис на мой вопрос: жив ли ты.
Вопрос вроде бы праздный, риторический, не требующий расширенного ответа в нирванных подробностях: «жив» и всё, мне хватит, я бы и трубку положил, было бы достаточно для моего неуёмного любопытства. А он интриги наплёл столько, что теперь уж лучше за роуминг втридорога платить, чем оставаться в неведении Писовских «новогодних натюрмортов с аленькой в испарине вишенкой на торте».
Получил отставку даже от тех, от кого и не ожидал, все покинули, все забыли. Не пью-то всего месяц, а такие перемены в бытие. Зарок дал в сентябре, что до Нового года ни-ни, а повезёт, и дальше не буду. Только спорт, баня, волейбол, хождение с палками и на лыжах и неуёмная тяга к прекрасному: выставки, театры, музеи. Так и было.
А тут Ваня из Осяткино, но из Барнаула звонит и говорит, что, мол, от жены сбежал, оставил в петербургских красотах купаться, а сам ко мне до бани нацелился. Твоя баня, говорит, желаннее всяких духовных и мирских красот, встречай, я уже в Таллагах приземлился…
Ему, видимо, ещё не донесли, что я отставленный прокажённый, и что со мной неприлично не то, что встречаться, а и общаться вслух на равных, даже по телефону грешно, не то что в бане. Сообщаю ему прямо в лоб, без подготовки своего гнусного экспромта суеверия в чистоте переселения душ, что, мол, я веду ЗОЖ без конкретных обязательств и толерантных посягательств на ниву некоторых меньшинств женского пола от сохи. Ваня ничего не понял из объяснений моей светской жизни, сразу же как-то сник в своей безвольности настоять на неизбежном лабиринте праздных событий, насупился в стесненных обстоятельствах столичного жития, разобиделся, но попыток наставить меня на более здоровый образ жизни, не предпринял, заявив, что и без тебя, драный-Пис, обойдусь.
Я этим так сконфузился, что Ваню из Барнаула его же безвольностью обидел, что как-то не по себе стало и я сбезвольничал и изменил своим упомянутым принципам ЗОЖ. Мои проявления безвольности начались с выступления Президента, прямо с боем Курантов, возвестившим начало новой новогодней жизни в Петропавловске-Камчатском…
Когда дело дошло до Архангельских новогодних вершин, мне они уже не покорились и даже не открылись вкусом шампанских вин, искрящей красотой бенгальских огней и канонадой фейерверков, озарявших мой безмятежный сон. Назавтра воля, накопившаяся за столько недель, с радостью уместилась в эмалированное ведро, чуть-чуть не переполнив его сверх края.
И я теперь понял, что своеволие лучше твоеволия, направленного не на ЗОЖ, а на ЖЗЛ, коим сам и являюсь. Короче, в баню ко мне приезжай, в случае чего, я в завязке. А Ваня так и не понял моей прекрасной жизни вдали природных аномалий и критических зон открытых мест по проталинам на Северной Двине в половодье, вблизи заблудившихся душ некоторых меньшинств женского пола, как раз наискосок по дороге к Осяткину на Пинегу…
26.01.24 14:51, Москва